Роберт ждёт, я все молчу.
— Ладно, давай собирайся, поедем в гостиницу, — говорит он и встаёт.
— Нет, я не хочу возвращаться, — неожиданно прихожу в себя, вспоминаю, из-за чего я это все затеяла. Встаю.
Говорить то, что собираюсь сказать, смотря на него, очень трудно: его волосы необычно зачёсаны назад, вместо белой рубашки обычная майка, на лице отросшая щетина, как будто, правда, переживал за меня… И вообще, он выглядит сейчас обычным человеком. Не миллиардером, который покупает женщин.
Говорю ему:
— Я хочу остаться здесь, я больше тебе не принадлежу.
Роберт подходит близко, теперь я смотрю на него снизу вверх, а он спрашивает:
— Почему? — и я слышу в его голосе нежность, мне становится грустно, появляются слёзы.
— Просто не хочу, не могу…, — говорю тихо и неуверенно.
Роберт стоит, не шевелится. Затем протягивает ладони к моему лицу, убирает мои слёзы, гладит по волосам и щеке.
— Ты мне нужна, — произносит уверенно.
Слёзы перестают течь, зато колени трясутся от чего-то, смотрю на него и жду объяснений, а он меня целует вместо этого. Но я быстро отстраняюсь: не хочу терять контроль и снова падать в пучину страсти, это только ещё больше все запутает.
— Не надо, Роберт, я не хочу больше быть пленницей, хочу быть свободной.
— Ты не будешь моей пленницей.
— А кем я буду? — спрашиваю с вызовом.
Тяжело вздыхает и опускает взгляд вниз, затем резко прижимает к себе, смотрит в глаза, произносит одними губами (как будто хочет, чтобы услышала только я):
— Я не умею любить, но тебя попытаюсь.
Понятия не имею, что это значит, но вижу по Роберту, что ему стоило больших усилий это произнести. Была бы я одна, мне было бы этого достаточно. Но я больше не одна.
Пытаюсь ослабить его хватку.
— Нет, Роберт, отпусти. Я нужна тебе как игрушка, и ты хочешь ещё поиграть, а я не хочу.
Снова целует, да так, что этот поцелуй прервать невозможно: слишком сладкий вкус его губ, слишком нежные прикосновения его языка. При этом напористо и сильно, как обычно, живот сводит судорогой. Его рука скользит ниже под сорочку, он прерывает поцелуй, шепчет мне:
— Не обманывай себя, ты же тоже этого хочешь.
Тяжело дышу, восстанавливаю дыхание, отхожу от него подальше:
— Вот видишь, даже сейчас ты не оставляешь мне выбора, снова за меня решаешь, чего я хочу.
— Не понимаю, что с тобой такое? Чем я тебя обидел? — подходит ко мне, теперь почти кричит.
Тяжело дышит, успокаивается и продолжает:
— Ладно? Хочешь, чтобы я сказал словами? — подходит вплотную и смотрит как зверь. Я упираюсь в стенку, отступать некуда, а Роберт ставит руку надо мной, наклоняется:
— Неужели сама не видишь, как я к тебе отношусь? Да я же одержим тобой. Это ты вертишь мной как хочешь и сводишь меня с ума! Потому что я места себя не находит, пока искал тебя, потому что я не могу о тебе не думать. Из всех женщин только тебя одну хочу.
Снова тяжело дышит, переводит дыхание и продолжает:
— Я тебя люблю. Я все для тебя сделаю, только вернись ко мне.
Я от этих слов почти падаю и съезжаю по стенке. А он ловит меня и снова начинает целовать, нежно и медленно.
Все, как во сне. Раздевает, стягивает с меня мокрые трусики, относит на кровать. Ложится сверху. И снова целует, целует, засыпает тысячами поцелуев. Как будто хочет наверстать все те дни, что мы не виделись. И когда я уже думаю, что он никогда не перейдёт к делу, Роберт ложится на меня и входит в мое лоно, изнывающее от избытка смазки.
Утопаю и растворяюсь в этих родных ощущениях. Как же я скучала, оказывается, по нашей близости.
Роберт двигается и шепчет мне:
— Моя маленькая любимая девочка.
Нет, я совсем не верю в реальность происходящего. Разве Роберт, которого я знаю, может такое говорить? Закрываю глаза от удовольствия. Я чувствую его в себе, но мне все равно кажется, что все происходит во сне.
А он продолжает шептать «любимая девочка». Все громче и громче. Мне кажется, я только от этих слов и кончаю.
Все кругом замолкает, я открываю глаза и вижу, как Роберт на меня смотрит. Может быть, только в этот момент и понимаю: он ведь, правда, меня любит. Смотрит с восхищением.
— Люблю смотреть, как ты кончаешь, — говорит и снова начинает двигаться.
Когда он останавливается и тяжело дышит, мы долго так лежим, не расцепляясь. На моей узкой кровати все равно нельзя лечь рядом. Голова Роберта у меня на животе. Я глажу его волосы. Мне так хорошо.
Но самый главный вопрос для меня так и не решился. Говорю ему:
— Ты сейчас кончил в меня.
Поднимает голову, смотрит, я смотрю в сторону, иначе у меня так и не получится сказать.
— И что? — поторапливает меня своим вопросом.
— А что, если я не пила таблетки эти две недели, что ты сделаешь?
— Ничего не сделаю, — отвечает.
Он не понимает, на что я намекаю.
— А если я забеременею? — спрашиваю чисто гипотетически, как будто я не беременна. Сама поражаюсь своей трусости.
— Тогда будешь рожать, — говорит просто.
Я приподнимаюсь на кровати, и он тоже. Первый встаёт и начинает одеваться.
— Ты в этом уверен? — спрашиваю я.
— К чему такие вопросы?
— Ты не отправишь меня на аборт? — продолжаю настаивать я.
Смотрит на меня внимательно, о чем-то соображает.
Я не выдерживаю, продолжаю:
— Ты говорил, что я пойду на аборт…
— Не пойдёшь, — перебивает меня, затем подходит, спрашивает:
— Алиса, ты беременна? — садится напротив меня на колени, уже полностью одетый, а я все ещё голая на кровати.
— Да, беременна, — наконец, произношу вслух.
Минуту молчит и просто смотрит.
Я начинаю переживать, снова дрожь по телу.
Затем Роберт наклоняется, обнимает меня, гладит по волосам, слышу, как бьется его сердце, мне становится тепло.
— И ты поэтому сбежала? Думала, что я отправлю тебя на аборт? Глупенькая маленькая девочка, — говорит и почти смеётся.
— Мне не смешно, — отвечаю я обиженно.
— Ты родишь моего ребёнка.
Теперь я отстраняюсь. Возмущаюсь:
— Что значит «твоего»?
Роберт снова прижимает к себе, улыбаясь:
— Прости, конечно, «нашего». Любимая.