- Мой любимец. Пуглив только очень. Сердце мягкое, чувствительное. Чуть обидишь, плачет, как человек... - Он заметил, что Васиф рассматривает большие кабинетные часы в углу комнаты. - Нравятся тебе? Красивые часы, правда? Я их сам очень люблю. Ни на что не променяю. Они ростом выше меня. Знаешь, до революции эти часы принадлежали одному купцу, богачу бакинскому. Потом они переходили из рук в руки. Назиле они достались во время войны; по ее словам, за них уплачена уйма денег. Верю.
- Значит, часы приданое Назили, они принадлежат ей?
Балахан хитро улыбнулся.
- А Назиля принадлежит кому? Мне. - Он хлопнул Васифа по колену. - Да что мы сидим при закрытых дверях? На балконе прохладней.
С балкона, увитого хмелем, он показал Васифу гараж.
- "Волга". Зеленого цвета. Одна из первых в Баку. Говорят, ученые находят зеленый цвет полезным для... м-м-м-м... эмоционального равновесия.
Где-то в тяжелой от выпитого голове Васифа всплыла оброненная Балаханом фраза о том, сколько пришлось ему, бедняге, пережить. Или он что-то не так понял там, за столом. А-а-а, черт с ним! Просто интересно, все ли инженеры сейчас так живут?
Балахан, заглянув в лицо задумавшегося гостя, усмехнулся.
- Только, ради аллаха, не подумай, что я по пьянке расхвастался перед тобой! Смотри, мол, как живу широко. Не-е-ет. Я просто верю, что ты, как и раньше, друг мне. Что перед тобой я могу раскрыться. Я, знаешь, терпеть не могу неудачников, тех, кого легко скручивает и треплет жизнь. Тех, кто больше ноет и выклянчивает себе льгот вместо того, чтобы работать... Я не из таких! Все, что ты видишь, все здесь заработано вот этими руками! - Он выставил перед Васифом свои сильные, крупные ладони. - Вот этими руками! Сам! Помнишь, как сказал Саади? "Что найдет в пещере лев, орлу, как ни летай, не достать... Кто ждет добычи, сидя дома, тот превратится в паука..." Хорошо, верно?
Теперь его красивые, чуть навыкате глаза сверкали совсем рядом, и Васиф чувствовал на лице горячее дыхание собеседника.
- Каждый получает кусок по своему достоинству! Ну конечно, в зависимости от умения. Что делать? Разница в материальном благосостоянии еще есть. И долго будет.
С трудом вникая в смысл слов, Васиф все глубже откидывался в кресло. Перед глазами расплывались, увеличивались, таяли в ленивом колыханье золотые плавники рыб.
- Да, да, конечно, - устало кивнул он, - ты прав. Все зависит от счастья. Кто знает, не случись со мной этого несчастья, может, и я сейчас... завел бы рыб... попугая... Ты прав.
Балахан оглянулся на дверь, приник жарким ртом к его уху.
- Слушай, а тебе не удалось узнать, кто тогда анонимку состряпал на тебя, а?
Плавники замерли, и как-то неестественно громко начали отбивать секунды бронзовые часы. Васиф закрыл глаза.
- Нет. Не узнал. А что узнавать? Сделал кто-то из наших.
Балахан нервно прошелся по ковру.
- Даже думать спокойно не могу об этом! Не могу, понимаешь? Какая подлость! Если человек делит с тобой хлеб, соль, - значит, должен...
- Да, да... Только никто никому ничего не должен.
- Черт подери, я даже представить себе не могу такого. Худшей мерзости, по-моему, не сыскать!
- Спасибо, бэбэ. - Васиф выпрямился. Мысли вдруг стали ясные, и только в висках ломило, стучало. - Спасибо. Я много об этом передумал там. Я тоже не сразу поверил. Что ж... Значит, бывает и такое.
Балахан снова сел напротив, коснулся рукой колена друга:
- Забудь. Все обошлось. Ты еще возьмешь свое.
- Такое из памяти не выкинешь, - просто сказал Васиф и поднялся. - Мне, кажется, пора.
Балахан оглядел друга, поскреб затылок. Привычка эта сохранилась со школьных лет. Помнится, однажды учитель, выжидая, пока Балахан вспомнит формулу площади круга, потерял терпение: "Не ищешь ли ты там, в затылке, ответа на вопрос?"
- А ну пошли, Васиф! - Он подвел гостя к шифоньеру в соседней комнате, распахнул дверцы. - Выбирай!
В строгом порядке висели дорогие костюмы, темный, вечерний, светлый спортивного покроя, чесучовые пиджаки и модные в клетку сорочки.
- Выбирай. Любой, какой нравится.
- Спасибо. Не надо. У нас разный рост с тобой.
- Ничего. Ерунда. Временно. Пока не справим тебе другой.
- Да ну... Смешно же будет. Ты вон какой живот отрастил! А мой к спине присох. Не подойдет.
Балахан пожал плечами, захлопнул дверцы.
- Ладно. Сообразим что-нибудь.
В дверь заглянула Назиля в длинном блестящем халате.
- Где вы? Я уже постелила обоим. Надеюсь, гость простит меня. Поздно. Я ждала, ждала... Чай заварила свежий.
- Иди ложись. Мы сами тут, - Балахан махнул рукой.
Назиля ушла. Слышно было, как она, смеясь, выговаривает что-то джейрану.
- А теперь давай выпьем с тобой по рюмке. - Он достал из низкого буфета маленькую пузатую бутылку с полуголой, рыжеволосой женщиной на этикетке.
- Да нет. Я, пожалуй, пойду... А пить... Не обижайся, друг, не могу. У меня же гастрит.
- Какой "пойду", куда "пойду"? И не думай! - Балахан замахал руками. Гастрит... Гастрит... От одной рюмки под настроение ничего не случится. Попробуй отказаться. За мое здоровье! Ну?
Васиф взял рюмку.
- Будь здоров, дорогой! И... спасибо тебе. За встречу.
- Нет, - Балахан упрямо отвел свою рюмку. - Нет! За встречу мы уже пили. Выпьем за заведующего отделом эксплуатации Министерства нефтяной промышленности Балахана Садыхзаде.
- Как? Шутишь ты, что ли?
Балахан так громко рассмеялся, что в кабинете испуганно залопотал попугай.
- Какие уж тут шутки? - Он с неожиданно трезвой серьезностью чокнулся с Васифом. - Да, представь себе, это я, Балахан, твой двоюродный брат. И помни всегда! Был я твоим бэбэ и останусь. Нет такой вещи, которой я бы для тебя не сделал, Васиф.
- Спасибо. Я рад за вас, товарищ начальник.
Васиф даже каблуками по-военному пристукнул и, подтянув стул, почти силой усадил Балахана. И только потом поднес ему рюмку коньяка.