Его руки совсем сдавили мою шею. Первым моим порывом было всё же послать его, но я немного остыла, и, передёрнув плечами, освобождаясь от его рук, села в машину, сложив руки на груди, демонстративно не глядя на него.
Хлопает дверца, потом он занимает место за рулём.
— А говорила бревно, — хмыкает он, выжимая газ, и машина несётся на выезд. — Адрес говори!
Я сквозь зубы называю улицу и дом. Больше мы не разговариваем. До самого дома. Только когда тормозит у подъезда, он ловко блокирует двери, чтобы я не смоталась.
— Телефон свой дай! — протягивает руку.
— Зачем? — упрямлюсь.
Он, молча, ждёт. И мне ничего не остаётся, как достать мобильный из сумки, и протянуть ему. Он набирает там какой-то номер, протягивает мне. В записной книжке теперь новый контакт.
— Слушай сюда, красивая Юля, — чеканит он слова, — это мой номер телефона. Если вдруг объявится твой муженёк, спешно набираешь мне! Поняла? — и за затылок больно хватает, притягивает к себе, пристально в глаза смотрит. — Если узнаю, что он был, а ты меня продинамила, на куски порву! — рычит прямо в губы, и я поджимаю свои. — Поняла? Отвечай!
— Поняла, — лепечу, под таким взглядом даже голос пропадает.
— А если узнаю, что трахаешься с ним, или ещё с кем-то рвать буду долго и с оттяжкой! Это поняла? — и рукой давит, сжимая до боли шею.
— Поняла, — теперь уже стону, потому что нестерпимо ранят его пальцы.
Потом рука перемещается на горло, поднимается выше, уже не больно, но чувствительно. Глаза чётко следят за моей реакцией. Я сглатываю, когда он почти нежно проводит по контуру губ, и давит на щёки, раскрывая мой рот. Напряжённо жду дальнейших действий, но их нет, только тяжёлый взгляд серых, невыносимо холодных глаз. Щёлкает блокировка.
— Иди, — отпускает меня, и я тут же отшатываюсь и вылетаю из машины. Ни разу не оборачиваюсь. Только уже в квартире, подхожу к окну тёмной кухни, что выходит во двор, и смотрю на улицу, но его уже нет.
11
Через два дня Андрейка с классом уехал на экскурсию в столицу. Я, проводив их, иду с вокзала до остановки, кутаясь в тонкую ветровку. Хоть и надела под низ водолазку и толстовку, всё равно налетающий ветер пробирает до костей. Ещё и шапку не надела, потому что ну какая шапка, блин, в ветровке. Волосы, собранные в хвост, мечутся под потоками ветра, то и дело норовят в лицо залезть.
Настроение хреновое.
Печально расставаться с сыном. Хоть и на неделю, но всё же. Он моя отдушина, только с ним я себя чувствую целой. Даже чуть слезу не пустила, но видя укоризненный взгляд, классной Андрея, собралась и выстояла прощание возле поезда с натянутой улыбкой.
Долго смотрела в удаляющие вагоны, и на душе так стало одиноко, хоть вой. Нашла любимую радиостанцию, заткнула уши наушниками и побрела в пустой дом. На кухне ещё остался прощальный праздничный обед, который я приготовила сыну. Мясо по-французски, салат оливье, и тирамису. Всё, что так любит мой сын. Наелись с ним до отвала и отправились на вокзал.
Юра так и не объявился. Я даже звонила его родителям, аккуратно расспросила про него, по ответам поняла, что он не появлялся. Потом всех друзей, прошерстила. Как сквозь землю провалился. Молодец муженёк, натворил дел и бросил жену расхлёбывать.
Бандитский номер тоже молчал, с той ночи. И от этого было и радостно, и в то же время, тревожно. Не понятно, что затевал Ямал. Совершенно очевидно, что он заявил свои права на меня, своими ультиматумами, и совершенно понятно, что я под его покровительством. Тогда почему его не видно и не слышно уже два дня. И что будет со мной, если с ним что-то случится? Бандитская жизнь она такая, непредсказуемая, сегодня ты жив, а завтра нет.
Вообще я не очень понимала, зачем я ему нужна. Красотой не пленяю с первого взгляда. Довольно таки пассивно повела себя в постели. Прелести мои среднестатистические, ну может грудь, немного выбивается из статистики, да только этим сейчас ни кого не удивишь. Наверняка у него в запасе есть и моложе и красивее меня. Характер же опять вспыльчивый, могу и по роже дать, и послать куда подальше, но это скорее мне в минус, потому что, с таким как Ямал, надо быть сдержаннее.
Но это, же не про меня!
Думать о том, что он вступился за меня, и выложил миллион, за то, что я заплатила за него в автобусе, тоже бред. Всё это оставалось для меня загадкой, да я особо и не ломала голову, больше переживая по поводу местонахождения Юры, да Андрея пасла, названивая ему по десять раз на дню. Тревога не отпускала. После случая со Шмелём, казалось, что любой более мене здоровый мужик представляет угрозу. Сын немного оторопел от такой опеки. Он давно привык к самостоятельности, а тут я два дня подряд, пока выходные встречаю его после школы, и с тренировок.
Я уже почти дошла до остановки, осталось пешеходный переход перейти, горит зелёный, и я делаю шаг, и тут дорогу мне преграждает черная спортивная машина. Причем нахально, я в сторону, чтобы обойти и она. Народ что переходит со мной дорогу, тоже в недоумении наблюдают за тонированной иномаркой. Я, наконец, замираю, вытаскиваю наушники.
— Какого хрена происходит? — рассерженно бормочу.
Дверца машины открывается, как раз напротив меня, с водительского сидения выглядывает Ямал.
— Садись, — командует он.
12
Я оторопело таращусь на него.
— Давай резче, уже зелёный, — гаркает он.
Я поджимаю губы, и сажусь в машину.
— Пристегнись!
Заботится, блин. Я тянусь к ремню безопасности, пристёгиваюсь. Здесь тепло и пахнет кожей.
Народ вокруг наверняка повеселился. Как меня ловко снял мужик, прямо на пешеходном переходе. Машина тут же срывается с места, набирает высокую скорость, просто летит по дороге, но если не смотреть на мелькание домов за окном, то совсем не чувствуется скорость. Я перевожу взгляд на Ямала. Он подстригся, срезав свои вьющиеся вихры. Теперь на голове короткая модная стрижка. Новая, или другая кожаная куртка, та которую он мне отдал, лежит у меня дома, вместе с его футболкой. Синие джинсы, тяжёлые ботинки. Под закатанными рукавами куртки на запястьях видны орнаменты татуировок, в вырезе ворота футболки тоже темный рисунок. Крупные длинные пальцы уверенно держат руль. Он такой большой, вообще удивительно как в эту машину поместился, но смотрится в ней гармонично.
— Соскучилась, смотрю, — хмыкает он, и тормозит на очередном светофоре. Насмешливо глаза скашивает в мою сторону.
Я тут же отворачиваюсь.
— Куда мы едем? — спрашиваю, чтобы сменить тему.
— Увидишь, — отвечает и что-то достаёт из внутреннего кармана, протягивает мне. Снова давит на газ, и машина набирает скорость.
Я беру маленький бумажный свёрток, сделанный из обрывка белой офисной бумаги, разворачиваю его. На ладонь падает тонкая золотая цепочка, с маленьким крестиком. Я тут же хватаю себя за шею, веду рукой, и понимаю, что даже не заметила потери.
— В твоём шмотье нашёл. Случайно заметил, — поясняет Ямал, — была порвана, починил.
— Сам же порвал, сам и починил, — огрызаюсь я, и надеваю цепочку.
Как всегда оставляет без ответа мою шпильку. Это пока. Видимо ещё не успела достать его.
— Слушай, как тебя зовут? — спрашиваю я. — Или мне продолжать тебя так называть, Ямал? Как ледокол. У меня дядька на таком ходил двадцать лет.
— Кир, — просто отвечает, на всю мою тираду.
— Кир, как Булычев? — переспрашиваю.
Удивлена редким именем.
— Нет, — заворачивает к большому торговому центру, и паркуется, — как Кир Дулли, американский актер, отец фанат.
Я смотрю на него с интересом. После этой информации он словно очеловечивается. Он теперь не просто Ямал, бандит, и плохой человек. У него есть имя, и есть отец.
— Интересно, никогда не слышала, — тяну я, — а почему Ямал?