— Через два часа.
— Паху наберу, пусть заедет за тобой, — и отключается.
И вроде ничего приятного не сказал, а губы в улыбке растягиваются. Остался, позаботился о сыне, ещё и врача вызвал. И этот поступок перечёркивает всё ту грубость по отношению ко мне. Я так ему благодарна, что он не бросил меня в беде. Как странно, но тот, кто казалось, априори должен делать зло, оказывается отзывчивым, к по сути, посторонним проблемам.
* * *
Смену я дорабатываю спокойно, но в конце не трачу время на переодевание, подхватываю свои вещи и спешу на выход. Паша уже на месте, и я быстро прыгаю в машину, коротко с ним здороваюсь, и мы мчим, по ночным улицам. Сегодня не то настроение, и я молчу, отвернувшись к окну.
— Слышь, Юль, я Иришку на свидание, позвал, а она упрямится. Пойдёмте с нами? — вдруг изрекает Паша.
— Кто? Я и Ямал? — удивлённо поворачиваю голову.
— Ну да! — подтверждает он.
— Паш, а ты в курсе, какие у нас отношения? — фыркаю я. — Они не предполагают романтики, сугубо секс! Так что навряд ли, мы куда-то пойдём, если там не будет койки!
— А ты кремень! — присвистывает мужчина.
— Я просто не обольщаюсь, — отворачиваюсь к окну.
Или обольщаюсь, но даже себе в этом не признаюсь.
— Ладно, разберёмся! — усмехается Паша. — Но если Ямал позовёт, то ты согласишься?
— Паш, Ямал не спрашивает, он приказывает, и тут нет права выбора, и мне деваться будет некуда.
На этом тему закрыли. Машина подъехала к самому подъезду, и я, попрощавшись, побежала домой.
Влетела на третий этаж, судорожно сжимая ключи, накинулась на замок, но дверь тут же открылась. На пороге стоял Кир.
Опять эта белая рубашка, распахнутая на груди, и закатанные рукава. Вся мощь напоказ. Узкие синие брюки, туфли. Я даже немного зависла, оглядывая его фигуру, понимая, блин, что соскучилась, но потом одёрнула себя, и промчалась мимо него, раздеваясь и разуваясь на ходу. Кинулась в комнату к сыну.
28
— Как он? — шепнула, оглядываясь назад, и садясь на колени рядом с кроватью, и целуя горячий лоб Андрея.
— Норм, всё, — ответил Кир.
Он не шептал, но говорил тихо. Только сейчас обратила внимание, как пристально он смотрит, словно глазами пожирает.
— Температура пошла на снижение. Док его димедролом кольнул, так что и поспит, и полечится.
— Димедролом? — взволновалась я, и привстала, разглядывая умиротворенное лицо сына.
— Спокойно, красивая, димедрол, это не только колёса, но и противовоспалительный препарат, это я тебе как бывший спортсмен говорю.
Я вздохнула, и встала. Прошла мимо него, почти касаясь грудью. Горький аромат тут же защекотал мои ноздри. Он словно триггер, спусковой крючок для меня, всё самое прочное тут же в памяти всплывает.
На кухне накурено, и на столе стоит чашка с недопитым кофе.
— Ты спортсмен? — задала уже там вопрос, рассеянно ища глазами зажигалку, чтобы поджечь газ, и заварить кофе.
— Да, дзюдо занимался, — слышу его ответ, и тут понимаю, что на плечи навалилась вся усталость и напряжение ночи.
Я потёрла лицо и, опершись руками о стол, совсем внезапно для себя заплакала. Тихо, подрагивая плечами, роняя крупные капли на стол. Так стало легко, от того что с Андреем всё в порядке, я словно камень сбросила, который тащила на себе все это время. И вместе с этим стало так паршиво, что я себя настолько изматываю, что сил просто не остаётся. А остаётся просто плакать.
— Слушай, ну чего ты сырость разводишь? — заворчал Кир, и подошёл вплотную, прижал к себе, развернул, заглядывая в глаза. — Все же нормально!
Не знаю, показалось ли мне, но на мгновение уловила в холоде серых глаз, беспокойство.
Бред конечно. Все равно ему. Но…
— Просто переволновалась, — пытаюсь отвернуться.
— Куда собралась-то? — усмехается он, моим попыткам оттолкнуть его.
Фиксирует подбородок, и в губы солёные от слёз впивается, и кажется с особым удовольствием, их сцеловывает, слизывает.
Жадно, алчно, словно тоже скучал, и не может больше терпеть, желая, как можно скорее поглотить, завладеть вожделенной плотью.
Я тут же задыхаюсь, и дрожу, и мне кажется, что эта дрожь ему передаётся. Все мои чувства напоказ. Не могу скрывать, что скучала, по вкусу его, аромату. Подаюсь навстречу, впечатываясь в его тело. Сжимаю пальцами ворот рубашки, притягиваю ближе. Он рычит в мои губы, словно больной зверь, вжимает бёдрами в столешницу, и нетерпеливо юбку задирает.
— Кир, — попыталась оттолкнуть его, — Андрей же…
— Спит, — хрипит он, — а ты не будешь сильно шуметь, — и снова в рот впивается.
Секундное колебание, и я сдаюсь. Голос разума меркнет, под давлением плоти. Тем более что жажда моя только усиливается, и по телу бегут импульсы возбуждения. Низ живота тяжелеет, наливается тягучей болью, требует разрядки.
Зарываюсь пальцами в короткие волосы на затылке, и притягиваю к себе ещё ближе.
— Ждала? Хотела меня? — рычит прямо в губы. — Текла, когда вспоминала?
— Да, — выдыхаю на все вопросы рядом. — Только тебя хочу!
Совсем голову сносит, от этих откровений. Сердце вот-вот выпрыгнет, из груди.
— А ты? — вдруг смелею, разомлев от ласк. — Думал обо мне?
— Думал? — усмехается Кир, и рывком разрывает блузку, только пуговицы посыпались. — Я сука, кроме тебя никого трахать не могу! Как ты это сделала, а?
Грудь тут же выскакивает наружу из бюстгальтера, под натиском, наглых рук, и острые возбуждённые соски топорщатся вверх. Я закусываю кулак, чтобы не стонать совсем уж громко, когда горячий рот накрывает возбуждённую грудь. Язык зализывает мягкие укусы, переходя от одной груди к другой, доводя меня до исступления.
— Почему тогда не приезжал? Я ждала, — срываюсь все же на громкий стон, когда он особо больно прикусывает нежную кожу на груди.
— Потому что, мудак, — рычит он, и рывком стягивает мои колготки с трусами. Усаживает меня на стол, и ноги разводит. Расстёгивает молнию на брюках и свой член достаёт, тут же резко входит, выбивая мой вскрик, и рот зажимает, снова толкается.