Я упрямо складываю руки на груди, всем видом показывая, что меня не сдвинуть, и не заставить.
Тогда Кир, поднимается, нависает надо мной, уперев руки в столик, который нас разделяет, а в меня тяжелый взгляд.
— Чё смелая-то такая? Бухнула?
Я понимаю, что ещё чуть-чуть, и мне возможно хана, но сдаваться не собираюсь.
— Я танцевать хочу, а не целый вечер, с тобой в обнимку сидеть! — выдаю ему.
В его взгляде проносится множество эмоций. Самая сильная, это желание свернуть мне шею. Но он выхватывает из ведёрка со льдом, початую бутылку шампанского и снова наполняет мой фужер, до краёв, кидает почти пустую бутылку в ведёрко, и кивает мне.
— Ну, иди, танцуй, — и садиться на место, затягивается кальяном и выпускает столб дыма.
Я опрокидываю этот фужер в себя, и, схватив Иришку за руку, несусь к лестнице. Она еле поспевает за мной.
— Юль, сбавь обороты, — верещит подруга, когда мы спускаемся вниз.
Я притормаживаю, и верчусь в поисках туалета.
— Где здесь туалет? — спрашиваю у неё.
Она зовёт за собой, и мы, минуя толпу, выходим в коридор, которым и пришли, только тут же сворачиваем. Здесь становиться тихо. Можно поговорить. Только я всё ещё киплю негодованием, и поэтому подруга не дожидается от меня откровений, спрашивает сама.
— У вас так постоянно?
Мы запираемся в одном из туалетов.
— Постоянно, — подтверждаю я, и смотрю на себя в зеркало. На лице неестественный румянец, глаза сверкают.
— А ты не боишься, что он пришибёт тебя однажды? — резонный вопрос, что ж тут скажешь.
— Боюсь, но только не в тот момент, когда он бесит меня своей важностью!
— А мне Пашка очень нравится, — вдруг признаётся Ира, — только вот то, что он бандит, совсем не нравится.
— Да Паша, классный! — подтверждаю я. — Не то, что эта махина, только и знает что командовать.
— Почему ты не разорвешь с ним отношения? — спрашивает Иришка, поправляя макияж перед зеркалом.
— Ир! — восклицаю я, — ты, что действительно не понимаешь, какие у нас отношения? Он выкупил долг Юрика, с процентами, а так как платить мне нечем, плачу сама знаешь чем. Ты же видишь! — я излишне эмоционально накинулась на подругу, но ничего не могла с собой поделать. — Он меня чуть не придушил, после тех посиделок, в ресторане. А что с теми мужиками я вообще боюсь даже спрашивать.
— Тихо, тихо, — морщится Ира, — я всё поняла, не просто у вас.
— Блин и как я так попала! — я растерянно скольжу взглядом по полу, словно найду там ответ.
— Ты очень страдаешь? Он бьёт тебя? — подруга обняла меня за плечи.
— Нет, — уже спокойней ответила я, выпустив пар в предыдущей тираде, — нет, он конечно груб, но не жесток. Самое хреновое, Ириш, что я по ходу влюбилась в него, — призналась подруге.
— Что? — он встряхнула меня, и я несмело подняла на неё взгляд.
— Да, — кивнула, — поэтому так гадко, от этого его дебильного собственнического обращения.
— Ты совсем, что ли, дорогая! — обалдела Иришка. — Ты достойна лучшего, Юль! О чем ты думаешь?
— Я не думаю рядом с ним, — мотнула головой, — он с ума меня сводит, я и убежать от него хочу, и чтобы прижал к себе и не отпускал.
— Мало тебе одного козла, ты второго завела, — резко выразилась Ира.
И ведь она права. Права во всём. Я глупая дура, каких поискать надо!
— Ладно, пойдём, горемыка, а то твой танк, весь клуб разнесёт, если надолго из поля зрения потеряет, — Иришка снова обнимает меня за плечи, и мы выходим в коридор.
— Он не танк, а ледокол, — фыркаю я.
— Ледокол? — заламывает бровь подруга.
— Ага, ледокол Ямал, — поясняю я, и мы начинаем смеяться.
Иришка показывает вверх большой палец, оценив такое меткое сравнение.
33
А потом мы танцуем.
Долго.
Музыкальные композиции сменяются одна, за одной, а во мне только растёт задор, и энергия. И даже когда Иришка, говорит что устала, и зовет передохнуть, я остаюсь на танцполе, и продолжаю танцевать. Словно дорвалась до вожделенных грёз, коснулась забытой мечты. Так давно это было, желание посвятить всё свою жизнь танцам, и поэтому сегодня, я танцевала, отдавая всю себя этой страсти.
Не взирая не на что! Пока есть такая возможность, побыть в своих фантазиях. И пусть весь мир подожжет.
Но мир напомнил о себе. Он не любил ждать.
На мои плечи ложатся тяжёлые ладони, скользят по рукам вниз, а потом снова верх. Переходят на плечи, шею, зарываются в волосах. И даже оборачиваться не надо, и так понятно кто это.
Я узнаю его, даже не глядя, хватает прикосновений, аромата. Той энергии, что излучает его тело. На все эти сигналы я моментально откликаюсь, тем более что Кир не давит. Он осторожно ведёт по телу руками, не стесняя движений, позволяет продолжить танец, сам двигается рядом, притягивая, окутывая, завлекая. Только теперь темп меняет, не смотря на быструю музыку, танец наш больше напоминает непристойные объятия.
Горячее дыхание обрамляет кожу, когда он склоняется и прихватывает зубами, за основание шеи. Словно электрический ток пробивает, моё тело. С губ срывается стон, который тонет в общем гвалте музыке, но он его чувствует, потому что снова прикусывает шею, и сжимает крепче.
Вновь всколыхнулось затаившееся желание, разбуженное в его машине. Побежало по телу теплом. Разливаясь, будоража. Обещая крышесносное удовольствие. И дрожь несётся до самых кончиков пальцев на ногах. А его руки гладят жестче, обрисовывая полушария моей груди, скользят по животу, и совсем уже бесстыже трутся, и давят между ног. И плевать, что это крайне непристойно, и что на нас глазеют. Он просто ласкает меня при всех.
— Кир, — пытаюсь отстраниться, но он отработанным движением кладёт руку на открытое горло, и слегка сжимает, заставляет откинуть голову на его плечо. Разворачивает лицо, и долю секунды мы замираем, глядя на друг драга.
Его серый глаза какие-то совершено сумасшедшие, с расширенными зрачками. Смотрит, словно поедает заживо. Потом резко склоняется, и в губы впивается, аж зубы наши стукаются. Крепко держит одной рукой за талию, вдавливая в своё твёрдое тело, другой, горло сжимает, и целует. Языком шарит по всему рту, и я чувствую вкус коньяка, и табака, что наполняют мой рот. Ноги слабнут, как всегда от его напора. Низ живота простреливает сладкой судорогой. Сама не замечаю когда, обнимаю его за шею, закинув руки назад, полностью подчинённая его поцелуем.
Музыка словно сквозь вату слышится. Всё плывет, становится неважным, несущественным. Тело реагирует, разум мутнеет, погружаясь в порочное удовольствие. С губ срывается стон, и тут же поглощается властным поцелуем. Дыхание не хватанет, кислород на исходе, но оторваться не возможно.