Меня вдруг резко накрывает такой апатией. Я перестаю злиться, и даже обижаться, просто атрофия всех чувств.
Кир молчит, сверлит меня взглядом. По его лицу всегда было трудно читать эмоции, но эта его каменная физиономия говорит сама за себя.
Ничего не изменилось, и не измениться. Конечно, мне хочется, и его признаний и его любви. И я понимаю, что огорошила его, и разозлила. Но получилось, как получилось, и надо исходить из сложившихся обстоятельств. Но он не готов, а ждать когда он созреет, я не готова.
— Уходи, — говорю и отворачиваюсь.
И он уходит, не проронив больше ни слова.
9
— Мам, а куда Кир уехал, мне он понравился, — спрашивает сын, отрываясь от экрана нового телефона.
Я, не совладав с эмоциями, разревелась в этой злосчастной ванной, и теперь шмыгала красным носом.
— Не знаю, Андрюш, — вздыхаю я и начинаю убирать со стола.
— Мам, вы поругались? — спрашивает сын.
— Да, Андрей, поругались, — отвечаю, не глядя на сына.
— Жаль, Кир классный! — развивает тему ребёнок.
— Да? И чем же? — смахиваю слезинки.
Интересно, чем подкупил сына, Ямал.
— Он обещал меня научить машину водить, говорит, у него есть спортивная, да и просто интересно с ним, — мечтательно тянет Андрей, а мне кажется, что всё проще, новый телефон, крутой марки, который Андрей не выпускает из рук, тому виной. Ну что ж, у всех у нас есть, чем нас можно подкупить. Андрея телефоном, меня лаской, и признанием в любви. Вот только мне уж точно ничего не светит.
После обеда одеваемся и идём гулять. Нет совершенно никаких сил, сидеть в этой избушке. На улице так классно. По нетронутой целине снега, искриться солнце. Оно сверкает так ярко, что больно глазам. Андрей, не стесняясь, прыгает в ближайший пухлый сугроб, и делает ангела. Хохочет так заразительно, что я тоже не удерживаюсь, и падаю рядом. Вскоре весь двор перепахан нами, не остаётся не одного не примятого сугроба. Потом веселимся, играем в снежки. Печаль отступает, я даже забываю на время, про Кира. Бегаем пока не замерзаем окончательно. Дома развешиваем всю мокрую одежду, и, переодевшись, сидим перед телевизором, смотрим Шрека и пьём горячий чай.
Вечером приходит Петрович, подтопить печь. Я вылетаю в коридор, и разочарованно здороваюсь с ним. Почему то мелькнула мысль, что это Кир. На что надеюсь, глупая, ведь сама его послала.
Я понимаю, что мне третьего на работу, начинаю выяснять у Петровича, что шустрит у печки, как отсюда выбираться, и может ли он в этом помочь.
— Не раньше десятого, — отвечает мужчина, выгребая угли на поддон.
— Офигеть! Мне так-то третьего на работу! — я опираюсь о стенку.
Что же делать? Надо хоть Иришку предупредить, хотя, если она с Пашей, то наверняка в курсе. Петрович только жмёт плечами и продолжает работу.
И телефон-то есть, но самое обидное, что наизусть я помню только номер Андрея, Юры, мамы, и Кира.
И кому звонить?
Ладно, подождём до завтра, там решим, как выбираться.
Весь этот ворох мыслей не даёт заснуть. Время полночь, и я ворочаюсь, неумолимо ловлю его запах от постельного белья, что остался с прошлой ночи, и в голове так и долбит, что всё бы я стерпела, лишь был рядом. И так погано, от осознания своей никчёмности, что я соскакиваю, и прямо в темноте начинаю срывать со старого дивана постельное бельё, скидываю его на пол. А потом, завернувшись в плед, снова падаю на диван, приказывая себе не думать о нём, и не прикидывать варианты, как оно могло бы быть.
Что-то тревожит мой сон, и я открываю глаза.
Он сидит рядом.
Сперва не верю, списывая всё на своё воображение, но он шевелиться и не смотря на темноту становиться вполне осязаемым. Я резко сажусь, и, повинуясь порыву, обнимаю его, утыкаюсь носом в грудь, и тяну родной аромат и тепло.
Проиграла тут же, даже не начав.
Кир отстраняет меня от себя и вталкивает мне в руку, что-то твёрдое и бархатистое.
— Что это? — я верчу перед глазами, но тут такая темень.
— Подожди, — Кир достаёт из кармана телефон и включает фонарик, наводит на мои руки. На них я вижу маленькую коробочку.
— Что это? — опять повторяю я.
— Это предложение, — поясняет Кир.
— Предложение? — как полоумная переспрашиваю я.
— Не тупи, Юля, — видно, что он нервничает, — предложение стать моей женой.
— Женой? — мои глаза ещё больше, и я снова смотрю на коробочку.
Он нетерпеливо берёт её из моих рук, и открывает, и вытаскивает кольцо, тянется к моей руке.
— Я не могу, — прячу руки.
Вопреки всем своим желаниям действую, хотя казалось вот оно, то чего я так хотела. и он сам пришёл к этому.
Но нет…
— Это ещё почему? — в его голосе слышиться сталь.
— Ты женат, — я соскакиваю на ноги, прямо на диван, и отхожу по нему к стене.
— Ко времени нашей свадьбы, разведусь, — Кир тоже встаёт, и светит фонариком прямо на меня.
Я прижалась к стене, жмурюсь от света.
— Всё? — ой как нехорошо звучит его голос.
— Нет, — выдыхаю я.
— Нет? — удивляется он, откидывает телефон.
На мгновение становиться темно, но потом вспыхивает люстра.