Русский писатель, вернувшись домой пьяным, тоже наорал на жену. Больше терпеть уже было нельзя, и жена русского писателя собралась уйти к подруге. Но русский писатель с такой силой въебал eй по голове романом "Доктор Живаго", что жена русского писателя уже просто физически не могла выйти из дома.
Когда жена американского писателя вернулась домой, то муж неожиданно выскочил откуда-то сбоку и тут же сделал жене подарки по случаю возвращения - сотовый телефон, сковородку с антипригарным тефлоновым покрытием и подстилку для котенка.
Когда жена русского писателя после нанесенных ей мужем побоев попыталась приподняться, чтобы доползти из коридора в ванную комнату и хотя бы приблизительно привести себя в порядок, то неожиданно над ней завис русский писатель и нанес ей такой страшный удар и всем телом, и романом "Доктор Живаго", что жена русского писателя была вынуждена еще час провести в коридоре, отлеживаясь.
Однажды жене американского писателя страшно все надоело - и американский писатель муж, и американская литература, и подруги-лесбиянки, и милый рыжий лесной норвежский котенок, и вообще все. Тогда жена американского писателя ушла из дома и всю ночь болталась по Нью-Йорку, общаясь с неграми-наркоманами и мексиканцами-сутенерами. Но утром жена американского писателя поняла, как она любит мужа, и вернулась домой. А муж даже и не волновался. Он же не знал, что жена болтается неизвестно где! Американский писатель думал, что жена опять всю ночь провела у подруг-лесбиянок.
Жене русского писателя тоже однажды все надоело, и она незаметно ушла из дома и всю ночь провела на Курском вокзале, общаясь хуй знает с кем. Ближе к утру жена русского писателя поняла, как она горячо любит мужа, и вернулась домой. А русский писатель - сволочь толсторожая! Потому что даже и не заметил отсутствия жены, потому что крепко спал, потому что накануне много выпил.
Однажды жена американского писателя подумала - а хорошо бы поебаться втроем: она, муж и какая-нибудь из многочисленных подруг-лесбиянок. Но мужу об этом не сказала. А зря! Американский писатель сам об этом думал и сам этого хотел.
У жены русского писателя возможность ебаться втроем есть хоть каждый день. Так они втроем и ебутся - она, муж и роман "Доктор Живаго".
Жена американского писателя в принципе согласна с русским писателем Толстым в том, что он написал русскому человеку Страхову - русскому писателю Достоевскому памятник ставить не стоило. С ее точки зрения, русский писатель Достоевский не то чтобы недостоин памятника, а... а впрочем, это их русское литературное дело - пусть и разбираются сами! Если памятник уже поставили, если он удачно вписался в городской ландшафт, если от него кому-то на душе теплее - ну что ж, и слава Богу!
Жена русского писателя уверена: Достоевскому памятник ставить было не надо. Ей почему-то кажется, что многие ее беды как жены русского писателя происходят именно из-за этого памятника. Что-то есть в этом памятнике злое и нехорошее, что-то очень неприятное! Словно бы из него идет дьявольский ток! Жена русского писателя почти убеждена - если бы не этот проклятый памятник, ее бы не пиздил муж так часто романом "Доктор Живаго".
Однажды жена американского писателя встретила свою первую любовь. Жена американского писателя вспомнила первые свидания, первые поцелуи, первые неуклюжие поглаживания неопытным мужским указательным пальцем клитора, сосков и мочек ушей, первое вхождение хуя во влагалище, первый судорожный половой акт, первый неторопливый половой акт, многое другое и уже хотела броситься к своей первой любви, но быстро раздумала: жизнь налажена, жизнь идет своим чередом, теперь она не робкая восторженная девочка, а жена известного американского писателя - и не стала бросаться к своей первой любви.
У жены русского писателя ее первая любовь - русский писатель - всегда перед ней. Но что толку от этой первой любви, если эта первая любовь каждый день почем зря ебет ее безжалостно по голове романом "Доктор Живаго"?!
Чуть позже жена американского писателя встретила свою другую первую любовь - но уже не к мужчине, а к женщине, то есть жена американского писателя встретила свою первую лесбийскую любовь. Жена американского писателя хотела рвануться к своей первой лесбийской любви, но тут же решила - не стоит. Теперь у нее таких первых любовей по восемь штук на каждом перекрестке, а прошлого все равно назад не вернешь, только лишняя головная боль и онанизм нервов, - и не стала рваться к своей первой лесбийской любви.
В это же самое время жена русского писателя, когда муж опять домой пьяный пришел, решила и мужа удавить, и выбросить к ебене матери роман "Доктор Живаго", но потом на все плюнула и продолжала жить как живется.
На одном из приемов какая-то пьяная блядь вылила на голову американского писателя рюмку водки. Жена американского писателя хотела сначала вцепиться этой бляди в волосы и выцарапать ей глаза, но потом передумала: все-таки вокруг люди, неудобно, к тому же от водки у американского писателя будут лучше расти волосы.
В этот же вечер русский писатель, возвращаясь домой пьяным, получил по голове чем-то очень тяжелым. Русский писатель сначала думал, что это ему от Божьего суда за жену, но потом осмотрелся и понял - никакого Божьего суда нет, это русский писатель сам стукнулся головой о батарею.
Поздно вечером американский писатель почувствовал смутное беспокойство. Американский писатель занервничал, зашагал из угла в угол, лихорадочно выкурил пачку сигарет, даже хотел, как русский писатель, въебать чем-нибудь тяжелым жене, но потом успокоился и уже не чувствовал смутного беспокойства.
В этот поздний вечер и русский писатель почувствовал смутное беспокойство. Тогда русский писатель моментально сделал то, что так и не смог сделать американский писатель: он тут же с размаху, со всей силы, от всей души въебошил жене "Доктором Живаго", и смутное беспокойство как рукой сняло.
На следующее утро американский писатель понял, что две вещи в этом мире перестали его удовлетворять окончательно: пизда жены и американская культура - вся, по всему диапазону, снизу доверху, назад, вперед, вдоль, поперек и наискосок. Американский писатель занервничал, ему захотелось сделать что-нибудь гадкое, но потом он, как всегда, успокоился.
На следующее утро и русский писатель решил, что две вещи в этом мире его не устраивают - пизда жены и русская культура. Русский писатель хотел, как раньше, как обычно, как всегда хорошенько въебать жене по голове, но понял, что это не выход. Тут надо хорошенько въебать по голове кому-то другому. А вот кому - русский писатель так и не понял.
Потом русский писатель задумался о будущем России. И ему стало очень грустно - русский писатель почувствовал себя совсем еще маленьким мальчиком, который остался один в незнакомом дворе. И ему даже уже не хотелось ебнуть жену "Доктором Живаго" - так русскому писателю было грустно.
Американский писатель, задумавшись о будущем Америки, тоже погрустнел. А потом разъярился. И второй раз в жизни захотел ебнуть жену по голове такое у него было агрессивное настроение! Американский писатель даже подошел к книжной полке и подобрал книгу, чтобы ебнуть жену, но потом успокоился и всего лишь пнул ногой рыжего норвежского лесного котенка - чтобы под ногами зря не шастал, сволочь кошастая!
Американский писатель услышал, что роман "Доктор Живаго" абсолютно устарел для современного читателя и теперь представляет некоторый интерес только что разве для историков литературы. Американский писатель с этим мнением не согласен. Американскому писателю этот роман представляется не только по-хорошему современным, но даже в некоторой степени и актуальным.
Русский писатель тоже слышал, что роман "Доктор Живаго" абсолютно устарел. Честно говоря, русскому писателю это до пизды. Пусть этот роман и устарел как литература, но зато он вполне годится для прикладного использования. Заебешь этим романом жену по голове - и сразу решены все проблемы в жизни!
Американский писатель решил: все, пиздец! Больше ничего не светит. Вокруг одни идиоты. Театр умер. Кинематограф умер. Даже журналистика - и та умерла! А про литературу и говорить нечего - она даже и не родилась! И тут американский писатель заметил, как в небоскребе напротив горит одно окно. Весь небоскреб уснул, а одно окно все еще горит, значит, есть надежда, значит, не все потеряно - оживился американский писатель.
Русский писатель тоже решил, что все. Надеяться не на что. Русская культура завершила огромный этап своего пути, а когда начнется следующий неизвестно. Хуй его знает, когда этот следующий начнется! Вокруг социальные язвы. Москва себя исчерпала как культурная Мекка. Все себя исчерпали - не только Москва! И тут в доме напротив зажглось окно. Русский писатель, не долго думая, захуячил в это окно камнем. Не хуя потому что одному окну среди ночи гореть, когда все вокруг себя исчерпало! Но не попал. А другого камня у русского писателя под рукой не было. Ничего, на следующую ночь русский писатель припасет достаточное количество камней и тогда покажет одному окну, как, блядь, зажигаться среди ночи, когда вокруг все себя окончательно исчерпало и навсегда потухло.
Американский писатель опять шел по улице. Все американскому писателю не нравилось, все его раздражало, от всего его мутило. Мир отталкивал американского писателя каждой своей черточкой, каждым своим жестом, каждым своим атомом. Тут американский писатель заметил очень красивую девушку. "Вот та красота, которая очистит мир от дерьма и превратит его во что-нибудь интересное", - воскликнул американский писатель и успокоился. Его перестало мутить.
У русского писателя, когда он шел по улице, мир не вызывал никаких иных чувств, кроме предельного отвращения. Этот мир совершенно недостоин присутствия в нем русского писателя! Поганый вонючий мир! Тут русский писатель заметил изумительной красоты девушку. "Вот наконец-то та самая красота, которая спасет мир и сделает его менее поганым", - сделал вывод русский писатель и незаметно пошел за девушкой. Русский писатель - не озабоченный хуй, чтобы гоняться за каждой блядью, но к такой красоте даже он не смог остаться равнодушным. Когда девушка повернула в подворотню, русский писатель так же незаметно зашел в подворотню и тихо-осторожно зарезал девушку. "Мир не заслужил спасения такой красотой", - решил русский писатель перед тем, как зарезать девушку. Уничтожив девушку и лишив мир спасения, русский писатель сделал больно не только миру! Русский писатель и себе сделал больно! Ведь теперь русский писатель будет мучиться в этом мире абсолютно один без красоты!
Американский писатель, когда шел по улице в состоянии крайнего недовольства миром, то увидел чудесной красоты юношу - уругвайца. "Вот та красота, которая может спасти и мир, и меня", - сразу понял американский писатель. Ему удалось познакомиться с чудесным юношей. Ночью, когда жена уединилась в спальне с подругой-лесбиянкой, американский писатель незаметно провел чудесного юношу к себе в кабинет. Как только дверь кабинета закрылась, американский писатель крепко схватил юношу за хуй и осторожно поцеловал его мочку уха и кончик носа. После чего американский писатель упал в объятья красоты.
Русский писатель, содрогаясь от ненависти к окружающему его миру, встретил на улице парня неземной красоты. "С такой красотой вполне можно спасти мир", - подумал русский писатель и, оглядываясь по сторонам, пошел за парнем. Когда парень вошел в подъезд, то русский писатель тоже вошел в подъезд и там обстоятельно испиздил парня. "С такой красотой дома надо сидеть, а не по улицам ходить и не смущать мир надеждой на спасение", приговаривал русский писатель, пиздя красивого парня.
Утром американский писатель почувствовал острую необходимость попросить у людей прощения за все то гадкое и дурное, что он сделал. Американскому писателю хотелось взойти на Капитолийский холм, рвануть на себе рубаху, поклониться людям в пояс во все четыре стороны и попросить у них глобального прощения за все. Но минуты через две американский писатель передумал просить у людей прощения за все, но зато снова схватил за хуй красивого юношу-уругвайца и долго целовал его в правое ухо.
Русскому писателю тоже хотелось попросить у людей прощения за все то гадкое и дурное, что он принес людям. Русский писатель даже предполагал пойти в церковь исповедаться. Но снова не удержался и, как всегда, избил свою несчастную жену "Доктором Живаго".
У американского писателя ноготь большого пальца правой ноги вдруг стал полностью фиолетовым. Американский писатель перепугался. "Может, ушибся где, а может, и СПИД начинается, но в любом случае рисковать не стоит", - решил американский писатель и прогнал к ебене матери красивого юношу-уругвайца, на прощание страстно схватив его за хуй и так же страстно поцеловав в лоб.
И у русского писателя ноготь большого пальца правой ноги вдруг стал абсолютно фиолетовым. Русский писатель очень испугался. Как теперь с фиолетовым ногтем появиться на пляже? Как раздеться в кабинете врача? "Надо прекратить пить и жену прекратить мучить", - сказал сам себе русский писатель, минут двадцать продержался, но потом все снова пошло как и раньше.
Однажды у американского писателя сломалась машина. Что ж, и Бог с ней. Американский писатель сел в метро и поехал по делам.
Русский писатель пьяным вошел в метро. Денег у русского писателя не было. Откуда у пьяного русского писателя могут быть деньги? Но ехать-то надо. Русский писатель попытался войти в метро без денег. Его остановила контролерша - если каждый русский хуй начнет входить в метро бесплатно, то что же тогда будет? Тогда будет совсем плохо. Русский писатель грубо толкнул контролершу. Контролерша - пожилая интеллигентная дама, известный филолог, работала с Твардовским и Лакшиным в легендарном "Новом мире", открыла Солженицына, потом еще кого-то открыла, вышла на пенсию, но русское правительство хуй вовремя платит пенсию, вот и пришлось устроиться в метро, но ведь не для того, чтобы ей хамил пьяный русский писатель! Тогда русский писатель объяснил старой дуре, что русский писатель может в своей стране на метро ездить бесплатно! Пришлось вызвать милицию. Милиционер, совсем еще неопытный парнишка, пытался доказать русскому писателю - в России все обязаны платить за проезд в метро, в том числе и русские писатели. Но русский писатель не согласился. По его словам, Государственная Дума еще неделю назад приняла в первом чтении закон, по которому русский писатель имеет все права на бесплатный проезд в метро - просто в метро и в милиции работают необразованные люди, которые не читают газет и не слушают радио, поэтому об этом законе они ничего и не знают. Милиционер растерялся. Контролерша - тоже. Пьяного русского писателя пропустили в метро бесплатно.
Американский писатель очень хорошо относится к писающему турку. Американский писатель вообще ценит турецкую нацию, а писающий турок вызывает у американского писателя просто восторг. Однажды в ночном клубе американский писатель заметил в туалете писающего турка. Американский писатель встал рядом и получил не только физиологическое, но и громадное духовное удовлетворение. Американский писатель даже хотел снять видеофильм, где были бы только одни писающие турки, но испугался реакции жены.
Русский писатель даже не может себе представить писающего турка. Курящего - может, спящего - тоже может, даже может вообразить турка, занимающегося онанизмом, а вот писающего - нет! Ну, у русского писателя воображение в принципе не так развито, как у американского. И потом русский писатель не сексуальный маньяк, чтобы подсматривать за каждым ссущим хуем! И турки как нация вызывают у русского писателя одно только раздражение. Чем подсматривать за писающим турком, русский писатель лучше в очередной раз ебнет ни в чем не повинную жену по голове романом "Доктор Живаго".
Зато русский писатель обожает писающего себя. Русский писатель даже пытался изобразить писающего себя в литературе, но, слава Богу, у него ничего не получилось.
Американский писатель писающего себя терпеть не может. И даже не пытался изображать писающего себя в литературе. Хотя, вполне возможно, у него бы это и получилось. Но зачем? Ведь есть же, в конце концов, какие-то табу и приличия, установленные Богом и людьми, нарушать которые не надо.
Поэтому американский писатель встретит смерть легко и спокойно как коммунист из старых советских фильмов. В больших американских глазах не будет ни грусти, ни печали, ни удивления перед тайной жизни, ни страха смерти. Американский писатель хорошо пожил, все испытал, все в жизни перепробовал - пора и честь знать. Заплачет жена. Заплачут ее подруги-лесбиянки. В ночь похорон и на следующий день они не смогут ласкать друг другу клитора и соски - они станут вспоминать американского писателя.
Русский писатель своей смертью не умрет. Русский писатель умрет насильственной смертью. Когда-нибудь жена русского писателя, не выдержав побоев и унижений, сама ебнет мужа по голове романом "Доктор Живаго" со всей русской женской силой. В последние мгновения жизни русский писатель ни о чем жалеть не будет. Чего жалеть-то? Прошла жизнь - и хуй с ней! Но все-таки в последние мгновенья жизни русский писатель пожалеет об одном - что он уже больше никогда не сможет ебнуть жену "Доктором Живаго".
Американский писатель не знает русской детской рифмованной считалки "Один американец засунул в жопу палец". В его американском детстве были совсем иные считалки.
Русский писатель страшно боится этой считалки. До сих пор. Давно кончилось русское детство русского писателя, когда он эту считалку услышал. Давно русский писатель вырос. Но до сих пор русский писатель мучается, русский писатель переживает, русский писатель не знает - в какую именно жопу засунул проклятый американец своей ебаный палец? В свою или в какую другую?
Прошлой ночью американскому писателю приснилось, что он обосрался. Американский писатель проснулся в холодном поту и долго не мог понять произошло это с ним во сне или наяву? Трясущимися руками он проверил простыню, проверил трусы, проверил анус - вроде все чистое. "Слава Богу, что это было только во сне! - воскликнул американский писатель. - Приснится же такое!" Но все равно - американский писатель еще долго не мог заснуть, ворочаясь с боку на бок.
И русскому писателю приснилось, что он обосрался. Но русский писатель не обратил на это никакого внимания и просыпаться не стал. Обосрался, не обосрался - какая разница? Обосрался - ну что ж теперь поделаешь, жена утром постирает, у жены есть сильные стиральные порошки, а если не обосрался значит, у жены будет меньше забот. Все-таки русский писатель любит свою жену. По-своему, но любит.
Американскому писателю приснилось, что его преследует сексуальный маньяк. Опять американский писатель проснулся в холодном поту и опять потом долго не мог заснуть.
И русскому писателю приснилось, что его преследует сексуальный маньяк. Но русский писатель прямо во сне этого маньяка так отхуячил, что маньяк забыл навсегда, как сексуально преследовать русских писателей.
Американскому писателю приснился сон на сюжеты из греческой мифологии: будто бы американский писатель теперь совсем не американский писатель, а девушка Европа - дочь финикийского царя, и его (ее?) тащит на остров Крит через море огромный бык. Американский писатель растерялся. Ему было очень страшно на быке, но в то же время и немного приятно. Он даже не хотел просыпаться. "Ведь бык влюблен в девушку Европу, - понял американский писатель, - и он тащит ее на остров Крит не просто так, а для совершения полового акта". Ведь в реальной жизни американский писатель с быками еще не ебался, и ему очень хотелось узнать, как хотя бы это происходит во сне.
И русскому писателю приснился подобный сон: сидит, мол, русский писатель на быке, а бык тащит русского писателя хуй знает куда хуй знает зачем. Но русский писатель не растерялся и прямо во сне сначала дважды хорошо дал быку по ебалу, а потом вырвал у быка с корнем хуй и яйца, чтобы быку было неповадно в следующий раз тащить хуй знает куда русских писателей.