Плейлист: Raleigh Ritchie — Bloodsport
Чёрт возьми, эта женщина реально быстрая.
Уилла стремительно бежит к деревьям, её проворное тело рассекает тени. К счастью, я тоже не забывал тренировать свою скорость, и мои ноги на 50 % длиннее, чем у неё. Вскоре я уже прямо за ней и слышу резкие отрывистые рыдания на бегу. Мне ненавистно, что это первые звуки, которые я от неё слышу. Мне ненавистно, что она узнала всё так. Но я не могу изменить прошлое, и я практичный мужчина. Я могу иметь дело лишь с настоящим и, насколько это возможно, с будущим.
Она перемахивает через упавшее дерево, не лучшим образом приземляется и на секунду пошатывается, но потом снова пускается бежать. Обернувшись через плечо, она широко раскрывает глаза, пылающие от злости. Её голова разворачивается обратно, и она прибавляет скорости. У меня есть преимущество, ведь я знаю, где и как заканчивается участок земли, принадлежащий моим родителям. Вскоре она прибежит к трёхметровому забору. Она окажется загнана в угол.
Бег Уиллы замедляется, когда она замечает забор. Её голова резко поворачивается влево, затем вправо. Когда она разворачивается ко мне лицом, её глаза мечутся туда-сюда, планируя побег.
— Довольно, Уилла. Хватит убегать. Мы поговорим об этом.
Уилла сердито смотрит на меня, нетвёрдой рукой вытирая кожу под носом.
— Нет.
— Да.
Она мотает головой. Ладно. Я могу побыть плохим парнем. Взбесить её немножко. Не в первый раз. Два шага вперёд, к ней, она не успевает ничего понять, а я нагибаюсь и закидываю её себе на плечо. Я решаю устроить её с левой стороны, подальше от хорошего уха. Потом вспоминаю, что у меня больше нет хорошего и плохого уха. У меня новые уши. И оба слышат её одинаково хорошо.
Предсказуемо, но она визжит. Я вздрагиваю, стараясь по возможности защититься.
— Поставь меня обратно, лживый, обожающий фланель, древорукий, лесорубный сукин сын! — верещит Уилла.
Я лишь крепче обхватываю её ноги и повыше взваливаю её на плечо. Всю дорогу по газону она вопит ругательства. Она колотит кулаками по моей спине и дёргает своими сильными ногами в моей хватке. Я лишь сильнее сцепляю руки.
Когда я распахиваю входную дверь, бедная Зигги смотрит на нас, разинув рот. Рен закрывает ей глаза ладонью и утаскивает обратно в кухню. Уилла, похоже, чувствует, что мы направляемся в мою комнату, потому что её паника усиливается в виде кулаков, тарабанящих по моей спине.
— Поставь, — удар. — Меня, — удар. — На пол.
Захлопнув дверь, я позволяю ей соскользнуть по моему телу и тут же получаю удар кулаком в грудь. Наши взгляды встречаются.
— Скажи мне, из-за чего ты злишься. Скажи мне, чтобы я мог…
— Чтобы ты мог отмазаться? Чтобы ты ещё как-то наврал и прикрыл свою задницу?
Я отшатываюсь.
— Уилла, нет. Я… я никогда не хотел тебя обманывать.
— За исключением того раза, когда ты тайком надел слуховой аппарат. Когда ты не сказал мне, что играл в футбол. Когда ты понял, что моя мама — пациент твоего папы. Когда ты узнал, что она будет жить здесь. Когда твоя «небольшая» операция на ушах в действительности означала, что к тебе вернётся возможность слышать и говорить. Объясни мне, как ты умудрился сделать всё это, не желая меня обманывать.
Я провожу нетвёрдой рукой по волосам.
— Ладно, когда ты преподносишь всё вот так…
— Какого чёрта, Райдер? Это только так и можно преподнести! Как тебе вообще хватает наглости удерживать меня здесь, ожидая, что я приму отговорки…
— Я надел слуховой аппарат, потому что хотел услышать твой голос, — выпаливаю я. — Потому что когда я услышал твой голос на паре Эйдена, этого оказалось недостаточно.
У Уиллы отвисает челюсть.
— Я… я… я не знал, что ты бормочешь себе под нос. Не знал, потому что никогда не слышал этого ранее. Я не знал, пока это уже не случилось, Уилла. Я не сказал тебе про футбол, потому что это казалось бесцельно грустным. Я старался жить дальше. Я не говорил тебе о твоей маме, потому что ты сама никогда не говорила о своей маме. Я пытался, Уилла, но ты вовсе не упрощаешь задачу. Ты отталкиваешь людей, когда они хотят сблизиться с тобой.
Я делаю паузу, когда горло сжимается. Уилла смотрит на меня, её глаза раскрываются всё шире. Она выглядит напуганной, будто загнанное в угол дикое животное.
— Я знаю, что ты в шоке. Я знаю, что мир оказался ужасно тесен, но Уилла, это по-прежнему я. Да, мы не говорили о некоторых вещах, но мы всё равно были рядом, когда нуждались друг в друге…
Она напрягается. Её глаза полыхают паникой.
— Я в тебе не нуждалась.
Эти слова ударяют по мне как реальный удар кулаком.
— Всем нужен кто-то рядом, Уилла.
— Не мне, — она наклоняется и встречается со мной взглядом. — Мне. Никто. Не нужен. Кроме мамы, — она шмыгает и грубо вытирает нос. — И я прослежу, чтобы она была в порядке. Мама мне никогда не лгала. А ты можешь сказать то же самое про себя?
У меня нет слов. Нет, я не могу сказать, что не врал посредством недомолвок. Нет, я не могу отрицать, что скрывал некоторые части своей жизни. Но Уилла тоже это делала. Она просто наскребает всё, что можно швырнуть в меня с упреком. Что угодно, лишь бы держаться на расстоянии.
Уилла расправляет плечи, стиснув зубы, и трактует моё молчание именно так, как ей нужно.
— Я так и думала.
Она распахивает дверь и выходит, но в этот раз я не гонюсь за ней. В этот раз я сползаю на пол и позволяю этим словам отложиться в моём мозгу.
«Я в тебе не нуждалась».
«Мне никто не нужен».
— Но Солнце, — бормочу я в пустой комнате. — Что, если ты нужна мне?
***
— Райдер, тебе добавить молока?
Голос мамы выдёргивает меня из грез наяву. Её рука замерла над моим кофе, держа маленький кувшинчик.
— О, нет. Спасибо, мам.
Она улыбается и, похоже, вот-вот прослезится.
— Я никак не наслушаюсь твоим голосом, — промокнув глаза, она ставит кувшинчик и поворачивается к свежеиспеченному хлебу, который она нарезала. — Он звучит ниже, чем мне помнилось.
— Это потому, что у него наконец-то выросли яйца, — Акс пихает меня, плюхнувшись на соседний стул.
— Аксель! — мама награждает его суровым взглядом, но всё равно подвигает в его сторону чашку кофе.
— Прости, мам. Так вот, твоя подружка, — Акс понижает голос и потягивает кофе, его глаза (точная копия моих) косятся на меня поверх кружки. — Она горяча.
Я стискиваю зубы.
— Она не для тебя. А ещё она, типа… на десять лет тебя моложе.
Акс фыркает.
— На шесть, если она твоя ровесница, и женщинам нравятся мужчины постарше. Им нравится зрелость. Выстроенная карьера.
— И это объясняет, почему ты до сих пор холостой, Аксельрод, — Рен садится по другую сторону от меня и тянется к разделочной доске, схватив ломтик хлеба с изюмом прежде, чем мама успевает шлёпнуть его по руке.
— Иди нахрен, Сорен, — ворчит Акс в свой кофе.
Щёки Рена темнеют от сердитого румянца, пока он целиком запихивает в рот кусок хлеба. Он, похоже, вот-вот слетит с катушек. Рен ненавидит своё полное имя.
— Мальчики, — мама приподнимает брови. Что-то в её хмурой гримасе странным образом напоминает мне Уиллу. Мой кофе скисает в желудке. — Я намеренно использую обращение «мальчики». Вы видите, чтобы ваши младшие братья так себя вели? Почему я читаю нотации старшим?
— Потому что они ещё спят, — бурчит Рен с набитым ртом. — Дай Вигго и Олли время проснуться, а потом спроси, что они сделали с задним двором.
Мама встревоженно выпучивает глаза, затем закрывает их и делает успокаивающий вдох. Эти двое спровоцировали первые признаки старения на её лбу и вокруг глаз.
— С этим разберусь попозже. Суть в том, что сегодня Julafton. Сочельник перед Рождеством. Я бы хотела, чтобы вы на один день притворились, будто у вас нет привычки сквернословить, и вы хоть немножко любите друг друга, förstått?
Это шведская версия «Я ясно выразилась?» с выразительным ожиданием, что тебя прекрасно поймут без единого чёртова возражения.
— Да, мама, — мямлим все мы.
— А теперь я хочу обсудить Уиллу и Джой, — мама нарезает остатки хлеба и начинает аккуратно складывать ломтики в корзинку перед собой. — Я думаю, нам стоит сегодня вечером пригласить их на рождественский ужин.
Я закашливаюсь, поперхнувшись кофе. Акс пользуется этой возможностью, чтобы похлопать меня по спине сильнее необходимого.
— Отвянь, — я отталкиваю его с такой силой, что он едва не падает со стула.
— Райдер? — мама наблюдает за мной, склонив голову набок.
— Это твой дом, мам. Твоё решение. Но я бы не ожидал, что они согласятся. Уилла сердится на меня.
Мама потягивает кофе и подтаскивает стул к своей стороне стола, затем со вздохом присаживается.
— Почему?
— Она говорит, что я не был честен, многое от неё скрывал, но и она тоже скрывала. Мы оба вели одну и ту же игру…
Рен смеётся.
— Где вы притворялись, будто ненавидите друг друга, но на деле вам только и хотелось, что…
Я зажимаю его рот ладонью и приподнимаю брови, указывая на маму. Мама улыбается и отпивает кофе. Когда я убедился, что Рен не продолжит свою мысль, я опускаю руку.
— Мы какое-то время играли с огнём. Думаю, что Уилле не нравится ощущение, будто она обожглась, а я нет.
Мама кивает и опускает свою чашку.
— Но ты тоже обжёгся, так? Может, ты даже обжёгся сильнее всех?
Её глаза понимающе удерживают мой взгляд. Сложно думать и совершенно невозможно сказать о том, как незаметно изменились мои чувства к Уилле.
— Она этого не знает.
— Узнает, если ты ей скажешь, — мягко говорит мама.
Я тереблю салфетку.
— Я не уверен, что она хочет это слышать.
Глаза моих братьев сверлят меня с обеих сторон, когда они понимают, о чём мы говорим. Мама тянется к моей руке и сжимает ладонь.
— Будь храбрым, älskling, и дай ей шанс. Думаю, если ты этого не сделаешь, то долго будешь жалеть.
Кивнув, я выдавливаю улыбку. Мамина идея хороша в теории. Но она не знает Уиллу. Она не знает всё, чему я противостою.
— Спасибо, мам. Я подумаю об этом.
Мой телефон вибрирует. Пусть её зрение действительно ухудшилось, Джой познала искусство голосового набора сообщений. Разблокировав экран, я читаю:
«Сегодня визит Дарси в Лонгборн. Тащи сюда свою задницу и прочитай мне моё "и жили они долго и счастливо".»
Из моей груди вырывается смешок, который я не в силах сдержать.
«К вашим услугам, миледи».
«Не то столетие, оруженосец».
— Как с вами непросто, — бормочу я.
— Что? — переспрашивает мама.
Встав, я убираю телефон в карман пижамных штанов.
— Прости, ничего, — обойдя стол, я целую маму в щёку. — Спасибо за завтрак. Я скоро вернусь.
— Не задерживайся долго! — кричит мама мне вслед. — Мне нужна помощь с julskinka.
— Не буду, обещаю.
Взбежав в свою комнату, я переодеваюсь в джинсы и фланелевую рубашку. Шутки Уиллы про это эхом отдаются в моей голове, пока я застёгиваю свою рубашку. Она может дразниться сколько угодно, но ношение фланелевых рубашек — это как ношение общественно приемлемого одеялка. Осуждайте сколько хотите, но мне нравится чувствовать себя в комфорте и успокоении.
Спустившись вниз, я огибаю перила и иду по коридору к комнате Джой. Дважды постучав, я жду её голоса.
— Входите, — драматично отзывается она.
Входя, я улыбаюсь, потому что не могу сдержаться. Мне нравится Джой. Она острячка, как и Уилла, её остроты весёлые и лишь немного подкалывающие. В отличие от Уиллы, она невероятно прямолинейна, но и я сам такой, так что всё отлично складывается. А ещё у неё очень острый ум. Каждый раз, когда я читаю для неё, Джой объясняет культурный контекст «Гордости и Предубеждения», о котором я вообще не знал, и рассказывает забавные байки, когда что-то в истории вызывает у неё воспоминания. Я вижу, почему Уилла так сильно её любит… не то чтобы она не любила её за сам тот факт, что Джой её мать. Но с Джой Саттер здорово проводить время.
— Ты опять смотришь на меня этим взглядом, — она слегка ёрзает на кровати и тяжело вздыхает.
— Неправда, — садясь, я беру «Гордость и Предубеждение». Открыв книгу, я хмурюсь. — Мы тут и остановились два дня назад.
— Вчера Уилла слишком устала, чтобы читать. Она просто свернулась калачиком на моей постели и вырубилась.
Устала, как же. Уилла была в раздрае, как всегда. Чувство вины ударяет по мне как пинок в живот.
— Это не твоя вина, Лесоруб. Уилла — это минное поле эмоций, и надо отдать ей должное, на то есть хорошая причина, — Джой вздыхает и приподнимает кровать. — У Уиллы никогда не было папы. Она росла, мотаясь по всей стране из-за моей карьеры в армии. Единственными константами в её жизни был футбольный мяч у её ног да её мать, свистящая с трибун.
Джой втягивает прерывистый вдох, выдавая редкие эмоции.
— И одну из этих вещей она вот-вот потеряет.
Я рефлекторно сжимаю её ладонь. Между нами воцаряется молчание, пока я изучаю её глаза.
— Она это знает?
Она качает головой.
— Я не могу.
— Мисс Саттер, вы должны ей сказать.
Ладонь Джой крепко стискивает мою, пока она моргает, глядя в потолок.
— Я не знаю, как. Я не знаю, как разбить сердце моей дочери. Я всегда давала Уилле одно обещание — что я никогда её не брошу, что она всегда может рассчитывать на свою маму, которая будет рядом.
Я нежно поглаживаю её кожу большим пальцем.
— При всём уважении, вы дали обещание, которое никогда не сумели бы сдержать. Родители всегда оставляют их детей, если только по ужасному стечению обстоятельств дети не уходят первыми. Уилла это знает. Она будет горевать, и ей придётся непросто, но не потому, что вы её подвели. Вы не сделали ничего плохого, заболев…
Слёзы стекают по её щекам, пока она смотрит в потолок.
— И умерев, — шепчет Джой.
Я сглатываю ком в горле.
Снова воцаряется молчание, пока солнце прячется за облако, оставляя нас в тени. Джой сжимает мою ладонь и притягивает меня ближе.
— Пообещаешь мне кое-что? — её глаза встречаются с моими. — Не бросай её и не сдавайся, ладно?
Я лишь киваю, потому что мне сложно найти правильные слова. Джой отпускает мою руку и поднимает мизинец.
— Я серьёзно, Бергман, иначе я стану привидением и буду тебя преследовать.
Я смеюсь вопреки сиплости в горле, смаргиваю слёзы и зацепляю её палец своим.
— Договорились.
— А теперь, — Джой отпускает мой палец и откидывается назад, чинно сложив ладони на коленях и закрыв глаза. — На чём мы остановились?