Плейлист: Blondie — One Way Or Another
Я сонно пробуждаюсь, постанывая от удовольствия. Меня окружает непристойно возбуждающий запах. Мне снятся туманные сосновые леса и светловолосый парень во фланелевой рубахе, который начинает медленно расстёгивать её, когда приходит время повалить дерево.
Резко проснувшись, я сажусь и понимаю, что я не в своей постели и не в своей квартире. Если судить по запаху елей и кедров в воздухе, по невротичной опрятности окружения, то я в спальне Райдера, запуталась в его одеяле. Его голое тело спало тут.
Не то чтобы я пыталась вообразить голое тело Райдера. Не то чтобы я делала это прямо сейчас.
Не надо. Просто не надо, мозг. Не начинай. Не думай о тех крепких мышцах, которые я ощущала всякий раз, когда тыкала его пальцем в живот. И о том, как бы мне понравилось проводить пальцами по его взъерошенным светлым волосам, тоже не думай. Определённо не думай о бугрящихся бицепсах, вечно напрягающихся при движении. Не думай, как они бы напряглись, когда он опирался бы надо мной, толкаясь…
— Воу! — я скатываюсь с матраса и резко встаю. Надо убираться отсюда. Я тону в гормонах от горячего сна про сексуального лесоруба, а эта комната — как зыбучие пески. Чем дольше я останусь тут, тем сложнее будет сбежать от этой тяги.
Я спешно привожу его постель в порядок, затем иду на цыпочках и подбираю свою сумку. На столе лежит аккуратная стопка бумаг, а также записка, написанная его аккуратным почерком.
«Конспекты этого семестра. Всё твоё. Возьми в холодильнике контейнер, подписанный твоим именем.
— Райдер».
Моё сердце тает и сползает куда-то в живот. Он распечатал для меня конспекты. Огромная волна облегчения от того, что у меня наконец-то есть всё необходимое по курсу, быстро сменяется подозрением. Я не привыкла к искренне хорошим поступкам со стороны лесоруба. Мне нужно будет хорошенько проверить содержимое на случай, если это его извращённый вариант шутки. Я аккуратно просматриваю все страницы, ожидая, что там вдруг начнутся иероглифы, но всё на английском и разложено в хронологическом порядке.
Сначала вкусный ужин, потом гостеприимство кровати, а теперь и конспекты. Лесоруб полон сюрпризов.
Я аккуратно убираю конспекты в сумку и снова беру его записку. «Возьми в холодильнике контейнер, подписанный твоим именем».
— Раскомандовался, — бурчу я. Может, так оно и есть, но я подчиняюсь, потому что он приготовил чертовски вкусные шведские фрикадельки с макаронами. Держа контейнер в руке, я шлёпаю к двери, надеваю свои теннисные туфли и тут украдкой кошусь на диван. Райдер тихонько похрапывает, его рука свесилась с края дивана. Каким он выглядит во сне? Он так же будет раздражать меня, когда его защиты опущены?
«Не делай этого, Уилла».
Я на распутье, и понимаю это. Это тот самый момент в книгах, где перед героиней простирается две тропы. Одна тенистая. Там ухает сова. Шуршат листья. Другая залита солнцем. Чирикают птички. Тропа широкая и хорошо протоптанная.
Я невольно посмеиваюсь над самой собой. Хорошо протоптанная. Кажется, я излишне драматизирую.
И всё же на тенистой тропе, на которую я не перестаю коситься, веет злобный ветерок. В той стороне кроется опасность. Это правда. Я костьми чувствую — ничего безопасного не выйдет из того, что меня подмывает сделать. Проблема в том, что я такая я: сначала делаю, что хочу, а потом жалею.
— Уф, да нахер.
Игнорируя собственные предостережения, я иду обратно к дивану и нагибаюсь, изучая черты лица Райдера. Идея бороды в целом меня не смущает, но его борода меня бесит. Я хочу увидеть всё его лицо, узнать, есть ли у него ямочки на щёках, и мягкие ли у него губы. Я хочу видеть, как он краснеет, наблюдать за кадыком, когда он глотает.
Его волосы упали на глаза. Я аккуратно убираю их в сторону, затем застываю, увидев кое-что в его ухе. В правом ухе. Его более здоровом ухе.
Слуховой аппарат?
Моё нутро сжимается от шока. Он всегда его носил? Я перебираю воспоминания. К сожалению, я всегда слишком зацикливаюсь на лице Райдера. Так сильно, что не могу утверждать, будто никогда не видела этого в его ухе.
— Сукин ты сын, — шепчу я.
К этому моменту я уже привыкла мямлить себе под нос в присутствии Райдера, потому что знаю, что он меня не слышит. Может, это бесчувственно, но это факты: он меня не слышит, а я склонна бормотать себе под нос. По возможности я стараюсь не озвучивать свои мысли в присутствии тех, кому не хочу их сообщать, но когда это кажется безопасным, я склонна рассуждать вслух.
Весь прошлый вечер этот обманщик подслушивал мои личные размышления, вел себя так галантно, кормил ужином, выдвигал для меня стул, позволил поспать в его постели и сберёг мою честь.
И всё это было притворством. Злость бушует в моём нутре, щёки обжигает смущением, когда я думаю о бесчисленных личных мыслях, которые он подслушал. Засранец. Высокий, усмехающийся засранец, лесоруб с песочными волосами и фланелевой рубашкой, сукин сын.
— Ох, это война, Бергман. Теперь мы объявляем войну.
***
Что удобно, у нас с Райдером сегодня совместная лекция. У меня есть полчаса между утренним занятием по литературе и лекцией Мака. Как раз достаточно времени, чтобы организовать расплату № 1.
У меня было время обдумать правдоподобные объяснения тому, почему Райдер вчера надел слуховой аппарат и не сказал мне. Надо сказать, я весьма горда собой. Я сумела унять свой нрав от взрывной ярости до тлеющего раздражения, тем самым приведя мысли в порядок, чтобы логично порассуждать.
Правое ухо Райдера слышит лучше. Когда я впервые сидела справа от него на лекции, и мы разговаривали, он вёл себя… иначе. Его глаза как обычно следили за моими губами, но также с любопытством блуждали по мне. Всё его лицо просияло, когда он наклонился поближе. Может, ему понравилось слышать мой голос, и он не знал, что ещё с этим делать, разве что изучить получше.
В своих сжатых сообщениях он упоминал, что слуховой аппарат не решает всех проблем и не облегчает говорение. Его ответ и множество других моментов, которые мне, к сожалению, пришлось вынести с ним, привели меня к интуитивному заключению: под всей этой внушительной молчаливой внешностью Райдер Бергман стеснителен.
И если он стесняется глухоты и неспособности говорить, почему бы ему не застесняться, когда он впервые попробовал надеть этот свой раздражающий слуховой аппарат?
Это всё равно не отвечает на вопрос, почему он надел слуховой аппарат в моём присутствии. Почему я? Я смогла придумать два мотива для такого поведения.
Первое: он хочет получить компромат на меня, и он извращённый засранец, готовый получить этот компромат любыми способами. Довольно мрачное впечатление, но всё же вероятное. В конце концов, он же засранец-лесоруб.
Второе: он хочет без помех его глухоты узнать, какая я, и для этого ему нужен инструмент, но он стесняется признаваться, что пытается им пользоваться.
Но с чего бы ему хотеть узнать это?
Я понятия не имею, что Райдер думает обо мне, но я знаю, что он в своей кислой манере не всегда считает меня досадной обузой. Я знаю, что вчера он сделался немного ворчливым и прогнал своих любопытных и флиртующих друзей. Я знаю, что он, может, и взбесил меня до позеленения, когда мы обсуждали детали проекта, но он позаботился о приготовлении ужина, потом заварил травяной чай и подал маленькие шведские печеньки, которые я пожирала в блаженно огромных количествах.
Конечно, он колючий. Если цитировать мою коллегу по диким волосам и в целом крутышку-феминистку Гермиону Грейнджер, он на повседневной основе демонстрирует «эмоциональный диапазон как у чайной ложки». Но в итоге я готова поспорить на свою коллекцию бутсов, что Райдер вбежал бы в горящее здание, чтобы спасти котёнка.
И из двух вариантов его мотивов для тайного ношения слухового аппарата прошлым вечером я выбираю второй. Я думаю, что Райдер Бергман, возможно, не совсем ненавидит меня.
И если честно, пусть он бесит меня половину того времени, что я провожу с ним, я думаю, что тоже не совсем ненавижу Райдера Бергмана. По крайней мере, не настолько, чтобы пререкаться постоянно… а лишь 50 % времени. По крайней мере, достаточно, чтобы почаще улыбаться друг другу, сдерживать беспрестанные едкие реплики. Может, достаточно, чтобы разделить экспериментальный поцелуй, если бы он согласился сбрить это дикое животное, что покрывает нижнюю половину его лица.
Конечно же, чисто ради целей эксперимента. Ничего серьёзного. Уж точно ничего эмоционального.
Потому что если бы я действовала на эмоциях, я бы сначала отвесила ему пощёчину. Может, слегка дёрнула за бороду и хорошенько оттаскала за ухо. Напомнила, что шпионить за людьми (даже если ты заинтригован ими) — это непрошеное вторжение в личную жизнь.
Возможно, мой гнев и поистине праведный, но в какой-то момент агрессия надоедает.
Такая тактика куда веселее.
Я в кои-то веки прихожу на лекцию вовремя и опускаюсь на сиденье, которое, как я начинаю подозревать, Райдер охраняет для меня. Место снова справа от него, и когда я сажусь и легонько кашляю, это сразу привлекает его внимание.
Я аккуратно разматываю вязаный шарф, который надела, чтобы никто в кампусе не улюлюкал мне вслед, пока я шла на лекцию. Когда я убираю последний слой ткани, глаза Райдера раскрываются шире, а повыше его бороды появляется ожесточённый румянец. Он часто моргает, стараясь не опускать взгляд как в первый раз. Я едва ли могу его винить. Руни благословила мою тактику расплаты, и я надела один из её топов с запахом — шафраново-жёлтого цвета, от которого мои глаза словно сияют. Важная деталь: грудь Руни на два размера меньше моей. Эта кофточка едва прикрывает мои соски.
Челюсти Райдера сжимаются, затем он вытаскивает телефон и лихорадочно печатает. «Саттер, что на тебе надето, бл*дь?!»
Я открываю переписку. «Одежда, — пишу я. — А почему ты спрашиваешь, Лесоруб?»
Его сердитое фырканье, пока он печатает, вызывает нервную дрожь восторга по моей спине. «Ты знаешь, что я имею в виду».
«Не знаю, правда», — печатаю я в ответ.
Я окидываю его взглядом. Очередная фланелевая рубашка. Очень осенняя. На большинстве знакомых мне парней это смотрелось бы по-идиотски. Это раздражает, но Райдер носит эту одежду как адски сексуальная модель магазина одежды для туризма. Даже не пытайтесь отрицать — вы знаете, что не ищете себе шлёпки, когда открываете такой каталог. Вы тоже пялитесь на этих горячих мужиков в мужской секции каталога. Любая живая женщина это делает.
Сегодня фланелевая рубашка в бордовую и тёмно-синюю клетку, с тоненькими золотистыми линиями, которые сочетаются с моей кофточкой. Я делаю глубокий вдох, беру в узду своё либидо и печатаю: «Эй, смотри! Наша одежда сочетается».
Райдер снова фыркает и пялится на меня. Он раздражён, и это приносит невероятное удовлетворение. У наших маленьких стычек имеется весомое и восхитительное преимущество. Оно всегда было. Каждый раз, когда мы начинаем пререкаться, электричество так и трещит, создавая между нами влекущую тягу. Наше напряжение продолжает усиливаться, и после прошлой ночи мне кажется, что от массивного взрыва нас отделяет всего одна искра.
Глаза Райдера не отрываются от моих губ, но кажется, что они блуждают всюду, впитывая так много меня, а не только мои слова. С ним всегда так. Когда я с Райдером, я никогда не сомневаюсь, присутствует ли он в данном моменте, внимательно ли он слушает. Я никогда не сомневаюсь, что он прикладывает большие усилия, чтобы понять меня, что он наблюдает за всем, что я говорю и делаю, даже если это его бесит. От меня не ускользает ирония — он первый мужчина в моей жизни, с которым я чувствую себя поистине услышанной, но он не слышит ни единого моего слова.
Ну, я так думала… Мистер Внезапный Слуховой Аппарат.
После третьего сердитого фырканья Райдер косится в мою сторону, затем смотрит обратно в телефон. «Твои сиськи в миллиметре от того, чтобы пожелать доброго утра всей аудитории».
Его глаза поднимаются к моим губам, и я улыбаюсь.
— Сиськи не говорят, Бергман.
Он сжимает свою переносицу и делает долгий медленный вдох. Когда его рука опускается, и я снова чувствую на себе его внимание, я смотрю вниз, игриво проводя пальцем по краю кофточки. Райдер сглатывает так шумно, что его наверняка слышно в задней части аудитории.
Я смотрю на него и наблюдаю, как его губы опускаются к моему рту.
— Кроме того, с ними всё хорошо. Специальная клейкая лента удерживает их на месте, — мой палец всё ещё водит по кофточке, недалеко от быстро затвердевающего соска. Это слегка выходит из-под контроля. Дыхание Райдера делается глубоким и хриплым. Я тоже прерывисто вздыхаю, и этот звук такой же искажённый, как у него. Прочистив горло, я напоминаю себе о смысле всего этого.
Помедлив, я отодвигаю край ткани, показывая Райдеру краешек клейкой ленты и, наверняка, часть соска, если честно. Не то чтобы я переживала по этому поводу. Я спортсменка. Проведите десять минут в раздевалке перед игрой, и поймёте… я добровольно раздеваюсь перед другими людьми уже лет десять. Меня это не смущает.
Но, видимо, смущает Райдера. У него отвисает челюсть. Мне приходится отвернуться, чтобы он не заметил гигантскую удовлетворённую улыбку на моем лице. Но это слишком хорошо, чтобы упустить такую возможность, поэтому я открываю чат и печатаю: «Бонус этой клейкой штуковины? Мне даже не нужен лифчик».
Райдер роняет голову, и его кулак с силой приземляется на стол.
Когда Мак начинает лекцию, в кои-то веки это я исправно веду записи. Райдер слева от меня превратился в каменную статую. Я даже не уверена, поднимал ли он ручку. Но когда пара заканчивается, я точно не задерживаюсь, чтобы узнать.
***
Следующие сорок восемь часов оказываются полезными для обеих сторон. Я вспоминаю, когда в последний раз в моей жизни находилось время для искушения мрачных мужчин гор, а Райдер наверняка вспоминает, почему он предпочитает видеть меня в спортивной одежде с головы до пят.
Я толком не знаю, чем я думала, надевая ту откровенную кофточку, вот только мой характер — это самостоятельная живая и дышащая штука в моём мозгу. Он повторял мне, что заставить глаза этого парня вылезти на лоб — это бесконечно лучшая реакция, чем, скажем, добавить слабительное в его огромную флягу из нержавеющей стали, или, не знаю, побрызгать перечным спреем на его боксёры. В сравнении с этим дразнение сиськами в удачный момент считается практически безвредным.
Но теперь, остыв за последние пару дней, я понимаю, что если Райдер слегка повысил ставки своим незаметным слуховым аппаратом, то я просто пошла ва-банк со своим нарядом. Дожидаясь, когда он придёт в мою квартиру, я невольно гадаю: «И что теперь?»
У меня нет времени гадать дольше, потому что в дверь стучат. Открыв, я вижу Райдера, прикрывшего глаза ладонью. Мой телефон издаёт сигнал.
«На сей раз на тебе настоящая одежда?»
Я шлёпаю его по животу. Райдер тихонько охает и опускает руку. Его зелёные глаза потемнели от озорства, он дотрагивается до козырька бейсболки в знак приветствия, затем проходит мимо меня.
Я разворачиваюсь на пятках и прищуриваюсь. Он что-то задумал. Я это чувствую. Может, я не продумала стратегию на такую длительную перспективу, на какую следовало. Я правда не думала, что Райдер примет мою портняжную провокацию и устроит вендетту (снова лексика, достойная книжного магазина). Я вроде как ожидала, что он будет ёрзать всю лекцию, и на этом всё закончится.
Возможно, я просчиталась.
Райдер медленно снимает сумку-портфель с плеча и ставит её на стол. Я наблюдаю за его руками, пока они расстёгивают застёжку и достают ноутбук. Это как странное софт-порно в жанре IT — смотреть, как ноутбук выскальзывает из сумки, как ладони Райдера обхватывают края, пока он поднимает крышку и располагает её под нужным углом.
Румянец поднимается от груди и согревает шею. Щёки розовеют. Чёрт, тут жарко.
— Так вот, — я прочищаю горло.
Райдер поднимает глаза и окидывает меня взглядом. Одним пальцем он обводит мою спортивную одежду, затем изображает аплодисменты. «Спасибо», — показывает он жестом.
— Я тебя умоляю, — я закатываю глаза. — Не веди себя так, будто тебе не понравилось увиденное.
Достав телефон из кармана, он быстро печатает. Его челюсти напряжены, глаза безотрывно сосредоточены на экране. «Я не говорил, что мне не понравилось».
Мои пальцы крепче сжимают телефон, взгляд поднимается к его глазам. Мы долго смотрим друг на друга. До тех пор, пока лицо Райдера не искажается от беспокойства, и он морщит нос, принюхиваясь.
Я резко оборачиваюсь через плечо на кухню.
— Черт!
Поспешив к плите, я убираю суп с конфорки, затем провожу деревянной лопаточкой по дну кастрюли, ища подпалины. К счастью, я ничего не нахожу.
— Не сгорело…
Мой голос обрывается. Райдер стоит прямо позади меня, от его тела исходит жар. Я закрываю глаза и невольно представляю, что стою спиной к бушующему пламени, потрескивание которого застаёт меня врасплох. Меня резко окружает терпкий запах хвои. От него пахнет как от рождественской ёлки, на ветвях которой до сих пор лежит лёгкий слой снега.
Райдер наклоняется, затем хватает ту мою руку, что держит лопаточку. Мои глаза резко открываются, тело всё обращается во внимание. Ладонью другой руки он опирается на кухонный шкафчик. Я словно в западне.
Я поднимаю взгляд, чтобы он мог видеть мои губы, когда я говорю, но застываю, не успев произнести ни слова. Он не сводит с меня глаз, зрачки расширены, вокруг них едва осталось кольцо зелёного цвета. Наши губы на расстоянии считанных сантиметров, дыхание становится чаще и тяжелее, чем должно быть.
— П-прости, — шепчу я. Мой язык показывается наружу, увлажняя губы. Взгляд Райдера опускается и следит за его движением. — Я забыла убавить нагрев. Но не думаю, что еда испорчена.
Райдер отпускает моё запястье и подносит руку к моему лицу. Я вздрагивая, ожидая дразнящего шлепка или рывка, любого его провокационного касания. Он медлит и хмурится.
«Я бы никогда не сделал тебе больно».
Он не говорит этого. Не показывает жестами. Не пишет в сообщении. Но слова повисают в воздухе, невидимые, но всё же весомые, как и потрескивающая атмосфера между нами. Его пальцы медленно проходятся по моим кудрям, бережно убирая их за ухо. Его большой палец обводит раковину моего уха, спускается по шее.
Кислорода в воздухе больше не существует. А если и существует, я не могу его найти. Мурашки пляшут по моей коже, каждый позабытый уголок моего тела с рёвом оживает. Стук сердца эхом отдаётся в непривычных местах. В кончиках пальцев на руках и ногах. В низу живота. Прямо между ног.
Большой палец Райдера ложится на ямочку у основания моего горла. Его глаза встречаются с моими, напоминая, как много он может сказать своим выразительным взглядом. Его ресницы густые, и я думала, что они чёрные, но теперь вижу, что они соболиные, насыщенного, дымчато-коричневого оттенка. Они не моргают, пока Райдер склоняется ко мне. Время замирает. Мои губы приоткрываются, когда его оказываются ближе.
Он замирает на расстоянии одного вздоха от моего рта. Я окружена дымкой сосновых деревьев и мужественности. Спереди меня опаляет жар его тела. Как раз когда я начинаю подаваться вперёд, сокращая оставшееся между нами пространство, в дверь врывается Руни.
Она останавливается, увидев, как мы с Райдером так резко отпрыгиваем друг от друга, что я едва не падаю в раковину. Её взгляд мечется между нами, губы изгибаются в медленной, удовлетворённой улыбке.
— Я чему-то помешала?
Райдер качает головой, приподнимает бейсболку и проводит рукой по волосам, после чего надевает её обратно, посильнее натягивая на глаза.
— Неа, — выдавливаю я. Мой голос ужасно хриплый. Прочистив горло, я поворачиваюсь обратно к супу. — Ужин готов, если ты проголодалась.
Райдер тоже прочищает горло и идёт к ящику со столовыми приборами, доставая ложки. Руни ещё раз переводит взгляд между нами, затем улыбается ещё шире.
— Спасибо, но я пока не голодна. Попозже поем.
Как только она сворачивает за угол, уходя в свою комнату, наши плечи обмякают от облегчения.