– Ты давно тут? – поинтересовался Тимур.
– Дней пять.
– Не скучала?
Она поняла подтекст вопроса и бросила с вызовом:
– Конечно, скучала.
– Чего так? Народу-то полно.
– А я вообще на улицах не знакомлюсь.
– А со мной?
– А ты при чем? Я же не с тобой, я с Маринкой познакомилась.
Дальше Тимур спрашивать не стал, принял как факт вологодские понятия об этикете.
Так оно и пошло: днем море, вечером кафешка, ночью Анжелка. Так бы и жить, как трава растет. Тем более что и девчонка была довольна, как-то даже сделала комплимент: «С тобой, Тимоха, не жизнь, а кайф». Рай, чего еще надо!
* * *
Райская жизнь, однако, длилась недолго.
Тимура учили люди умные, и о важном он не забывал никогда. Одна из главных заповедей была такая: если вошел в процесс – не высовывайся. Сиди тихо. Не возникай. Нет тебя, никогда не было и не будет. Того, кого нет, никогда не убьют. А умирать не профессионально.
Тем не менее Тимур высунулся. Не хотел, но так получилось.
Шел последний день Анжелкиного кайфа, ночью поезд на Москву. Как на грех, у Анжелки начались нерабочие дни, и с нудистского пляжа пришлось перебраться на городской, с грибками, платными лежаками, купальниками и разного рода шалманчиками вдоль набережной. В этом был свой плюс: ни за водой, ни за сливами-грушами далеко бегать не приходилось.
На набережной, у киоска с мороженым, все и началось.
Какой-то худосочный парнишка в синих плавках и некрасивая девчонка в глухом купальнике выбирали мороженое, когда к киоску подошли два амбала, одетых не по пляжному: один, худощавый и жилистый, в джинсах и красной футболке, другой в широких черных шортах и жилетке, расстегнутой на голом выпирающем брюхе, с множеством карманов на молниях.
Толстяк в жилетке молча долбанул хлипкого парня массивным плечом – тот от неожиданности чуть не грохнулся и устоял лишь потому, что уцепился за невзрачную спутницу. Видно, он что-то сказал мужику. Тот уцепил его за руку и умело вывернул – парень застонал и рухнул сперва на колени, а потом на грязный асфальт.
– Пусти! – прохрипел он.
Но толстяк не пустил, наоборот, рывком заставил мальчишку перекатиться на спину и взвыть от боли. Девчонка крикнула что-то несуразное, второй амбал отшвырнул ее в сторону. Тогда только толстяк в жилетке отпустил мальчишку. Тот встал на колени, опираясь на левую руку, правая была уродливо согнута.
– Есть вопросы? – спросил крупный мужик.
– Сука! – крикнул парень, кривясь от боли и уже мало что соображая.
– Надо же! – удивился тот и кинул спутнику: – Разберись с клиентом.
Жилистый в джинсах охотно разобрался: лихо развернувшись, не сильно, но точно врезал парню ногой по подбородку.
– Мальчика-то не бейте! – выкрикнула мороженщица.
– А кто бьет? – удивился жилистый. – Мы разве бьем? Мы учим!
Толстяк протянул ладонь к окошечку, взял у продавщицы деньги и неспешно сунул в один из многочисленных карманов жилетки.
Мальчишка оказался с характером: с трудом поднявшись, бросился на обидчика. Жилистый легко поймал его за руку и отработанным движением сломал палец.
Тимур вскочил, но Анжелка повисла на нем:
– Не надо! Убьют же! Это бандиты, они набережную держат, деньги собирают! Их тут все знают!
Момент был упущен, амбалы пошли к следующему шалману, девчонка рыдала, продавщица, выскочив из киоска, заматывала мальчишке руку какой-то тряпкой…
– Ладно, – сказал Тимур Анжелке, – я же не лезу.
Дальше все шло, как обычно. Пообедали, пошли домой. У Анжелки болел живот, стонала и куксилась. На подоконнике валялись затрепанные журнальчики, домашняя библиотека отдыхающих. Тимур попробовал читать – не читалось. Поступил-то правильно, по уму. Когда-то всем им прочно вбили в башку, как себя вести в процессе: в чужом монастыре чужой устав, и для тебя он закон. На памятной давнишней лекции Леха вылез, спросил читавшего курс добродушного пожилого подполковника: «Ну а, допустим, сижу в процессе, а мне велят хорошего человека расстрелять. Вот его, например» – и ткнул пальцем в Тимура. Подполковник помрачнел и ответил неожиданно жестко: «Прикажут – расстреляешь. Если его велят убрать, считай, его уже нет, он труп. В любом случае труп. А станешь залупаться – будет два трупа. Или двадцать два, потому что весь твой клубок начнут разматывать. Если ты друга застрелишь, ты его не убьешь, ты его от пыток избавишь. И больше на эту тему никаких вопросов. Это – непреложный закон».
Тимур закон выполнил – не высунулся. Не нарушил чужой устав. Грамотно поступил. Но настроение было будто получил по морде. Получил по морде, утерся и пошел…
Дома Анжелка сказала:
– Неохота уезжать.
– Ну, не уезжай. Сдадим билет.
– Он обратный, не возьмут.
– Хрен с ним, другой купим.
– Не могу, нужно ехать. У меня два хвоста, не скину вовремя, попрут из института. Я и так троечница, выгонят и не поморщатся.
– Тогда отвальную надо, – сказал Тимур. Он и сам не хотел задерживать девчонку, надо было дело делать, а при ней нельзя. – Сходим куда-нибудь?
– Неохота, – скривилась Анжелка, – лучше дома посидим.
Он согласился:
– Ладно. Полежи, за бутылкой сбегаю.
Он вышел на набережную и двинулся вдоль ларечков в сторону микрорайона: там вид был поскучней, но торговые точки посолидней, и вино в них больше походило на вино. А пить в прощальный вечер подкрашенную бурду было не в радость. Небо темнело, пляж почти опустел, да и на улице было пустовато: курортный народ ужинал и отдыхал перед ночными развлечениями.
До нужного магазинчика оставалось всего ничего, когда из него неторопливо вышли давешние амбалы. У старшего в руках была плотная пачечка, он буднично сунул деньги в один из кармашков жилета.
– Ну что, по шашлычку на дорожку? – спросил жилистый в красной майке.
– Окунемся сперва, – отозвался старший. Он явно был главный: не предлагал, а решал.