РОУЗ
Не уверена почему, но я не могу представить Кая с сестрой. Не то чтобы они не были похожи друг на друга, у них похожие позы, та же самая уверенность, говорящая: «мне по хрен, что ты обо мне думаешь».
Наблюдать за ними это словно смотреть самый сексуальный матч по пинг-понгу в мире. Они оба ослепительны, и от них трудно отвести взгляд.
Селена возвращается на диван, устраиваясь поудобнее среди подушек. Ведет себя так, будто не она только что сбросила бомбу посреди нашей гостиной.
— Что скажешь, старший брат, хочешь облегчить мне жизнь?
Он слегка усмехается, и я узнаю в его ухмылке ловушку.
— И зачем мне это делать? Я не в твоей юрисдикции. Ты не имеешь права решать, что мне делать.
Селена подается вперед и одаривает брата взглядом.
— Эта чертова председательница из твоего города не оставляет меня в покое. Она звонит мне почти каждый день и спрашивает, не задержали ли тебя уже.
Я переключаю свое внимание на Кая и замечаю, как он становится наглым и надменным.
— Ну, что я могу сказать? Я незабываем. Она отведала меня один раз и захотела еще.
Я не могу точно сказать, но что-то в голосе Кая при этих словах приковывает его внимание исключительно к сестре.
— И я сомневаюсь, что она ненавидит идею, что ты должна ей или наоборот, если ты отдашь меня.
Селена изображает свою лучшую имитацию оскорбления, и это так ужасно, что почти комично. Это гораздо лучше мыльных опер.
— Думаешь, я сдам тебя ей? Оставляю тебя в таком состоянии?
Кай опускается в кресло и окидывает сестру взглядом.
— Я тебя умоляю, ты здесь, в моем доме, просишь меня сдаться. Если ты хоть на минуту подумала бы, что мама не окажется у твоей двери в мгновение ока, если сдашь меня, я уже был бы в наручниках в вертолете.
Я не помню, говорил ли мне Кай, что его арестовывал совет. Он был там в то время, когда не появлялся в квартире? Я возвращаюсь на кухню и вновь запрыгиваю на стойку, чтобы понаблюдать. Они оба, кажется, не замечают моего присутствия, пока спорят, и я ничуть не возражаю.
После долгой, напряженной тишины Селена вновь устраивается поудобнее на диване.
— Вообще-то, я приехала проверить тебя, но в основном, чтобы убедиться, что ты еще жив. В конце концов, я получу больше наследства, если ты встретишь трагический конец.
Кай издает звук, наподобие ворчания, но он улыбается, так что, должно быть, я что-то упускаю. Мы с Валентиной пошли бы на все ради друг друга, обсуждать предательство так открыто не представляется мне разумным. По крайней мере, не в этом контексте.
Я смотрю на Кая, пока он изучает свою сестру, сканируя ее лицо, ее тело, но в оценивающей манере, а не в напряженной, как при взгляде на меня.
Я подаюсь вперед, обхватывая руками колени, чтобы упереться в них подбородком. Дерьмо. Он смотрит на меня совсем иначе. Теперь, если подумать, он смотрит на меня так, как я смотрю на новенькую коробку глазированных хлопьев.
В горле образуется ком, и я сглатываю его, собираясь наблюдать за ними незаметно, пока могу.
Селена смотрит на пламя.
— Я не думаю, что они убьют тебя, понимаешь? Ее не очень привлекает идея казни. Она может просто запереть тебя ненадолго. Я замолвлю за тебя словечко, и я думаю, это поможет.
Мягкость исчезает из взгляда Кая.
— Ни за что. Ни за что на свете. Я лучше умру, чем вновь окажусь под контролем этой женщины.
Это, кажется, приводит в замешательство Селену, а вслед за ней и меня. Почему нельзя побыть немного взаперти, по крайней мере, пока они не докажут невиновность Кая или не найдут ему более подходящее место для убежища? Я разглядываю домик и думаю, зачем он привез меня сюда. Он должен владеть кучей домов по всей стране, если судить по его гардеробу.
Селена откидывает волосы через плечо и устраивается на диване поудобнее.
— Я могу тебя как-нибудь убедить?
Кай смотрит, как она устраивается все удобнее и удобнее, его хмурый взгляд омрачается все больше с каждым мгновением.
— Нет. Теперь ты сказала то, что хотела, и тебе пора уходить.
Я слезаю со стойки, желая подойти ближе к Каю, не понимая, почему я испытываю внезапное желание прикоснуться к нему. Прикосновения других людей ко мне были под запретом, но, может, прикоснуться к нему будет не так уж плохо?
Я успеваю сделать лишь шаг, прежде чем Селена продолжает добиваться своего.
— Я знаю, что у нее есть оборудованная по последнему слову техники тюрьма и бесплатные наркотики, чтобы ее заключенным было комфортнее.
Когда Кай стискивает челюсти, я не могу больше сдерживаться. Я подхожу к креслу и сажусь на подлокотник.
— Он сказал, что никуда не пойдет и что тебе никак его не убедить.
Селена переводит на меня взгляд своих темно-карих глаз, свет огня ласкает ее нежную темную кожу. Того же темно-коричневого оттенка, что и у Кая.
— Что ты мне сказала? Я даже не знаю, кто ты, и ты будешь говорить со мной в таком тоне?
Отчасти мне хочется отступить, той части, что скрывалась месяцами, ожидая, когда все станет лучше, ожидая, когда я стану менее сломленной и больше собой. Но я начинаю думать, что так не получится.
— Он сказал нет. Оставь его, если хочешь остаться, а лучше уходи.
Селена сужает глаза и скользит к краю дивана, словно может встать и что-то сделать, но не делает этого. Я не спускаю с нее взгляда, а Кай напряженно сидит рядом со мной в кресле.
— Не притворяйся, что знаешь что-то обо мне или моем бизнесе. Тем более, не полагай, что знаешь что-то о моем брате, чего я еще не знаю.
Кай вмешивается прежде, чем я успеваю ответить.
— Плевать, что говорит эта женщина. Я на условно-досрочном. Адриан и Валентина поручились за меня, и до возобновления слушаний я свободен.
Селена цокает языком, действительно цокает языком на своего брата и поднимается на своих черных сапогах на шпильках.
— Ну, она так не думает. По ее словам, ты покинул свой город, что нарушает так именуемое условно-досрочное. Ты в розыске.
Селена огибает меня по направлении к двери и открывает ее. Холодный воздух пронзает меня, и я съеживаюсь, пока она не скрывается в лучах утреннего солнца.
Через минуту я стряхиваю холод, и когда я вновь смотрю на Кая, он уже стоит у камина. Я даже не услышала, как он сдвинулся с места.
— Что не так?
Кай смотрит на огонь, не глядя на меня.
— Тебе не следовало давать ей отпор. Теперь она заточит на тебя зуб.
— И что? Не то чтобы мне предстояло с ней вскоре увидеться.
Он хмурится еще сильнее и шепчет:
— Никогда не знаешь. Не стоит сжигать мосты, когда даже не знаешь, в какую сторону двигаться.
Я встаю, гнев сжигает меня изнутри.
— Ну, спасибо за это, Йода. Я запомню это для следующего раза, когда женщина будет подталкивать тебя к твоим пределам.
На этот раз он смотрит на меня.
— Сестры всегда подталкивают тебя к твоим пределам. Это их работа.
Я иду к лестнице, но Кай пересекает гостиную и не пускает меня в комнату. Он прижимает руку к моему животу, и я не могу не посмотреть вниз, где он обвивает меня своими большими сильными пальцами.
— Нам нужно собраться и уехать. Теперь она знает, где мы, и она может вернуться с кем-то на хвосте.
Я вздрагиваю, погружаясь в мысли о том, что нужно покинуть это место.
— Нет, я не хочу никуда ехать, и не потому, что мне не нравятся люди, а потому, что мне нравится здесь.
Он приближается ко мне.
— Беречь тебя ― моя работа, и если я говорю, что нам нужно уехать, тогда нам нужно уехать.
Я стискиваю зубы и отступаю, чтобы подняться наверх. Если он хочет, чтобы я уехала, пусть сам собирает мое дерьмо. Что касается меня, они могут похоронить меня в этом домике.
Когда я устраиваюсь в своей теплой постели, смотрю на снег, с книгой на согнутых коленях, я понимаю… что я счастлива. Не настолько, чтобы бегать с радостной улыбкой, но я довольна. Впервые за долгое время я не чувствую себя замкнутой и загнанной, как обычно.
Я еще некоторое время смотрю на страницы, затем закрываю книгу, прижимая к себе листок бумаги, который я нашла в ящике, чтобы сделать закладку.
Теперь снег падает быстрее, и скоро все накроет белая пелена. Невозможно никуда поехать, если мы не сможем увидеть дорогу перед собой.
Кай вваливается в мою комнату, пугая меня до чертиков. Он переоделся в джинсы, оливково-зеленую водолазку и тяжелые ботинки.
— Одевайся. Нам нужно уходить.
Я взмахом руки указываю на окно.
— Ты правда хочешь попытаться уехать в такую погоду?
Он переводит взгляд на дверь и останавливается.
— Блядь. Я забыл, что идет снег.
— А это значит, что люди вряд ли последуют за нами сюда.
Он садится на край моей кровати, его тяжелый вес тянет меня к нему, когда прогибается матрас.
— Если не сейчас, то когда снег закончится, или утром, в зависимости от того, что случится раньше.
Я проглатываю аргумент. В данный момент это кажется бесполезным, так как он все равно не послушает.
— Зачем нам уходить? Мне здесь нравится.
На этот раз он смотрит мне в глаза, стиснув челюсть.
— Тебе понравится где-то еще сильнее, особенно если ты увидишь это вживую.
Есть ли смысл с ним спорить? Не то чтобы Кай вдруг передумал и принял мою точку зрения.
Я устраиваюсь в кровати, зная, что у меня есть еще несколько часов, чтобы насладиться этим снежным раем.