КАЙ
Мне приходит в голову, что я должен чувствовать вину за то, что накачал ее наркотиком. Или, по крайней мере, за то, что не дал ей выбрать медикаменты для полета. Однако, зная, что она чувствует касательно выхода на улицу и каким испытанием стало заставить ее собрать вещи и пойти со мной, я остановился на простоте, а не на ее независимости. Решение, о котором, я уверен, я услышу в тот миг, когда она проснется.
Я откидываюсь на плюшевый кожаный диван и вздыхаю, звук громко потрескивающего пламени слева убаюкивает меня, насылая на меня спокойствие, которое мне редко удается ощутить в эти дни. Если бы я не боялся, что Роуз проснется испуганной и одинокой, я бы лег поспать, но я не думаю, что она станет сохранять спокойствие, и я не оставлю ее наедине со страхом, как это делали многие другие до меня.
Снег на улице опускается равномерной пеленой. Сантиметры уже скопились на земле с момента нашего прибытия и взятия джипа в горы. Не то чтобы она что-то заметила в своем глубоком забытье. Сумки по-прежнему стоят у двери, но с этим мы можем разобраться позже, когда она проснется и больше не будет проклинать мое существование.
Валентина сказала увезти Роуз в какое-нибудь безопасное место и спрятаться там. Адриан согласился, и в большем я не нуждался, чтобы убраться из города на какое-то время. По крайней мере, мне не придется видеть здесь членов совета. Может, они забудут обо мне с приближением нового сезона. Или, может, мне надоест ждать, и я сам примусь за них. Смерть лучше неопределенности.
По прибытии несколько часов назад я положил ее на длинный диван прямо напротив камина, чтобы следить за ней. Когда Роуз начинает двигаться, я встаю из кресла возле нее и опускаюсь на колени возле ее плеч.
— Роуз, ты меня слышишь? Просыпайся.
Она продолжает двигаться и проморгавшись открывает глаза лишь для того, чтобы фыркнуть и зажмуриться вновь.
— Что… как? Почему здесь так ярко? Почему у меня во рту так, словно я проглотила пригоршню ватных шариков?
Я отхожу от дивана, чтобы встать и налить ей стакан воды из кувшина на стойке. Когда возвращаюсь, я аккуратно помогаю Роуз сесть и после чего осторожно сажусь рядом с ней, чтобы сильно ее не теснить. Может, я дал ей слишком высокую дозу? Но доктор уверил меня, что этого будет достаточно, чтобы усыпить ее без воздействия побочных эффектов. Я медленно оборачиваю руки Роуз вокруг стакана с водой и помогаю поднести его к ее губам. Она жадно выпивает его, позволяя воде стечь по подбородку, пока стакан не опустевает.
— Ты хочешь еще?
Роуз качает головой, вновь промаргиваясь.
— Нет, спасибо. Этого достаточно.
Я ставлю стакан на длинный деревянный кофейный столик и изучаю ее лицо. Она слабо щурится, а ее рот искривлен в привычном недовольстве. Ее волосы взъерошены, коса разлохмачена после путешествия и крепкого сна.
— Что происходит? Почему здесь сейчас так ярко?
Вместо ответа я встаю с дивана, ищу пульт для управления жалюзи на окнах. Она провожает меня взглядом, и когда я закрываю жалюзи, она кричит:
— Подожди!
Я нажимаю кнопку, чтобы остановить их, и смотрю, как Роуз пытается подняться. Хорошо, доза была действительно слишком большой для нее. Может, это потому что она потеряла так много веса с последнего взятия доктором показателей. Моя новая миссия ― помочь ей набрать вес. Не то чтобы она слишком худая, но мне нравились ее прежние изгибы, по крайней мере, те, что я позволял себе видеть ― не слишком многое, пока она так долго была изранена.
— Это… это снег? — Она осторожно пробирается через всю комнату к огромным окнам, обрамленным старинными деревянными балками. — Почему снаружи снег?
— Мы в горах, и я думаю, это из-за метели.
Роуз прижимается лбом к стеклу, поднимая пальцы по щеке, чтобы прикоснуться к окну.
— Я никогда не видела такого снега. Несколько сантиметров тут и там и небольшие снегопады, но ничего подобного. Здесь на улице, наверное, несколько футов снега. — В ее голосе слышится почти трепет, когда она смотрит на пустое белое пространство позади дома.
В паре сотен футов за ним находится обрыв, с которого открывается невероятный вид, но его невозможно увидеть из-за снежного покрова. Я бросаю пульт на диван и присоединяюсь к ней у окна.
— Погода прогнозирует еще пару футов снега к тому моменту, когда метель стихнет через несколько дней.
— Где мы?
Я прочищаю горло, не желая лгать, поэтому я даю ей лучший из возможных вариантов ответа.
— В другом городе, в горах, мы здесь в безопасности.
Ее глаза округляются, а лицо немного бледнеет.
— А до этого не были? В безопасности, я имею в виду?
Я помню, что не объяснял, почему меня не было, и не рассказывал о проблемах с советом. Эта история не из легких, но я постараюсь быть кратким.
— Это сложно, но я попал на радар совета, и Адриан предложил нам уехать из города на какое-то время, по крайней мере, пока все не устаканится.
Роуз изучает мои черты, будто ищет истину между скудными объяснениями.
— Здесь мы в безопасности?
Я киваю.
— Никто не знает об этом месте. Территория принадлежит моей семье. Никто ею не пользуется, поэтому мы можем оставаться здесь столько, сколько нам понадобится.
В ее глазах вновь появляется изумление, и Роуз поворачивается, чтобы посмотреть на снег.
— Здесь так красиво.
Если честно, меня удивляет, что она так рассудительно себя ведет. Может, это из-за лекарств, а может, ей так же, как и мне, нужна смена обстановки.
— Ты хочешь увидеть дом?
Я взмахиваю рукой ей за спину, и Роуз разворачивается к гостиной. Ее взгляд скользит по деревянным балкам, кухне справа, верхнему уровню со спальнями, а затем другим комнатам на нижнем уровне.
— Хорошо.
Через мгновение я обхожу мебель и веду ее в ванную на первом этаже, обводя рукой кухню, и затем показываю ей дорогу в гараж, где находятся машины и оружие. Когда я показываю Роуз как добраться до оружия, что-то замыкается на её лице.
— Если мне придется противостоять кому-то, мы уже наверняка мертвы.
Ее заявление разжигает горячий гнев в моей груди.
— Это неприемлемо. Мы не сдаемся, несмотря ни на что. Я ясно выражаюсь?
Что-то более мрачное появляется в ее взгляде. Мне бы очень хотелось, чтобы Роуз не была обременена этим пониманием. Запах ее лавандового мыла обвивает меня, когда она проходит мимо и возвращается в дом, не говоря ни слова. Вместо споров я беру сумку Роуз у двери и показываю ей спальню. Это люкс с балконом, откуда открывается еще более потрясающий вид на горы. В ванной есть встроенная ванна и душ-водопад, но она едва замечает это, потому что все еще зачарована снегом.
Это может быть так легко. Если мы останемся здесь, никто нас не найдет, и мы оба сможем прожить остаток наших жизней в покое.
Пытаясь отвлечься от этой мысли, я встаю рядом с ней и смотрю на заснеженные горы.
— Мы здесь совсем одни, поэтому будем сами заниматься готовкой и уборкой.
Роуз кивает, не глядя на меня.
— Хорошо. Я не возражаю готовить или убирать сама.
Меня так и подмывает поддразнить Роуз насчет ее квартиры ― нашей квартиры ― но, возможно, она права. Я никогда не давал ей шанса готовить или убирать самой, пока она была там. С самого первого дня за ней присматривали, начиная с докторов и заканчивая Паркер.
— Я не очень хорошо готовлю, но я постараюсь. — Не знаю, зачем я это говорю. Ей все равно, умею ли я готовить, а сказать, что я не умею, для меня слишком близко к признанию слабости.
Прядь волос Роуз падает вниз и касается шеи. Прежде чем я успеваю подумать об этом, я протягиваю руку и заправляю ее ей за ухо. Она сильно вздрагивает, почти падая вперед к окну.
С зависшей в воздухе рукой я изучаю ее профиль. Она больше не расслаблена. Все ее тело сжалось, как будто она ждет, что я ударю ее. Боль в груди усиливается, пока я не отхожу. Даже если она думала, что я ее ударю, она лишь напряглась и ждала удара. Роуз не оттолкнула мою руку, не ушла, не сдвинулась с места ― не сделала ничего из этого.
Я с трудом сглатываю, желчь поднимается в горле.
— Я буду внизу, если тебе что-нибудь понадобится, — выдавливаю я и выскальзываю из двери прежде, чем успею сказать что-то, что действительно ее разозлит. Или встряхнуть Роуз, чтобы увидеть искру в ее глазах, настолько, чтобы она толкнула меня или ударила в ответ. Что угодно, лишь бы не видеть женщину, стоящую и ждущую выплеска моего гнева на нее. Хотя я никогда не давал ей повода думать обо мне как о мужчине такого рода.
Нуждаясь в каком-нибудь действии, я надеваю одно из больших пальто, висящих у двери, переобуваюсь в ботинки, сбрасываю пиджак и выхожу на улицу, чтобы найти вязанку дров. Я остаюсь на этом месте, раскалываю топором дрова, пока рядом с пнем не образуется небольшая кучка.
Через какое-то время я снимаю пальто, дергаю за распущенный галстук и расстегиваю рубашку, чтобы вытащить ее из брюк. В любой другой день я смогу столкнуться с врагом, сражаться и делать все необходимое в своей обычной униформе, но сейчас она кажется мне сдавливающей, как будто дорогая ткань перекрывает кровообращение в тех местах, где мне отчаянно нужны кровь и кислород.
Стук сердца громко звучит в ушах, а руки болят от крепкой хватки за топор. Я занимаюсь физическим трудом, чтобы сфокусировать свой гнев, пока он не перерастет в нечто большее, высасывая из меня гнев и энергию одновременно.
Я устал. Так устал от борьбы и жестокости. От людей, думающих, что я монстр, ожидающий их во тьме. Все по указке Адриана, разумеется.
Я отгоняю эти мысли и собираю дрова в припорошенную снегом корзину, чтобы отнести внутрь.
Сначала меня обдает жаром, а затем ароматом супа. Чего-то острого. Я пытаюсь различить запахи, и под жарким ароматом специй улавливаю запах пекущегося печенья. Она тоже была занята, пока я работал на улице. Требуется мгновение, чтобы сложить дрова, а затем повесить пальто. Когда я вымыл руки, лицо и переоделся во что-то поудобнее, я присоединяюсь к Роуз на кухне, держась на расстоянии.
Она тихо работает, в доме ни звука, разве что снег снаружи бьется в окна.
— Я не знал, что ты умеешь готовить.
На миг воцаряется тяжелая, тягостная тишина. Ей требуется так много времени, чтобы ответить, что я не думаю, что она собирается это делать.
— Ты ничего обо мне не знаешь. И все же ты всегда считал меня избалованной принцессой, неспособной сделать что-то самостоятельно. Не я наняла Паркер, а ты.
Я киваю, отдавая Роуз должное. Она права. Мне известно лишь то, что докладывали мои шпионы, и мельчайшие ниточки, которые я вскользь уловил от Валентины.
— Тогда расскажи мне. Что мне нужно о тебе знать?