Егор.
— Как мать?
Голос Тима звучит глухо, потому что разговаривает этот засранец опять по громкой.
— Нормально мать. На днях капельницы заканчиваются и домой, под наблюдение и заботу. А ты очередную гарнитуру где уже прое… потерял? — Ловлю мамин осуждающий взгляд. Не любит, когда при ней выражаются.
Красивая она у меня. Статная. На ба похожа. Хотя они вообще ни капли не родные: ба и дед папины родители, маминых я никогда не видел. Но мама с бабулей так близко дружат, что с каждым годом походят друг на друга все сильнее.
Осанка, умение себя подать, манера разговора. Даже привычка пить ледяную воду с утра. Кто — то из них перенял у другой. Две мои близкие женщины.
— Эй, друг. Куда пропал? — Тим бухтит, потому что я не отвечаю, задумавшись. Кажется, он не только успел ответить на мой вопрос, но и задать свой.
— Тим, извини. Не выспался. Ты чего хотел — то?
— Ну вообще я тебе инфу там скинул. А ты молчишь. Загрузился по полной?
— Есть немного.
Если честно, с момента маминого приступа и моего спешного отъезда, счет времени я потерял. Отец загрузил своими делами, разнервничавшись из — за матери. Любит ее, пылинки до сих пор сдувает. Свои проекты, а еще каждодневный ритуал посещения клиники. Мама, как маленькая девочка, отказывается от капельниц, если я не сижу рядом.
Тру переносицу, пытаясь сообразить, чего от меня хочет Тимур. Какую инфу он там скинул?
— Короче, мне уже некогда. Ты посмотри. Когда один будешь. Думаю, много чего поймешь. Маме привет.
Не успеваю ответить, как скидывает звонок. Во всем такой. Постоянно на бегу.
— Кто звонил, сынок? — Мама откидывается на подушке, голос слабый. Никто толком понять не смог, что с ней произошло. По телефону поговорила, чай выпила и начала сползать вниз. Когда я примчался домой, ее уже везли в клинику. Хорошо, ее лучшая подружка здесь всем рулит, присмотр действительно качественный.
— Тим. Привет тебе передавал.
— Ох, сынок. Бросал бы ты уже эти компании. Когда Светочке предложение сделаешь? Девочка ждет, часики тикают.
Далась им эта Светочка. Иногда закрадывается мысль, что Светку любят больше, чем меня. Что бабуля, что мать — сюсюкают с ней, а та и рада стараться. Только дед демонстративно уходит. Терпеть не может эту показуху.
Воспоминания про деда автоматом перекидывают на наш последний разговор. Яна… Оксана, в смысле, ему понравилась. Уж не знаю, как он сумел за пару минут разглядеть во мне нешуточный интерес к девочке.
Девочке… Эта мысль в первые дни грела, прожигаю в груди дыру. От удовольствия. Быть первым у такой девушки… это награда сотого левела, не меньше. Хотелось бы статься единственным. Но… Мой спонтанный отъезд разрушил и без того хрупкую связь.
Нет, конечно, я искал Оксану. Когда стало невмоготу, вырвался среди ночи и приехал в поселок. Благодаря друзьям, данные у меня были. Фамилия, адрес. До утра проторчал у дома, но утром никто не вышел. Терпением особо не отличался раньше, и, доведя себя до критической точки, минут двадцать барабанил в дверь. Вынести эту хлипкую преграду труда бы не составило. Но вдруг она спит крепко и не слышит? А я напугаю…
Так и стучал, пока на шум не подошла соседская бабулька, просветившая, что Ксюша уехала в конце августа, и с тех пор не появлялась. Сестер забрала с собой. А Иван, оставшись один, пьет у друга, не просыхая.
Много чего еще поведала бабка. Я так растерялся от потока информации, что не поблагодарил. Так и ушел, оглушенный словами.
Бьет же, ирод, девку. Бьет. А она молчит. Боится, что девчонок отберут.
Так за волосы таскал по двору и орал. А она только лицо закрывала и кричала старшей — Дашке — чтобы спрятались.
Руки заломил и в машину ее. Прижал и ремнем бил. Пока сознание не потеряла бедняжка. И подойти не давал никому урод же паршивый.
Так и сидела на улице всю ночь босая, пока не уснул. Уйти боялась, чтобы сестер не извел.
— Но вы же видели все, почему никуда никто не сообщил? Чтобы помочь?
— А куда сообщать, милок? Сам Иван из органов, участковый у него в дружках. И девке хуже сделаешь, и себя подставишь. Зойка ей помогала, младших брала на ночь. А так чем уж поможешь? Старые мы, милый… Да она просила, сестер жалела. В детском доме еще хуже. А тут при ней.
Десяток метров до машины дались с трудом. Раньше я не думал даже, что могу желать убить человека. Сейчас мечтал об этом. Сомкнуть руки вокруг горла и ждать, пока урод не перестанет дышать. Останавливали от горячки только слова про двух малышек. Не станет отца, их заберут. А этого Ксюша не простит.
Ксюша… каждую ночь мечтал оказаться рядом. Дал себе установку — как только мать выпишут, брошу все силы на поиски девочки.
Зачем мне это? Все оказалось до банального просто.
Влюбился. Полюбил.
От одного взгляда, одного прикосновения, одного вдоха.
Бывает такое?
Бывает.
Еще тогда на озере я понимал в глубине души, что она моя. Даже считая ее матерью чужих детей.
— Мам, ну какая Света? Мы и не встречались с ней. Так…
— Вы, Егор, практически живете вместе. И то, что ты девочку не позвал полностью переехать, твоя вина.
— Мам, не начинай. Ты прекрасно знаешь, что у меня были другие девушки и у Светки тоже другие мужчины. Мы не пара. И не будем…
— Сын, послушай. Мы в твою жизнь не лезли, но то, что Светочка прощает твои гулянки, говорит о ее любви к тебе. Порадуй нас уже. Родители у девочки хорошие, семья приличная. Подумай, сынок.
Мама хлопает по руке, а мне хочется провалиться отсюда, чтобы не принимать дальнейшее участие в тупой постановке. Хочется отправиться с друзьями в бар, и, наверное, так и сделаю. Завтра мужики собираются зависнуть вечером. Плюну на все дела и поеду к ним.
— Мам, отдыхай, ладно? Потом обо всем поговорим.
Выхожу из палаты, выжатый как лимон. Набираю Дейва узнать, какие у нас новости. Не общались с ним несколько дней. Подцепил в баре девчонку и завис с ней на пару дней. Надо хоть узнать, как впечатления. Они с его Стефановской друг друга стоят.
— Видео уже просмотрел? Что скажешь?
— Видео?
— Егор, ты меня реально пугаешь. Тебя из-за бабкиной выходки так штырит или из-за спектакля матери?
— Давид, урод. Про моих говоришь…
— Погоди. Ты посмотрел и тебя устроило? Какого хера тогда пацанов напрягал девчонку искать?
Ничего не понимаю. Какой спектакль, какая выходка?!
— Ты о чем вообще? — Срываться на друге последнее дело, но Дава простит. И поймёт.
— Тимур тебе с камер прислал нарезку. И с балкона, там удачный ракурс такой. Не видно, но звук шикарно захвачен. Смотрел или нет?
— Неееееет. От мамы только вышел.
— Короче. Рули домой, я сейчас подскочу к тебе. Пожрать есть что или взять?
— Закажу.
— Лады. Тогда мчу.
Что за загадки там такие? Рука тянется открыть входящие письма, но одергиваю себя. Если Дейв высказался, вряд ли я смогу адекватно отреагировать. А он не из тех, кто треплет языком направо и налево.
Лихацкого застаю на кухне. Уже проводит инспекцию холодильника.
— Надо ключи отобрать. Ходишь, как к себе домой.
— К себе я не пожрать хожу.
— Не кормят твои девки?
— Скорее я их. — Сидит и сосредоточенно тыкает на экране телефона. С таким серьёзным видом он делает только одно — готовится кормить себя любимого. — А прикинь, когда-нибудь будет у меня жена. Приду с работы, а стол накрыт, вокруг меня суета. Может, и детей родим. Как у отца с матерью. Любить меня будет.
— Ты ж в сказки не веришь.
— Злое ты существо, Егорушка. Дай помечтать на старости лет.
Дейв уже закончил оформлять заказ и развалился на диване.
— Не злое, а рациональное. Чего так быстро от девочки свинтил?
— Не напоминай, а? Выхожу из душа, говорю ей: «Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх и можете держать себя свободно». А она пальцем у виска крутит. Я ей говорю, неуч, иди хоть омлет сваргань. А она ржёт и заказать пиццу предлагает. Нуууу… моя тонкая психика не выдержала. Домой цыпу отвез. С пиццей вместе.
— Тяжёлый клинический случай. Ну а Натаха тебя чем не устраивает? Жил бы уже с ней.
— Примерно та же хрень, соус другой. Инста, мода, косметика… — трет подбородок, — диеты еще. Вот все наши разговоры вне постели.
— Так тебя типа пожалеть надо?
— Типа того. Видосик давай включай. Сейчас вискарь возьму. Тебя жалеть будем.
Я сейчас в другом измерении нахожусь, не иначе. Моя ба… там точно она? Звука на улице нет, но и картинки хватает. Раз за разом прокручиваю то, как бабуля тянет девочку, как хватает сумку и трясет над плитками. Заплаканное ксюшино лицо намертво врезается в память. Бабуля… как после такого называть — то ее?!
Нет, объективно, я знаю, что бабушка могла подобное сотворить. Самому себе — то чего врать… Зная нашу семейную историю… Дед любил простую девочку, дочку домработницы. Но отец, мой прадед, надавил и нашли подходящую с точки зрения статуса жену. Долго Александр Клементьевич искал свою любимую, а нашел когда, уже в живых ее не было. Это еще до рождения отца история была. Но у ба пунктик на счет «простых». Однако одно дело знать, что может, а другое — видеть.
— Второй файл открывай. Сейчас еще веселее станет. — Давид щелкает мышкой, всовывая в мою руку стакан с алкоголем.
Плевать на голову и завтрашние последствия, сейчас нужно верное средство, чтобы на немного забыть увиденное.
— Рита, он невменяемый… — на видео кусок балкона, но звук в доме пишется прекрасно. Если бы не содержимое, можно было бы порадоваться отличной работе.
Слушаю о том, как Света будет страдать от моего увлечения поломойкой. Да — да, так и называют в разговоре Ксюшу. Мои ба и мама. Самые близкие женщины в жизни. В голове не укладывается.
Значит, все эти уколы и системы — только часть представления? Чтобы отвлечь глупого сыночка?
— Дейв, мне двадцать девять… что я не так делаю в жизни? Твои к тебе не лезут же?
— Мои — это мои. У них другие методы воспитания. А ты прекрасно знаешь про свою мать. Школу вспомни. Сам говорил, что все увлечения выбирали родаки. Ты для них до сих пор тот школьник, за которого они выбирают. И со Светкой тебя по итогу тоже прижмут. Если не дашь отпор.
Слова, как гвозди, в крышку ящика. Друг во всем прав. А я потерял столько времени. Бежал, помогал, решал, поддерживал… ради чего? Ради того, чтобы узнать, что родные люди предали?
Слова деда становятся ближе и понятнее. Вряд ли он знал, но догадаться мог. Поэтому и завел тот разговор.
— Закусывай давай. Завтра будешь кулаками махать. А сейчас спать, Егорушка.
Давид, как заботливый родитель, подкладывает в тарелку куски. А я даже вкуса не ощущаю. Во рту скопилась горькая слюна, и проглотить ее не получается
— Да, мамочка.
— Папочка, бля. Девчонку искать будешь дальше? Или так, пропал уже интерес?
— Буду. Запала она мне.
Люблю ее, кажется. Но другу этого говорить пока не буду.
***
Басы долбят по барабанным перепонкам. После вчерашних открытий хочется лечь звездой и лежать. А мы сюда притащились.
— Как у тебя хватает сил после выпитого еще тусовать?
— Опыт, Егорушка. Опыт. Ну и тоска о прекрасном. Не смогу уснуть, зная, что где — то ходит та, которая слепит мне пельмешек.
— Ты сразу тогда к кладбищу рули. Там бабульки сердобольные пожалеют детинушку, накормят самолепными.
— Иди ты. Дай мужику помечтать.
— Тим с Артом скоро будут? — Потягиваюсь на барном стуле, чуть не пропахав носом. После выпитого до сих пор штормит. Или после увиденного.
— Тим не знаю. Как барышня отпустит. — С пониманием улыбаемся друг другу. Тимур наш пропал под каблуком. — А Арт писал, что попозже. С Илюхой на пикник завалился.
— Как у них с Инкой, не знаешь?
— Ровно все. Глядишь, скоро костюмы покупать попремся. Родители договорились, молодые не против. Артур вообще по жизни пофигист, в отличие от того же Тимура.
— Тим да, бунтарь. Как бы самому боком не вышло. А Север как, не в курсе? Вернулся?
— Умотал уже. С ним на днях виделся в офисе. Это ты у нас неуловимым стал. Что, кстати, решил с родней? Санкции будут?
— Не решил еще. Не хочу слышать про них. Надо успокоиться.
— Тоже верно. Дров наломать можно так… Короче, дружище, я пошел.
Давид уже минут пять кого — то выглядывает за моей спиной. Оборачиваюсь. Ну понятно. На этот раз рыженькая. Во вкусах постоянен, никаких брюнеток. Не любит он их.
Кручу бокал, когда сзади раздаются знакомые голоса.
— Киснешь?
— Привет. Да так…
— Я так, без прелюдий. Должен будешь.
На стойку ложится телефон.
— Ну, включай галерею, не тормози.
С фотографий на меня смотрит моя Ксюша. Нежная девочка.
До этого момента я скучал по ней, но только сейчас понял, на сколько сильно. Листаю фотографии.
— А это что за хмырь рядом трется?
— А это, Егор, парень твой как бы девочки. — Спасибо еще кавычки не показал. — С ним была.
— В смысле?
— В смысле. Провожать ее поехал, пришлось упасть на хвост. Илюхин дружбан, Тоха. Помнишь его?
Смутно. Вроде где — то пересекались. Я и с Ильей — то по пальцам пересчитать можно, сколько раз виделась.
— Допустим.
— С ним она была.
Черт. Насколько все серьезно там? Времени я потерял много… очень много… слишком много… Но так просто не отдам. Никому ее не отдам. Если сама не скажет, чтобы ушел. Эта мысль четко сформировалась в голове.
— Не напугай только, понаблюдай. Если реально серьезно у тебя.
Был бы девчонкой, разревелся бы, какие у меня друзья. А так только крепко руку пожал.
Каждый вечер я у общаги. Сжимаю зубы, видя в какое время приходит моя девчонка. Я не сталкер, нет. Мне надо понять, стоит ли на что — то рассчитывать и лезть в ее жизнь. Через многое Ксюше пришлось пройти и добавлять головной боли или нервов не хочу. Если скажет уйти, если увижу, что серьезно все, уйду. Правда, уйду. Сам не знаю пока, как решусь, но приоритеты я расставил давно. И она стоит на первом месте.
Да, рассуждаю про это я. Тот самый я, который еще пару месяцев назад убеждал друзей в отсутствии чувств и привязанностей. А жизнь такая штука: может урок преподать, а может и пинка дать.
В пятницу задерживаюсь на встрече и еду прямиком к Арту. Я уже в курсе, что у непонятного недопарня Ксюши вечеринка в честь юбилея. Вот там все и увижу. Даю себе слово поговорить с девочкой. Надоели кошки — мышки. Проще спросить прямо.
Лишь бы прямой ответ не убил наповал.
— Антоха, с днюхой. — Артур хлопает по плечу блондина, курящего у ворот. — Всего тебе и пожирнее.
— О, Арт, спасибо. Проходите, парни. Скоро начнется самое веселье.
Вспоминаю паренька. Действительно пересекались с ним несколько раз. Артур останавливается, увидев общих знакомых, и мне приходится притормозить с ним. Хотя сам я рвусь вперед. Хочу скорее увидеть её. Если она здесь, конечно. За всю неделю блондина вечером я не видел, что дало надежду.
Красивая. Дух захватывает, какая она красивая. Изящная. Миниатюрная. Жадно впитываю ее образ, не сразу замечая Тоху рядом. Она что — то говорит ему, а он прикасается к губам и целует. В глазах начинают плясать пятна. Как мазохист, не моргая, смотрю на них. А сердце долбит в грудной клетке.
Пытаюсь с такого расстояния уловить эмоции. Она же девочка, нежная моя… как могла так быстро… после меня… как? Арт тянет к столу, правильно расценив всю расстановку сил. Два предательства за такой короткий промежуток времени… тру то место, где раньше был моторчик, а сейчас ледяная глыба. Жжет. Сильно жжет.
Как назло блондин присасывается к губам моей любимой еще и еще. И я с каждым их движением умираю. Стоит тело. А внутри уже агония, нет ничего. Как — то быстро все произошло. Быстро сгорел.
Автоматически передвигаю ноги за другом. Перед глазами пелена. Кого — то толкаю, кто — то толкает в ответ. Ничего не чувствую. Совсем ничего.
— Арт, ты уже знаком. Егор, моя девушка Оксана.
Звуки, которые проникли сквозь мутное сознание и сложились в слова. Я даже умудрился понять их значение. Поднимаю голову и смотрю в ее глаза. В эти наглые и бесстыжие глаза, сводящие с ума. Хочу ненавидеть ее в этот момент. Хочу! Но не могу. Она стоит и опирается на руку своего парня. А он обнимает ее за талию. Он. Не я. Он прикасается к ней.
— Извините, парни, перебрала немного. Сейчас устрою в спальне и спущусь. Я же обещал веселье.
Перебрала… в спальне… Слова на репите.
Глаза в глаза.
Как ты могла? Как?
Почему?
За что?
В тот момент, когда Антон поднимает Ксюшу на руки, у меня срывает все планки. Мир рухнул и обратно его не собрать.
Арт что — то кричит в спину, но я не слышу его. Ледяная глыба зачем — то продолжает отстукивать моменты жизни. А я не хочу. Не хочу этого!
Неправильно так. Спокойно раньше было. Засуньте свою любовь себе… я не хочу…
Срываюсь с места и выжимаю педаль в пол. Ничего не вижу впереди. Темнота. Все размыто. Включаю дворники. Не помогает.
Провожу рукой по лицу. Что это? Почему? Это слезы? Мои слезы? Нет. Нет. Нет!
Сворачиваю в первый попавшийся проезд и выбегаю. Поле. То, что нужно.
Как со стороны вижу упавшую на колени фигуру и слышу свой крик.
Я не хочу так. Это слишком больно.