Егор.
Ксюшин голос звучит ровно. Чувство, что она пересказывает сюжет фильма. Никаких эмоций. Сухие фразы.
А меня рвет изнутри!
Как ба посмела такое? Как язык повернулся?
Ради чего все это?!
Тотальный контроль? — Извините, ошиблись с эти лет эдак на… десять точно. Даже больше.
Любовь так проявила? — Как на хрен любовь. Чуть жизни не разрушила. Взрослый человек, а не погнушалась даже расписку подделать.
— Семью спасала? — Это у них с мамой любимая тема. Только от кого спасть, черт возьми? От них спасать надо. А не им. Не времена дворянства, когда за чистоту крови боролись. Ну как боролись? Детей своих ломали. Девчонок старикам отдавали. Мразям последним. Сейчас, конечно, нонсенс, резонанс — мужчина в два раза старше и нашел молоденькую. А раньше куда вы, блядь, смотрели?
Надо остыть. Дров наломать легко. Исправить потом сложно. И приоритеты… их расставить надо правильно.
Ксюша на первом месте. Это нерушимо. Она и ребенок наш.
А с остальным выгребу. Главное, не сорваться. В этом состоянии убивать хочется. Правда. За то, что руки протянули к моему. Страдать заставили.
Не слепой же я. Ксюшки не видно, высохла совершенно. Уверен, что не ест ничего. Да и откуда ей питание взять.
Ну, блядь, бабка. Нет слов душевных для неё. Вернее, слова — то есть, но при беременной Ксюше даже и думать их неловко.
Вдох — выдох. Сжимаю руль и рву тачку в сторону дома. Нет смысла говорить здесь. Пусть своими глазами увидит. Нет никакой невесты. Дом есть. Для нее. Девочки ждут. Дед. Пусть мы не расписаны ещё, но мы уже семья. Давно уже. В моей голове стопроцентно.
Поглядываю на свою малышку. Дремлет. Или слабость? На всякий случай предлагаю перекусить. Что беременные любят? Огурцы с вареньем? Сало с джемом? Я всё достать готов. Ночи напролет бегать. Только верните обратно мою улыбчивую девочку. Мою ягодку.
Креветок хочет. Моя же умничка! Значит, едем за ними. Пусть только хочет. Всем богам молиться готов. Только пусть улыбается.
Говорят про любовь, что в омут с головой. Вот я и нырнул. Встрял. Не выплыть. Да и не хочу я. С ней хочу быть. Рядом.
Обнять хочу. Безумно. Но нельзя пока. Немного потерпеть. Чувствую, что на правильном пути. Пусть говорит одно, глаза выдают. И волнение. Слишком хорошо я изучил свою Ксюшу. Слишком сильна наша связь.
Пока ждем заказ, обнимаю свою ягодку за плечики. Разрешает. Сначала с опаской дотрагиваюсь, потом наглею. Я не я буду, если не проверю границы. Хоть немного.
При свете видны темные круги под глазами. Кожа не бледная, реально прозрачная. Венки видно.
Ярость снова вскипает, взрывает внутри всё. Но я знаю, что надо делать. И знаю, кто мне поможет. Мстить родным подло. А я не хочу унижать себя подлыми поступками. Ксюша тоже не поймет. Но и безнаказанными такие поступки оставлять нельзя. Дать слабину, считай, сдаться. Капитулировать я могу лишь перед одним человеком. Которого сейчас прижимаю к себе.
— Что ты делаешь? — Ксюша обращает внимание на моё копошение в телефоне.
— Ищу ближайшую ветклинику. Пса надо показать. Чтоб помыли там, намарафетили. Анализы взяли.
— Ты правда его хочешь оставить?
— Если ты не против.
— Но я…
Нас прерывает официант. И я рад этому парню. Открывать карты не входит в мои планы на ближайшие пару часов. Ксюша должна увидеть всё своими глазами. Только так я могу вернуть её доверие.
Пишу Дейву сообщение, чтобы притащил папку с иском на кухню. Не хочу искать среди ночи. Сразу покажу Ксюше и закроем вопрос о мнимой невесте. У меня настоящая есть.
— Вкусно?
— Ага. Я не знала, что они такие… ну такие…
— Какие, малыш?
— Не тошнотные. Меня от всего мутит, а сейчас хорошо так.
Она съела — то каплю. А отвалилась на спинку дивана, будто слова сжевала. Подзываю официанта, чтобы принес счет.
— Не спи, моя хорошая. Или спи, но разреши до машины донести.
Сам не решаюсь. Моё дело ступать на хрупкий лед и не провалиться. Что там сапёры, у меня задачка посложнее. Не просто выбрать и не ошибиться, а еще сохранить и удержать.
***
— Чей это дом? — Ксюша сонно бормочет, когда помогаю выйти из машины.
Всю дорогу проспала, свернувшись на сиденье калачиком. Я аккуратно откинул спинку, чтобы удобнее было.
— Наш, моя хорошая. Наш дом. Сейчас ночь, поэтому мой сюрприз спит. Но я тебе покажу, если пообещаешь не кричать и, самое главное, не переживать.
Если честно я даже не знаю, как Ксюшу подготовить к тому, что сестры её здесь. Раньше не сказал, чтобы шантажом не тащить сюда. А теперь как — то стрёмно уже.
За локоть подвожу к крыльцу.
— Аккуратно, ступени. Я для нас его выбрал, Ксюш. Для нас и наших детей. Не было других. И не будет. Я говорил тебе. И повторю. Сейчас покажу быстро кое — что еще, и завтра нормально поговорим. Когда проснемся.
— Ты хочешь, чтобы я осталась на ночь?
— Я хочу, чтобы ты осталась на всю жизнь. И это не громкие слова. Я правда хочу этого. Верь мне.
Чем быстрее закончим, тем быстрее она сможет лечь в кровать. Сейчас это волнует больше всего.
— Красиво как!
— Завтра все рассмотришь. Ладно? А сейчас спать. Но перед этим… В общем, вот. — Протягиваю листы, которые друг положил на углу. — Это документы в суд на семью Светланы за распространение ложной информации. И когда ба с тобой разговаривала, не было в моей жизни других.
— Я… — Она растеряно смотрит на папку, на меня. — Я потом почитаю. Хочу тебе верить, Егор.
Шепотом добавляет, а глохну от слов. Верить…
Что в любви главное? Ну кроме взаимности? Понимание, компромиссы, сами чувства, конечно. Но важнее всего доверие. Оно хрупкое, невесомое практически. Дунешь и рассыплется. Но на нем держится любовь. Где нет веры, там постепенно умирают настоящие чувства.
— Верь. Клянусь, я не обманывал тебя. С первого взгляда в тебе пропал. Правда. Чёртовы обстоятельства… Я даже не знаю, как всё так вышло. Тебе бы прилечь, Ксюш, но сначала… — И как теперь выкручиваться? — Когда проснешься, сама увидишь. А сейчас просто скажу, потому что ночь.
— Ты меня пугаешь.
— Я вот как раз хочу не испугать.
— Егор?
Прижимаю свою любимую, а она напряженно смотрит и вроде бы не замечает моих рук.
— Дашу и Машу я забрал и они…
— Что? Что ты сказал?
— Девочки здесь, в доме. Сейчас они уже спят, но утром…
— Егор… — Ксюша вопреки всем опасениям не истерит, не кричит и не плачет. Она кладет прохладные ладошки на мои щёки, — но… но как?
— Не очень просто, но получилось.
Не знаю, как она отнесется к предстоящему моему удочерению девочек. Решаю оставить обсуждение этих тем на потом. Сейчас главное, что она наконец — то рядом. Здесь. Где её место. В нашем доме.
— Можно на них посмотреть?
— Только тихо, ладно?
Если Ксюня разбудит Машу, пиши пропало. А мне ещё изнывающего в машине Роя надо отвезти. Ума не приложу, куда ночью его сейчас пристроить, а на улице совесть не позволит бросить. Хоть он и привык так существовать, но я не смогу оставить животное.
Ксюша заглядывает в приоткрытую дверь и видим мирно спящих на кровати девчонок и дремлющего на кресле деда.
— Но это же, — она отшатывается, прикрыв ротик ладошкой. — Это же…
— Идём, — шепчу, чтобы не потревожить спящих. Веду в нашу комнату. Надеюсь, что нашу. Она же примет меня? Когда-нибудь?
— Почему там был твой дедушка?
— Тшшш, успокойся. Он не причинит им вреда. Наоборот. Они считают его своим дедом, а он их внучками. То, что натворила ба… Он не имеет к этому никакого отношения. Блин, Ксюш, нам о стольком надо поговорить, но сейчас совсем не время. Уже глубокая ночь, тебе нужен отдых. Вам нужен, — глянув в её глаза, кладу руку на живот.
Может быть, я сошел с ума, но мне кажется, я чувствую ладонью еле заметное движение. Наверняка этого не может быть: еще и беременности явно не видно. Ксюша сама по себе миниатюрная, уверен, что и животик у нее вырастит маленький. Но я продолжаю прислушиваться к своим ощущениям, и мир замирает. Сужается до микроскопических размеров, оставляя только мою ладонь на коже любимой женщины.
В разном возрасте на вопрос «что есть счастье» я отвечал по — разному. Сначала казалось, нет ничего важнее семьи и похвалы родителей. Потом прибавились победы в спорте, успех у противоположного пола. Чуть позже — финансовая стабильность, карьера. Но оказывается, что все это такой пшик. Ничто по сравнению с невероятным ощущением тепла, которое дарит Она.
— Вы моё счастье.
Слова срываются с губ легко. И, наверное, это самые правильные слова за всю мою прожитую жизнь. Не признание в любви даже. Э признание в том, что они и есть любовь и жизнь.
— Не отвечай ничего, Ксюш. — Во мне говорит трус. Я боюсь, что она произнесет то, что разрушит волшебство момента. Если она оттолкнет, умом я смогу понять. А вот сердцем… с ним тяжелее договориться, как оказалось. Оно живет своей жизнью, выбирает само и бьется только для той, которую выбрало.