Егор.
Стараюсь отложить все свои дела и остаться в клинике со своей девочкой. Настроение у нее скачет, конечно, то вверх, то вниз со сказочной скоростью. Она спрашивает про Сашку, но ту Давид увез в деревню, и, сдается мне, не собирается выпускать. Дорвался.
Черт. Я счастлив за друга, но все равно переживаю, чтобы он не натворил дел. Дейв, конечно, старше и мудрее, но характер у него ого — го. И странно представить его под каблуком у кого — то. Пусть выражение и образное, да только на уступки друг идти не умеет. Поэтому и бизнесмен успешный. А с отношениями.
Да уж, сижу тут и размышляю, весь из себя белый и пушистый. А сам — то, блять, давно ли скакал из койки в койку, не запоминая имен? Чувство, что не я был и вообще в прошлой жизни. Кто бы мог представить, что обычная поездка искупаться перевернет всю жизнь. Сколько раз я уже возвращался к этой мысли? Да не сосчитать. И каждый раз произношу благодарность Вселенной, которая столкнула наши орбиты.
В исламе есть такое понятие, как «кадар». Я даже погуглил, чтобы не ошибиться. Термин, обозначающий предопределение как непреодолимую волю Бога. Мы говорим «судьба свела», вкладывая в это понятие много всего: от случайной встречи до вмешательства высших сил. Пусть я не тот человек, который силен в тонкостях, но вот это предопределение мне подходит, чтобы описать появление в моей жизни сладкой ягодки. Девочки, которой суждено было стать моей. И мне — стать её.
Ксюшка своей нежностью, непосредственностью, переживаниями за близких, научила меня иначе смотреть на окружающий мир. Я начал замечать те мелочи, о которых раньше не задумывался. Ну кто утром улыбается полощась в тёплой воде? Дети и… Ксюша. Она реально радуется, то из крана течет кипяток. Она радуется, что можно дома ходить босиком и не бояться заболеть. Она улыбается, когда во дворе загораются гирлянды. Новый год давно прошел, но мы оставили разноцветные фонарики и лампочки, потому что моя девочка верит в сказку и любит перед сном посмотреть в окно.
Я знаю, что и я тоже научил свою малышку смелости, уверенности в себе. Знаю, что научил её верить и доверять людям. Не всем. Близким. И она раскрылась. Она позволила себе отпустить ношу, когда можно рассчитывать только на себя. Слишком долго она такой была — не по годам взрослой. Теперь моя очередь заботиться о ней и ее баловать.
Приближается время обеда, и я бужу свою соню, чтобы она хорошо поела. Ей силы нужны, а она все отказывается. Надо будет — с ложечки кормить стану. Малышка садится и трет глаза. Сонная, растрепанная и такая родная. Такая домашняя, уютная. Потягивается и улыбается. Тянусь к жене с поцелуем, но не успеваю коснуться розовых губ.
В тишине слышится едва уловимый хлопок, и Ксюшка поднимает на меня непонимающие глаза.
— Ой.
— Что?
Я не понимаю еще, что что — то происходит, но по спине бежит холодок.
А нет… кажется, начинаю понимать. Мы сидим на кровати рядом, и под нами стремительно наливается лужица.
— Егор, — хнычет моя жена и впивается в руку. — Это же… это воды, да?
Твою мать. Я так — то сам не знаю. Но, похоже, они. А что еще может быть? Лихорадочно вспоминаю все прочитанное по этому вопросу. Легкий хлопок… ну да.
Нажимаю кнопку вызова персонала. Ксюша сжимает руку все сильнее и негромко вскрикивает. Пытаюсь ее поднять, чтобы не сидела на мокром, но она цепляется за кровать.
— Тихо — тихо. Сейчас нет места панике. Давай считать интервалы меду схватками, пока не пришел врач. У тебя же начались?
— Я не понимаю, — шепчет.
— Болит?
— Кажется, нет. Немного.
— Значит, пока только начало. Не бойся. Я с тобой и все время буду рядом.
— Я в туалет хочу.
Блять. А можно? Вот как — то я этот вопрос ни фига не уточнил.
— Потерпи, малыш. Сейчас придет врач и все скажет.
Все — таки стягиваю свою упрямицу с койки и пытаюсь снять с нее пижамные брючки, в которых она здесь спит. За этим занятием нас и застает Тарасик.
— Что у нас здесь?
Показываю на постель и напуганную ягодку.
— Пройдем в смотровую, надо узнать, что у нас там.
— Я…
Малышка мнется, стесняясь сказать про уборную. Озвучиваю я, на что Алексеич улыбается и отпускает малышку.
— Егор Александрович, сейчас оценим степень раскрытия у Вашей супруги. И будем готовиться к родам.
— Уже?
Наверное, тупее вопроса просто невозможно было задать.
— Часа через три — четыре, а, может, и дольше. Схватки с каким интервалом?
— Да вроде нет еще схваток.
Словно в подтверждение моих слов Ксюша выходит из уборной в полусогнутом состоянии.
— Вот и начались. — Тарас улыбается. А я не знаю, куда себя деть, чтобы помочь Ксюшке. Она бледная совсем. — Пройдемте, Ксения.
Жена снова хватает мою руку. Так и двигаемся по коридору. Только сейчас успеваю заметить, что моя умничка накинула халат. В коридоре накрывает очередной схваткой, и я беру жену на руки. Боль это не уменьшит, но, может, хотя бы от такой поддержки ей будет легче.
— Раскрытие небольшое, ждем.
Смотрю вопросительно, сдвинув брови. Что значит — то это? Ксюха на кресле корчится от боли, а он тут про раскрытие чешет.
— Ожидаем полного раскрытия шейки матки. Во время схваток родовые пути подготавливаются для прохождения через них плода со всеми плодными образованиями. — Тарас поясняет мне свои слова, как маленькому школьнику.
Еще бы выражался понятным языком. У меня мозг от беспокойства отключился. Зато на полную катушку включилась функция «защищать».
Следующие нескончаемые часы я считаю интервал, который застрял на отметке «шесть минут». Каждые шесть минут моя малышка сжимается от боли, плачет и царапает мои предплечья. Губы искусаны в кровь, на лбу испарина.
— Посмотрим.
Затаив дыхание жду заветные слова, что все. Сейчас уже всё случится и…
— Так. Чуть лучше, но еще по — прежнему небольшое. Сейчас сделаем КТГ плода и, думаю, можем дать Вашей жене отдохнуть.
Поспать? Да она воды попить нормально не может.
Тем не менее, после аппарата, малышке что — то колют, и она засыпает, вздрагивая во сне. Глажу влажное личико, убираю прилипшие волосы. Устала. Под глазам тени, на губах запеклась капелька крови. А ведь это только начало…
Спустя час у обезболивающего заканчивается действие и ягодка просыпается. Массаж спины, приседания на мяче, душ… мы даже в ванную вместе садились. Еще пару дней назад я мечтал о втором ребенке, но на данный момент вот вообще не уверен, что готов пройти через все еще раз. Если меня накрывает, не могу даже представить, каково моей любимой. У нее взгляд плывет, а на слезы уже нет сил. Сейчас она свернулась на кушетке клубочком и только поскуливает.
Мучитель перестает гонять Ксюшку на ужасный агрегат, именуемый смотровым креслом, и после очередного осмотра проговаривает:
— Вы в родах. Готовимся.
Меня оттесняют от малышки, заставляя облачиться в одноразовый халат, шапочку, какие — то странные недогольфы. Молча напяливаю все, наблюдая за женой. Ей помогают переодеться и лечь на специальный стол, который трансформируют в кресло. Ксюшка психует, отпихивает мою руку, плачет. Потом цепляется и снова отпихивает.
Поворачиваю лицо жены и долго смотрю в ее глаза. Понимаю, что больно и тяжело. Понимаю. Вижу.
— Надо постараться, малышка. Чуть — чуть. Роди мне здорового пацана. Пожалуйста, родная.
— Ксения Игоревна, по моей команде…
Моя невероятно сильная девочка собирается и послушно выполняет команды врача. Несколько раз кричит, но я ловлю её взгляд и не отпускаю до самого…
Господи… Шумное дыхание и голова врачей перекрывает тонкий плач. Не плач даже, а писк. На белоснежной пеленке, открыв мутные глазки, в слизи и пятнах крови… лежит самый прекрасный человечек на всем белом свете.
Не дыша перевожу взгляд с него на Ксюшу, и обратно.
Акушерка отходит на бесконечно долгие минуты и возвращает завернутого в пеленку чистенького малыша. Кладет на грудь к Ксюше.
— Что?
Я понимаю, мне говорят слова. Вижу даже, как шевелятся губы. Но в голове стоит на повторе писк и… я реально больше не вижу и не слышу ничего…
— Поздравляю, Егор Александрович. У Вас дочь.
— Дддддочь?
— Дочка, Егорка. Наша дочка.
Малышка шепчет, слизывая слезки язычком. Руками она аккуратно придерживает… нашу дочь…
Девочка.
Сжимаю переносицу, понимая, что меня накрывает лавиной чувств.
Девочка. Дочка.
— Ты… Егор? Ты…
— Тшшшш, — наклоняюсь и целую любимые губы. — Девочка. Спасибо за дочку, любимая. Спасибо!
Спасибо, моя сладкая девочка.