Гул толпы донесся до фаркоповских ушей. Он перестал чистить туфли, поднял голову в густых крупных завитках:
— Опять митингуют, мать бы их разъети.
— Ну и какое нам дело? — откликнулся Богдан. — Они шумят — мы работаем. Когда они будут работать — тогда мы, может быть, захотим пошуметь. Кому плохо от такого шума?
— Голова от них болит. Вчера «Смело, товарищи, в ногу» пели, сегодня, кажись — «Боже, царя храни»…
— Так это же хорошо! — убеждал добрый Богдан. — Вообще получается целый концерт.
Оба собирались ехать в райцентр: Фаркопову надлежало, по поручению Крячкина, найти там паклю и договориться о покупке; Богдан же туманно намекал о некоей Галочке, которую он кохает, она молодячка, правда, но вот-вот должна уже уступить такому серьезному мужчине, как он. Он напялил на свой короткий толстый торс умопомрачительную красную рубаху с лиловыми пятнами, обтянул ягодицы-окорока модными стальными штанами, надел кроссовки ослепительной белизны…
— Клянусь детьми, она не должна устоять! — простодушно восклицал он.
Клыч не был им нынче попутчиком: он все глубже погрязал в любовной трясине с Любкою Сунь. При взгляде на эту подругу в глазах его зажигался сатанинский огонь.
Они вышли, и, не торопясь, направились к автобусной остановке. Их догнал скрипучий «газон». Из кабины высунулся Иван Носков и спросил на ходу:
— Ребя, молодушка-то ваша где? Куды ее девали?
— А мы не знаем, — Богдан развел короткими могучими руками. — Может быть, она кушает. Или спит. Или, может быть, починяет одежду.
— Опять увел ее проклятый чечен! — фермер ударил себя кулаком в лоб. — Ну, погоди же ты у меня…
— Какой он тебе чечен! — сказал механик на воротах. — Даже и близко не родня.
— Да, все они одинаковы!.. — Носков дал газ, и утрясся по валкой дороге.
На остановке уже ждали автобус Мелита Набуркина и Валичка Постников, тоже приезжие люди. Они были в строгих костюмах, она — даже в шляпке с вуалькою наверху.
Богдан сразу устремился к Валичке:
— Здравствуй, друг! Ты помнишь, как мы искали с тобой в Малом Вицыне хомутики? Какой был замечательный поход! Мы еще искали там этого… Боророва, да? Какое было вино! Я рад встрече с тобой, друг! Хочешь, сейчас принесу бутылку? И мы поедем снова на тот замечательный берег?..
— Ты же видишь — я с женщиной, — отчужденно буркнул пожарный инженер.
— Да что такое женщина! Сегодня женщина, завтра — не женщина… Какое это имеет большое значение.
— Ударь его, — сквозь зубы сказала Мелита. — Ударь его, Валентин.
— Их же двое. Вон, какие оба кабаны.
— Я прошу!
— Ты хочешь видеть меня мертвым? Хорошо же… Слушай-ка, любезный!..
— Ах, нет! — нотариус схватила его за рукав. — Все, все, хватит! Я просто хотела убедиться…
Валичка угрюмо молчал.
На автостанции в Малом Вицыне Богдан, начавший уже бояться Мелиты, успел все же подмигнуть бывшему собутыльнику:
— Ну, пойдем искать Боророва? Чувствую, что сегодня мы его все же найдем!..
Тот вздохнул, и поплелся сдедом за подругой. А крячкинские батраки купили по паре банок теплого, застоялого, ни в какое сравнение не идущего даже с «жигулевским» финского пива, и распили их на лавочке. После чего отправились в город, до которого и дойти-то было всего ничего: метров пятьдесят.
— Что ж, надо идти, искать паклю, — молвил Фаркопов.
— Мне тоже надо идти…
Они глянули поверх головы друг друга, и точка скрещения взглядов так неистово полыхнула — словно сшиблись два больших кремня. И совершенно невозможно предсказать, чем бы закончился сегодняшний их визит в райцентр, не прозвучи вблизи девичий голос:
— Здравствуйте, гражданин Богдан! Зазнались, не признаете?!
И Галочка Жгун, неистовая ревнительница правопорядка, предстала перед ними.
— Ах, Галю! — расцвел Богдан. — Та я ж тэбэ кохаю! Та ты ж такая моя прэлэсь!.. Та ты ж така красавица!..
— Ну уж и красавица, — млела Галя.
— Какое ж я тэбэ, коханая, подарю колэчко! Каку куплю цэпку на твою грудочку! Как мы з тобою будэм пить вино, а люды пускай заграють «Нич яка мисячна…». Да, моэ сэрдэнько?..
И он повел ее своей плавною кошачьей походкой. «Если девица — считай, что сегодня тебе и придет капут», — бесстрастно подумал Фаркопов. После пива было муторно, противно икалось. Где же искать эту чертову паклю? Хозяин дал ему три наколки: стройгруппа пуговичной фабрики, стройучасток леспромхоза и стройцех райпо. В-общем, не столь важно было сразу выйти на продавца — такие вещи не делаются с бухты-барахты, важна была первичная информация, а поиск ее можно начинать откуда угодно. Он спросил у прохожего, как пройти к фабричке.
— А во-он, дым-от где, — ему показали на трубу. — Отсюда, значит, идешь прямо, возле промкомбината — большой дом о двух этажах — свернешь направо, и — уж до конца. Упрешься сразу в проходную.
Проклятое пиво! Из-за него может получиться конфуз. Миновав уже промкомбинат, и свернув в нужном направлении, Фаркопов судорожно заметался вдруг туда-сюда между домами. И, расстегнув ширинку, прильнул к дыре между заборными штакетинами.
— Ай-яй, молодой человек! — услыхал он. — Какое неприличие. Разве трудно зайти в дом и сказать, что хотите в туалет? Молодежь, молодежь… В вас нет ничего святого.
Константин Иваныч, копаясь в ширинке, блаженно улыбался. Он двинулся бы дальше, и забыл бы лысого дядю с небольшой головкой, не возникни вдруг на пути серьезное препятствие: из-за угла ударил вдруг оркестр, оттуда вывернула и устремилась навстречу ему большая похоронная процессия. Только машин было около двух десятков: «Волга» с «Мереседесом», машина с гробом, три автобуса, и еще легковые разных марок. Они двигались тихо-тихо, и шагающий пешком народ шел неторопливо, как это и положено на похоронах. А сколько его было! — словно море вылилось из переулка.
— Кого же это так хоронят? — Фаркопов глянул на хозяина оскверненного забора. — Видно, великую шишку!
— Ошибаетесь, — прозучал ответ. — Это хоронят давнюю нашу горожанку Анну Ираклиевну Ахурцхилашвили, известную здесь как Аня Шанежка. Она была еще старше меня… замечательная личность! И всю жизнь — в садике, в садике, в садике… Все прошли через ее руки: от мэра и заместителя министра энергетики до последнего вора. Видите вон ту машину? — это Дмитрий Рататуенко, главный здешний мафиози. А вон в той — зам главы администрации. Заходите скорей, а то будете мешать! Я, к сожалению, не смогу проводить, подвихнул вчера ногу — видите, хромаю? — но моя дочка Лия тоже в процессии, хоть и не ходила никогда в садик. Вон она, глядите, машет сзади!
Народ все шел и шел мимо них: кто разговаривал, кто плакал, кто просто молчал. Среди убитой горем родни Фаркопов углядел и потеряевскую парочку, с кем ехали вместе в автобусе, кладоискателей-любителей. Вот почему оба были в костюмах и имели чопорный, важный, будто бы обиженный вид! Он подумал, перекрестился на торчащий из везущего гроб КАМАЗа крест из свежего дерева, и наклонил голову.
— Умирают старики, — журчал голос рядом. — Один за другим, один за другим… просто жуть. Я знал их всех. А что вы хотите? — я столько лет жил здесь, а на руководящей работе много народу проходит перед тобой, очень многие, почти все…
Процессия вытекала уже на большую, просторную улицу, там раздавалась вширь; вот последний человек исчез за поворотом. Где-то, издали уже, вновь грянул оркестр, сея печаль.
— Что вы сказали? — обернулся батрак. — На руководящей работе? Я, знаете, человек приезжий…
— Я вижу, да.
— И вот такая, знаете, трудность…
— Какая же?
— Надо купить паклю. Скоро сруб собирать, а пакля… где вот ее взять? Не подскажете?
— Ну почему не подсказать? Можно в леспромхозе. Хотите, договорюсь?
— Комиссионные дам! — просипел Фаркопов, не веря удаче.
— Зачем они мне! — махнул рукою Марк Абрамыч Фельдблюм. — Пойдемте в дом, я напою вас чаем.
— Это кстати! Пиво, знаете ли…
Через малое время Константин Иваныч уже сидел в гостиной на диване, а хозяин читал ему с листочка:
«УЧИТЕЛЬ. Сегодня мы будем закреплять тему образования сложных слов. Гнусницкий! Прошу к доске. Скажите, как называются слова, образованные первыми буквами?
УЧЕНИК. Аббревиатура.
УЧИТЕЛЬ. Назовите пример.
УЧЕНИК. Дума уничтожает российский акционерный капитал. Аббревиатура — ДУРАК!..».
— Вам нравится, вам нравится? — спрашивал автор юморесок. — Ну нет, ведь это же неплохо, скажите?!..
Фаркопов лицемерно кивал и двигал бровями.
Стукнула дверь; вошла женщина. Он цыркнул зубом: вот это баба! Худенькая, черненькая. Как те, на Таити.