Германа мне было очень далеко. Но иногда и матом дело не заканчивалось.
Простая процедура, подъем. В обычном режиме дивизиона дежурный офицер обязан на нем присутствовать. Для Дедушек Советской Армии по подъему мухой взлетать - снижение статуса. Небось не сирена воет, а дневальный кричит. Полежим, повыпендриваемся. Голову одеялом замотаем. Пусть зелень видит - деды свое отвскакивали, теперь имеют право не спешить. Но когда это надувание щек превосходило разумный предел в три минуты, приходилось вмешиваться. Сначала подходил и тряс дежурный сержант. Если он был из стариков, то тем дело и кончалось. Если же сержант был из молодых, только после учебки, те деды, что покруче, его игнорировали. Тут уже подходил я, голос на мат не тратя. Просто пинал сапогом снизу, через сетку кровати и матрац. И не больно, и сигнал доходчивый. После этого боец поднимался. Дедушки - воины послужившие, знали, что последует, если не встанешь. А следовало вот что. Я открывал его тумбочку, брал мыльницу, выкинув мыло, шел к умывальникам. Наполнял мыльницу водой, откидывал одеяло и выливал все бойцу в койку. Заправленная постель иногда и за день до конца не просыхала. Так что при отбое дедушке было о чем вспомнить. Но до такого у меня доходило всего раза три.
Обычно все ограничивалось первым этапом, по Василию Аксенову: "Один продемонстрировал начало приема, другой - начало контрприема. И они разошлись довольные собой и друг другом".
Скажу без балды и хвастовства. Воины меня уважали. Панибратства я не допускал, держал дистанцию. Но поговорить со мной можно было о чем угодно. Я тоже на два года призван, т.е. чем-то был такой же, как они. Тоже дембеля ждал. С другой стороны, по службе был ничем не слабее других офицеров. А по другим знаниям и бытовому умению много и поболе. Как кирпич класть, кто покажет? Профессор. А штукатурить как? Он же. Или шифер правильно стелить. Бредень двенадцатиметровый по ночам на дежурствах связал, чтобы было с чем на пруду развлечься.
Все нетронутые лимоны в ДОСах попрививал, только один не прижился.
По математике и физике тем, кто в ВУЗ готовился, помогал.
Фотографировал, проявлял и печатал. На баяне играл - когда требовалось, мы его в клубе заимствовали. Приемы борцовские иногда показывал. Еще стол тот, теннисный… Опять же, мои двадцать два подтягивания на перекладине никто перекрыть не мог. Даже Г-в делал только девятнадцать. Но, правда, он и потяжелее был килограммов на десять, ему труднее.
Нет, действительно, хорошо бойцы ко мне относились. Перед дембельским отъездом даже специально в общагу заходили попрощаться, если я в то утро с наряда отдыхал. Нож свой любимый, перочинный я раза четыре на позиции терял - всегда находили и возвращали. Хороший нож, шестипредметный, Павловского завода спецпартия. Только вот карманы он любил рвать. В последний раз вернули с переделанной рукоятью. Облицовку поменяли, новую заметной сделали, ярко красного цвета. И инкрустацию из латуни. На одной стороне ракета, на другой зеркала антенн от будки. Андрюхин земляк сваял, Джичоев. Дембельский вариант. Чтобы мне память осталась. Дизайн не так чтобы уж шибко хорош, но все же… Жаль, утопил я его лет через пять, на Истре рыбача. Двух дедков, по последнему льду рядом ухнувших, вытаскивал.
Своим бушлатом. Один рукав им, за другой тянул. Нож и нырнул через очередную дыру в камане. Но все равно - память и так осталась.
Когда срок перевалил экватор, я, упражняясь в армейских делах по принципу "на службу не рвись, от службы не бегай", вдруг начал ощущать свой в полку вес. Стали меня в разные технические комиссии включать по проверкам. Пару раз даже дивизионов других полков.
Занятие однажды приказали провести корпусное, в рамках сборов замов частей по вооружению. Майоров да подполковников. Хохмочка получилась чисто армейская, типичная, потому расскажу.
Занятие было по консервации будки на длительное хранение. Дали мне документус по этому процессу, поручили выучить, рассказать и продемонстрировать. Будку выкатили из НЗ, по счастью до антенн развертывать ее не требовалось. В полку на отдельной площадке установили. От дивизиона аншеф бойца в помощь выделил, того самого
Гюльгасана. Три дня дали на подготовку. Силикагелем в мешочках мы будку завесили, не хуже, чем Кадыр овощехранилище капустой. Швы прогерметизировали, выставку потребных смазок устроили, лейблами украсили. Какой-то там дряни не хватало, так я ее сам замикстурил, вспоминая Гашека:
"- Мне нужен елей, освященный епископом, - спросил
Швейк в скобяной лавке. - Он у вас есть?
- Ну конечно! - ответил старший приказчик, - Дайте ему конопляного масла номер семь."
Коронным номером занятия, его жирной завершающей точкой должна была стать проверка герметизации после окончательного задраивания кабины. Для этого Инструкция предлагала вставить в один из вентиляционных лючков фанерную заплату с двумя штуцерами. Одним для подачи сжатого воздуха, другим для присоединения водяного манометра.
Герметизация считалась нормальной, если поданное в кабину избыточное давление в 50 мм водяного столба падало вдвое не быстрее, чем за двадцать секунд. При первом прочтении докУмента у меня сразу возникло желание дать автору в морду. Сжатый воздух - без проблем,
МС-ку подгоним, что шар-баллоны ракет заправляет. В день занятия обещали выделить. А вот где я вам манометр такой возьму? Во всем полку нет ничего похожего. Но тут во мне взыграл выпускник физфака и я сваял девайс собственными руками. Нашел стеклянную трубку, пошел в автопарк и с помощью газового резака согнул ее в виде буквы U.
Стеклодувная мастерская, первый курс. Хорошо учили, однако. Закрасил воду чернилами, залил, линеечку проволокой примотал - готов прибор.
Пристроили к фанерке, все по-писаному. Как что получится, проверить не удалось - сжатый воздух только завтра, прямо на занятии. Хотя сомнения и были - при резком захлопывании двери воздух по ушам не бил, как ожидалось. Гюльгасана я к занятию настропалил-накачал.
Чтобы ко мне не обращался. А то начнет свое "ты" лепить, сраму не оберемся. Чтобы я ему:
- Ефрейтор Исламов!
- Я! - чтобы он громко так, бодро.
- Прогерметизировать дверь кабины!
- Есть! - и чтобы он быстро так, шустро. "С огоньком", блин, а не как в жпу раненый.
Вот и начало занятий. Все готово. Девять часов. Солнышко, июньская утренняя прохлада. Половина слушателей с глубокого послевчерашнего похмелА. Еще бы - второй день двухдневных сборов. Я все думал, как начинать-то? Ведь по правилам, старший группы должен доложить преподавателю о готовности к занятиям. Это лейтенанту-то будет подполковник докладывать? Не смешите мои портянки. Потому проявив инициативу сразу двинул вперед.
- Товарищи офицеры! Мне поручено провести с вами…
И все пошло своим чередом. Языком молочу, на схеме и в натуре показываю. Проникшийся задачей Гюльгасан действует с четкостью караула у Мавзолея. Спектакль идет на ура. Наконец, дошло до финала.
Подогнали МС-ку, дуем. Минут пять прошло, столбик в трубке шевелиться и не собирается. Триста атмосфер баллона вдули - даже не дрогнул.
- Ладно, лейтенант! - сказали мне полуполканы, - одним словом ты не кабину надул, а нас. Или, может, и тебя вместе с нами надули.
Посмеялись и похмеляться пошли. А я, так жидко обмаравшийся, все же решил разобраться, в чем дело. Полез под лафет будки, где низ вращающегося токосъемника, что-то там, уже сейчас не помню, вскрыл, аж заводское еще, что и трогать никогда не требовалось. И тут мне захотелось уже не просто набить морду автору, а расстрелять его из рогатки. Шариками от никелированных кроватей, какими мы в детстве пуляли. Не торопясь, с особым садизмом. Потому что там было отверстие, где-то в четверть квадратного метра, причем такой формы, что задраить его было практически невозможно. Разве что с помощью современной монтажной пены и то проармировав предварительно гнутыми сетками. Вот ведь скотина! И, наверное, сидит где-нибудь в управлении Главкома ПВО. С девяти до восемнадцати. Инструкции пописывает. На службу в метро ездит, гад! А я тут ошкверявился с его подачи. Манометр сделал, старался дурачишка… Одно утешение.
История эта продолжалась с четверга до вторника. Так что неучтенный начальством в выходные, я в столицу сгонял. С вечера пятницы до утра понедельника.
Однако фиаско с надуванием на мою репутацию не повлияло. Полоса такая пошла. В КПСС предложили вступить, но тут я уклонился - сказал, что надо над собой еще поработать, а то пока уж очень я горяч. Не то чтобы я против коммунистов был, нет. Пионерское детство и спортивная юность у меня в заднице лет до сорока играли, но несколько в другом плане. Если какая-то задача в принципе решаема, то почему это ее не решу именно я? Что значит - не умею? Вникну, разберусь, научусь и сделаю! И делал. Но вот с общественной работой еще в Универе у меня были сложные отношения. Какая могла быть общественная работа, если в день три с половиной часа на дорогу уходило, на принудительный досуг, используемый для пополнения эрудиции? А в перспективе и дальше будет уходить? Потому рассаматривал эту работу исключительно как раздражающий и отвлекающий от дела фактор. Так что подход был сугубо прагматический. Членство в КПСС - это, конечно, веревочка, по которой можно легче повыше выбраться. Но больше - это уздечка, за которую тебя дергать будут. Да и не лежала душа как-то.
Вскоре в газете окружной про наш дивизион полстраницы прописали, а нас сфотографировали. "Высокие соцобязательства взял расчет, которым командует лейтенант такой-то. На снимке. Лейтенант такой-то со своим расчетом". Я, Юраш и Владимир Васильевич с гаечным ключом на 32. Обычно эта "Стой, кто идет?" по всей ленкомнате валялась, но тут бойцы мигом разобрали для дембельских альбомов. У нас для общаги свой экземпляр выписывался, ППС уговорил. Полежала она у меня на подоконнике дня три, да и пропала. Убрать захотел - уже поздно.
Оказалось, Андрюха второпях ее обычным назначением использовал. В наших выгребных удобствах. Может, ее теперь в Сети поискать?
Потом экзамен на классность подошел. Второй я уже имел, а тут пошел сдавать на первый. В комиссию корпуса.
- Ты что, лейтенант? - сказал ее председатель или как там его.
- Не слишком ли высоко тянешься? У нас большинство кадровых через два года только второй класс имеет, да и то не все. А ты сколько прослужил? Распушился, двухгодичник!
- Ну что вы, товарищ подполковник! До двух лет мне еще пять месяцев. К тому времени я на "мастера" сдам. А сейчас пока вот только на первый. На него три системы надо знать. Я знаю пять.
Всю будку "П" и всю кабину "А". Неисправности устранять на всех приходилось. По трем системам месячный регламент делаю наизусть. Еще по двум в каждую инструкцию гляну не больше, чем два раза. Проверяйте!
Что-то они меня там поспрашивали, больше по верхушкам. А потом Ван
Ваныч Петченко, что по будке главным технарем корпуса значился, сказал.
- Да что его пытать? Знаю я его, видел, как работает. Вполне соответствует.
И вышел я оттедова перьвоклассным специалистом. На "мастера" я сдавать, конечно, не собирался. Учить те 102 страницы "Правил стрельбы" наизусть, да еще и практику набирать, зачем оно мне?
В начале сентября были соревнования молодых офицеров корпуса.
Заочно-очные. Очную часть на базе нашего полка проводили. От полка нас трое было из разных дивизионов. В основном соревновались по всякой общевойсковой дребедени. Физо, строевая и управление строем, организация связи, стрельба, партполит, хим-дым… Там мне и поперло. Даже из ПМ двадцать три очка выбил, единственный раз в жизни. По управлению строем, помню, красивое было упражнение. Надо было вести строй прямо на стену и скомандовать на ходу "кругооом… марш!". Оценивалось расстояние до стены. Кто ближе повернул, но чтобы стену не задели. Тут у меня тоже все удачно выпало. По партполиту выписку предъявил о сданном кандидатском по философии…
А в заочной части, вероятно, рейтинговая была система. Конкурс классностей, конкурс должностей… Не знаю точно. Я, конечно, не плох был, но все же кажется мне, что полк меня проталкивал. Видать, начальству хотелось нестандартно выпендриться - вот, мол, каких мы двухгадов выращиваем.
Через месяц вызвали в кадры корпуса. Вручили грамоту и часы