- Да это-то можно. Только вот, что это будет за суд, если ни в одном из этих индивидуальных законов даже не предусмотрено статей об уголовной ответственности за правонарушения, а?..
Глава D (4).
- ...ДОБРО должно быть с кулаками? - Анаврин затушил в блюдечке сигарету и поднялся. - Извини, но все это напоминает мне покинутый Литинститут. Надоело. Я хочу сам выпекать свой теософический кокс, а не ждать, когда мне подвезут сбрикетированную в кирпичики истину. А потому счастливо оставаться...
- Погоди, мне тоже нужно идти, - встал Перехватов. - Жаль, не послушал ваших стихов, - виновато улыбнулся он гостям. - Но я думаю, мы ещё увидимся.
Борис проводил их в переднюю и, защелкнув замки, возвратился.
- Всё-таки, блин, мне кажется, их лучше читать, чем слушать... Ты-то как все это выдержал? - повернулся он ко мне.
- Да ничего... Я ведь тоже имею отношение к книгам, хотя и не пишу их сам. Так что мне это интересно.
- А кто вы? - спросила худенькая брюнетка.
- Я работаю в библиотеке. Сейчас мы создаем музей писателя Горохова, то есть - Василя-из-Кундер. Так что стихи и проза для меня такая же стихия, как и для вас.
- Стихи - это воздух культуры! - резюмировал Берлинский. - А потому я предлагаю послушать нашего гостя из северной столицы, - он кивнул головой на долговязого угреватого парня, молча притаившегося с бутылкой пива в руке на углу стола. - Толян, прочитай нам что-нибудь свеженькое.
- Добро, - поднялся тот. - Вот - самое последнее, я написал его буквально сегодня утром в электричке...
И, широко, как Вознесенский, отбивая такт рукой, громко прочитал:
Скорый поезд из Питера
номера с головы!
Едут бляди и пидоры
от Невы до Москвы!
Гул в вагонах нетопленых,
тамбур пахнет махрой!
До рассвета чуть тепленьким
будет каждый второй!
В свитерках не залатанных,
не стыдясь своих дыр,
молодые, патлатые,
лишь пришедшие в мир,
утром выйдут из поезда,
в голове - пустота...
...Помоги им опомниться,
отрезви, Храм Христа!
Закончив читать, Толян молча сел на место и отхлебнул из пивной бутылки.
- А ты, Борь? - окликнул Викторион Таракьянца. - Прочтешь что-нибудь?
- Если слушатели готовы терпеть, то можно.
- Что? До сих пор ещё экспериментируешь?
- А что ещё можно делать в мире, который существует по законам текста?
- Да ладно тебе! Ролана Барта начитался? Всё уже, мол, было, было, было, а потому - всё только повтор и цитирование, а если всё только цитата, то что тогда в жизни имеет право претендовать на ощущение трагедии? Ничего. Так?..
- Ну, не совсем так, но... Впрочем, я могу и не читать.
- Ладно, читай. Мы уже слушаем.
- Смотри... Не я говорю, но ты.
Борис прислонился к дверному косяку, прикрыл глаза и, скрестив на груди руки, бесцветным, но четким голосом прочитал:
Шмардыгал Брандограй по грабору,
фурзыгая и тряжно брендя.
А настрапу - ляляла Фиора,
лестолазо флудями кудя.
- Брандограй, Брандограй, требрухите!
Ранзе журно так тряжно брендить?..
И закляк Брандограй, оропитев,
и закрокало звенце в прети.
- Илисите, Фиора, Фиора,
я - кандо, мурандо и трандо.
Не кухите ваво, лилодора,