- Он.
Митька дернул Романа за рукав:
- Идем отсюда! Идем...
- Подожди, - раздраженно бросил Роман. - Пусть этот хам утолит свою жажду...
Василий поднялся. Высокий, широкоплечий.
Роман почувствовал, как задрожали у него колени. Нет, он не боялся, ему даже хотелось драки. Пусть его изобьют здесь, пусть ему поломают ребра, разобьют голову... Пусть!..
И он, усмехаясь презрительно, лил масло в огонь:
- Представляешь, как начиналось, Митька? Хома принес пол-литра и стал умолять... ха-ха-ха! Умолять отомстить, потому что сам он трус... Может, "царь" и не трус, однако угадай, Митька, что их связывает?.. Царя-бога и Хому-труса...
Василий надвигался, словно туча, глаза сверкали, будто стекла очков. Вот он уже совсем близко. Лицо у него белое, как стена.
- Ну?
Митька не выдержал, отступил. Роман услышал его шаги позади себя - они вскоре растаяли, исчезли в черной тишине. Хотелось оглянуться, но он словно прикипел взглядом к глазам Василия, метавшим в него молнии.
- А ты сам покрути шариками, что вас связывает, - сказал спокойно Роман. - Может, тогда и прибавится ума в твоей большой голове... Мать у тебя вон какая! Все ее уважают...
Роман запнулся, потому что глаза, метавшие только что в него молнии, вдруг помутились, в них появились тоска и боль. Даже фигура Василия как-то померкла, уменьшилась.
"У него ведь тоже отца нет!" - мелькнула у Романа мысль.
Пока он раздумывал над этим фактом, Василий пришел в себя. Злость перекосила его лицо, опять наэлектризовала тело...
Только на два удара кое-как ответил Роман. Потом упал, как подкошенный, на асфальте рассыпались кусочки сахара. Разъяренный Василий стоял над ним. Едва Роман пытался подняться - кулак Василия безжалостно валил его снова на асфальт.
Вокруг них кружил, как шакал, Хома Деркач и громко смеялся. Смех его испуганно дрожал, часто срывался, и казалось, что он плачет, обезумев... Под его ногами похрустывал сахар, как снег после первого мороза.
- Дружинники! - крикнул вдруг кто-то. Может, пожалел Романа, а может, испугался, зная характер Василия: он и до смерти способен забить...
Все разбежались кто куда.
Роман с трудом поднялся.
- Сволочь! Гадина! - шептал он, собирая кусочки сахара. - Ненавижу, ох ненавижу!..
Кто-то подошел, спросил, что случилось, покачал головой, видимо, подумал, что перед ним пьяный. Роман ссыпал в карман сахар и, пошатываясь, побрел домой. Сразу же за заводским парком ему встретились Митька и мать. "Только этого мне не хватало".
- Господи! - всплеснула руками мать, оглядывая окровавленное лицо Романа.
Роман отступил в тень, потому что смотреть на мучения матери было нестерпимо. Митька, кажется, всхлипнул. Во всяком случае, что-то подобное послышалось оттуда, где он остановился.
- Ты, мама, не волнуйся. Видишь, живой-здоровый. Немного лицо поцарапали... Идем домой.
Мать хотела взять Романа под руку, но он увернулся. Мать вздохнула сквозь слезы:
- Митя умолял же тебя идти от них прочь, почему ты не послушал?
- Идти прочь? - спросил Роман и подумал почему-то о Нелле: как же он покажется ей на глаза такой? - Не мог я, мама... Очень хотел сказать, что они трусы. А как скажешь, убегая?.. - И засмеялся: - Почему-то не любят люди, когда им правду говоришь...
- Ничего, я научу его любить правду! - тихо произнесла мать. В ее словах было столько решимости, что Роман вздрогнул.
- Что ты надумала, мама?
- Я научу!
- Мама, ты его не будешь преследовать!
- Преследовать? Его, проклятого, уже давно тюрьма дожидается. А ну, стой!
Остановились под фонарем. Мать принялась вытирать косынкой лицо Роману, приговаривая:
- Чтоб он на осине повесился! Чтоб его, окаянного, земля не приняла! Чтоб он лопнул, проклятый!
- Я, наверно, побегу? - тихо произнес Митька.
- Беги, - ответил Роман, ощупывая пальцами глаз, который весь заплыл. Только запомни: в школе о сегодняшнем ни слова!
- Как хочешь, - покорно ответил Митька и исчез в темноте.
- Ни слова? - вмешалась мать. - А черта лысого! Я его выведу на чистую воду, я до Москвы дойду!..
Роман только рукой махнул.
С матерью он в целом ладил неплохо. Иные придут из школы, книги на стол - и поминай как звали. Роман не такой. Он и дрова рубит, и двор подметает, и на огороде трудится. Пока мать с работы прибежит, он уже, смотри, и пол вымоет. Мать тоже работящая, поэтому в хате у них всегда прибрано, во дворе чистенько. "Хотя и без мужа живу, но у нас беда беду не потянула, - хвалилась не раз перед соседками Любарчиха, - без хозяина двор не плачет".
Слыша эти горделивые заявления родительницы, Роман только улыбался, гордясь и собой, и своей матерью.
Другая беда у Оксаны Любарец: уж слишком скуп сын на слово. Чтобы она услышала из его уст о каких-нибудь школьных новостях - такого еще не бывало!
Вот и сейчас. Пришли домой - молчит. Рассказал бы, ведь на сердце у него многое...
- Рома...
- Что, мама?
- Ты мне никогда ничего не рассказываешь...
Роман стоял посреди комнаты с рушником в руках. Отвернулся к окну:
- Ты мне тоже...