— Потерпи немного, чмо остроухое, — прохрипел, задыхаясь, щуплый и низенький Арне. — Скоро ты вылетишь из Башни Магии и наконец-то сдохнешь где-нибудь в подворотне, как и подобает эльфийской падали!
— Обещаем прийти и нассать на твою могилу! — расхохотался Дариан.
Они тащили меня, будто перепившего собутыльника, закинув мои руки себе на плечи: Арне — слева, Дариан — справа. И Дариану за счёт внушительной комплекции это давалось определённо куда проще.
Отвечать им я, однако, не собирался — копил силы. Лишь буравил глазами узкую спину невозмутимо вышагивавшего впереди Карла — главного ублюдка этой компании, идейного вдохновителя, организатора и самого жестокого участника большинства моих избиений за последние месяцев шесть. Даже не видя его лица я мог отчётливо представить его надменное и вечно недовольное хлебало, которое я раза три разбивал в реальности и где-то три миллиона раз — в мыслях.
М-да. А ведь такой хороший был день.
Отработав смену за сравнительно несложным делом — уборкой дорожек и лужаек парка от осенней листвы, я вернулся “домой”. Маленькая каморка, по идее предназначенная для хранения уборочного инвентаря, спустя пятнадцать лет казалась невероятно родной и уютной. И в кои-то веки я собирался лечь спать потому, что сам так захотел, а не потому что просто пришёл и вырубился от усталости, едва коснувшись ткани матраца.
Однако, когда я уже закрыл глаза и устроился настолько удобно, насколько это только было возможно, дверь моей каморки резко распахнулась.
Небольшую комнатушку тут же наполнили ароматы алкоголя и блевотины. Правила для обычных учеников эти утырки стабильно игнорировали.
Вскочить, чтобы попытаться вырваться, я не успел — запутался в одеяле. Следующие пару минут Дариан с Арне от души охаживали по моим рёбрам и животу ботинками. Карл, как и всегда, просто смотрел на это со стороны чуть блестящими от алкоголя глазами.
И каждый раз, встречаясь с ним глазами, я ощущал подступающее откуда-то из глубины разума бешенство. В эти моменты казалось, что, если бы я смог сейчас вскочить и раскидать парочку пьяных обсосов, я бы вцепился ублюдку в горло хоть зубами, и не отпустил бы, пока он не испустит дух.
К сожалению, а возможно и к счастью, этим желаниям не суждено было сбыться.
Решив, видимо, что достаточно меня отпинали, Арне с Дарианом подняли меня с матраца, закинули мои руки себе на плечи, вытащили из моей каморки и куда-то понесли, будто своего перепившего приятеля.
Ночные коридоры Башни Магии, несмотря на то, что я частенько задерживался допоздна, натирая до блеска полы или стирая чьи-то каракули с учебных парт, всегда казались жутковатыми.
Почти весь свет гас, оставались только тусклые лампы на поворотах и в развилках, не разгонявшие, а только сгущавшие мрак. Деревянные половицы, невероятно древние, а потому скрипучие через одну, под нестройными шагами Дариана с Арне создавали режущую уши какофонию. А пробивающийся через высокие стрельчатые окна свет огней Вирсавии лишний раз напоминал о том, насколько вообще всё это место было старым и пропитанным всякой мистической дичью.
И потому, когда тащившая меня парочка наконец остановилась и я понял, где мы оказались, меня всего с головы до пяток пробрала волна неестественной дрожи.
Тяжёлая чёрная каменная дверь, будто бы сросшаяся со стенами. Дверь в чёртово подземелье самого известного и самого опасного монстра в истории этого мира! Ну, конечно же, куда ещё эти нажравшиеся ублюдки могли меня притащить посреди ночи!
Впрочем, в каком-то смысле я мог даже сказать им спасибо. Потому что от всколыхнувшего разум ощущения надвигающегося дерьма во мне открылось минимум три вторых дыхания.
Вырвав левую руку из тонких пальцев Арне, я вмазал ему тыльной стороной кулака по лицу. Мелкий богатей отшатнулся и схватился за нос, захныкав от боли.
Дариан попытался заломить мне плечо. Но, прекрасно зная его приёмчики, я сам подался вперёд, подножкой выбивая ему левую ногу и лишая равновесия. После чего с размаха заехал левой рукой туда же, куда и Арне — прямо в нос.
Правда, на этот раз добиться желаемого не получилось. Видимо, уже готовый к такому, Дариан закрыл лицо рукой. Однако при этом он и хватку свою ослабил. И мне удалось, ощущая, как стонут мышцы в правой руке, выгнувшейся под совершенно неестественным углом, развернуться и, положив ему ладонь на плечо, со всей силы врезать коленом в пах.
Может быть я и проигрывал им семь раз из десяти, но это не значило, что я был слабаком. Пятнадцать лет боли научили меня, как грамотно давать врагу отпор. Максимально эффективно и жестоко, бить туда, где больнее, главное — результат, и плевать на правила.
К сожалению, на этот раз они, похоже, вознамерились во что бы то ни стало осуществить задуманное. И несмотря на всё моё сопротивление, несмотря на разбитый нос Арне и Дариана, получившего коленкой под дых, отпускать меня они не собирались.
— Хватит! — рявкнул Карл, зажигая на ладони магический огонь, — если ты будешь и дальше сопротивляться, я спалю тебе лицо, понял меня?!
Магия. С этим я тягаться был не в силах. Обычно они к таким методам не прибегали. Синяки я мог получить откуда угодно, но вот те же ожоги от огненной магии — уже совсем другой вопрос.
Если бы они перестарались, и мне в итоге удалось доказать, что это именно они виноваты в моих увечьях, то даже дедуля Карла не смог бы всё так просто замять. В конце концов далеко не все старейшины Башни приветствовали такое кумовство.
Вот только я ещё не настолько отчаялся, чтобы поставлять своё лицо под пламя ради возможности возмездия. К счастью, а может и к сожалению. Однако то, что я не собирался давать себя сжигать, не значило, что я был готов просто сдаться и позволить вновь себя избить.
— Предупреждаю, — прошипел я, вкладывая в голос всю свою немалую злобу, — если вы снова ко мне полезете — я не успокоюсь, пока не превращусь в уголёк и не сдохну. И я обещаю, что точно утяну кого-нибудь из вас троих с собой.
Карл, казалось, даже не услышал, продолжая стоять с угрожающе подрагивающим магическим огнём на ладони и глядеть на меня с ненавистью и презрением. А вот Арне с Дарианом, успевшие неплохо отхватить, определённо испугались. И главарь их маленькой шайки это понял.
— Хочешь ты того или нет, но ты окажешься за этой дверью. Можешь попробовать дать отпор — я лично не против.
Хорошая была бы тактика, если бы не похожие на побитых псов прихлебатели.
— А вот твои шавки, что-то мне кажется, против, — ухмыльнулся я.
— И?
— Сам туда пойду, — выдохнул я идею, от которой вообще не был в восторге. — Но ты мне дашь что-нибудь, чем можно будет подсветить, а то там темно — хоть глаз выколи.
— Сдурел?! — огрызнулся Карл, — чтобы я тебе жизнь облегчал?
— Либо так, либо я даже с сожжённым лицом успеваю откусить тебе к чертям нос. Готов проверить, блефую ли я?
— Карл, слушай, может ну его? — заныл Арне, продолжавший держаться за окровавленное лицо.
— Ублюдочный эльф! — пробормотал Карл, видимо споря внутри с самим собой. Но в конце концов рациональная сторона, похоже, победила. — На, подавись!
Он достал из кармана и бросил в меня маленькую, поблескивающую металлом коробочку. Зажигалка.
— Если попытаешься сбежать — я найду тебя и поджарю до угольков, понял меня? — переспросил он, поворачиваясь, чтобы отворить ту самую дверь.
— Давай-давай, — вздохнул я, чиркая колёсиком, чтобы проверить, не отдали ли мне нерабочее дерьмо.
Зажигалка работала, и отлично.
— Заходи, и без глупостей, — процедил он, открывая передо мной дверь в кромешную тьму.
— Вы только посмотрите, какое обслуживание! — хмыкнул я, входя в темницу чудовища.
— Надеюсь, когда завтра тебя тут найдут, то наконец-то выкинут из Башни, — хриплым голосом проговорил мне вдогонку Дариан. — Ну или его сожрёт запертый там…
Даже тот тусклый свет, что давала висящая в небе луна, погас, и я услышал лязг поворачиваемого в замке ключа.
Меня заперли. Заперли в месте, в котором я до сих пор ни разу не был и о котором слышал только жуткие истории. Просто замечательно.
Маленький огонёк, не угрожающий, как магия Карла, а добрый и мирный, выхватил из темноты каменный пол, часть стены и начало лестницы, уходящей вниз, во тьму, неизвестность и жуть.
Здравый смысл утверждал, что самый разумный выбор — остаться здесь. Дождаться утра, прихода сторожа, каждый день проверяющего это место, и попытаться объяснить ему, что во всё виноват этот ублюдок Карл, что я не хотел никуда вламываться, что…
А, к чёрту.
Да, специально я бы сюда не пошёл. Но, раз уж оказался здесь, не было смысла так просто просидеть весь остаток ночи под дверью. В конце концов, по этим ступенькам ежегодно спускались десятки, если не сотни студентов, чтобы послушать назидательную историю о том, как царь мудрости одолел своего страшнейшего врага — и ничего.
Подойдя к краю лестницы, я протянул вперёд руку с зажигалкой, разгоняя тьму. Вполне обычная, просто очень старая, с вмятинами от тысяч и тысяч шагов, лестница. А жути ей придавали ночь, моё воображение и гуляющие вокруг этого места слухи. Только и всего.
Спуск был долгим, я насчитал больше трёхсот ступенек. Из-за общего истощения и перенесённых побоев к концу я уже начал задыхаться, несмотря на то, что шёл вниз.
Но, наконец-то последняя ступенька осталась позади и я очутился в небольшом, размером всего три на три метра, каменном мешке.
— И что здесь?.. — пробормотал я. — Экскурсию мне не проведут, но хоть сам посмотрю…
Экскурсия, впрочем, получилась довольно быстрой.
По стенам висели магические светильники, сейчас потушенные.
Посередине комнату разделял натянутый толстый канат — ограждение, за которое нельзя было заходить. И, насколько я помнил, ради самих же посетителей, потому что за невидимой чертой начиналось настоящее минное поле из десятков установленных царём мудрости ловушек.
Причиной таких предосторожностей был стоящий в вырубленной в стене нише потемневший от времени… кувшин? Наверное, так. Над ним на камне была вытравлена надпись: “Здесь покоится Бафомет, зло извращённого разума”.
Ещё одно знакомое имя из прошлой жизни. Впрочем, к подобным совпадениям я уже давным-давно привык.
Бафомет, о котором я был в курсе, был каким-то по-настоящему крутым демоном в земном сатанизме. Но его темница в этом мире была какой-то… разочаровывающей, что ли?
Не знаю, чего я ожидал, на самом деле. Но чего-то по-настоящему жуткого. В конце концов запечатанное в этом кувшине существо по легендам когда-то наводило ужас на весь человеческий мир.
Ну, вроде как. Кроме надписи на стене и неопределённых легенд об этом Бафомете не было известно ровным счётом ничего.
— Прискорбно.
Я аж подпрыгнул от неожиданности. Резко обернулся, выхватывая из темноты заплясавшим пламенем зажигалки лестницу.
— Кто здесь?
— Ты меня слышишь?
Сердце ухнуло куда-то в пятки. Разом вспомнились и легенды о Бафомете этого мира, пожирающем детей и вырезающем целые страны, и истории о сатанинских культах Земли.
— Кто говорит?! Карл! Это вы, придурки?!
— Это не тот юный расист. С тобой говорю я.
— Кто “я”?
— Ты только что читал мою… “эпитафию”, назовём это так.
Вновь обернувшись к стене с надписью, я попятился на плохо ногах и едва не оступился о первую ступеньку лестницы. Вот это уже было по-настоящему жутко.
— Хорошая шутка, но даже первогодки знают, что Бафомет находится в вечном сне, — проговорил я, стараясь успокоить колотящееся сердце. — Если ты хотел меня напугать, придумал бы что-нибудь получше!
— Поверь, я не спал.
— Тогда это ещё более странно! Бафомет до сих пор ни с кем не разговаривал. Почему вдруг заговорил со мной?
— Кстати, а это хороший вопрос…
Похоже, мой собеседник всерьёз об этом задумался, дав мне минутку на то, чтобы хотя бы немного успокоиться и собраться с мыслями. Поджилки у меня трястись не перестали, конечно, но по крайней мере я смог более-менее осознать происходящее.
Бафомет… Монстр, запечатанный Агуром больше двух тысяч лет назад. И, честно говоря, как бы мне ни хотелось найти иное объяснение, всё моё естество продолжало вопить о том, что это — единственно возможная реальность.
Ну просто не мог ЭТОТ голос, холодный, совершенно безэмоциональный, наполненный какой-то невероятной энергией, принадлежать человеку. А даже если и мог. Зачем бы какому-нибудь высшему магу вот так подшучивать над простым уборщиком?
Оставалось только признать жуткую правду. Со мной действительно говорил обитатель этого медного кувшина.
И это…
Почему-то меня успокоило.
Нет, меня всё ещё потряхивало, но это была реакция моего паникующего подсознания.
Сам же я будто бы сбросил с плеч тяжкий груз. Теперь, когда угроза, пусть и невидимая, приобрела голос и имя, мне неожиданно стало легче. И, будто почувствовав, что я пришёл в себя, мой собеседник заговорил вновь.
— Парень, веришь ты мне или нет, но я говорю правду. Я заключён в этом месте уже многие сотни лет. И ты — первый, с кем я говорю за многие и многие годы.
Глубоко выдохнув, я посмотрел на “темницу” монстра. С учётом того, что я сам был едва ли не бо́льшим чудом, сохранив воспоминания о прошлой жизни, я точно был не тем, кто имел право на какой-то особый скепсис.
— Допустим, ты — действительно Бафомет, пойманный царём мудрости в этот кувшинчик.
— Чтобы ты знал, мальчик, медный кувшин Агура — это один из сильнейших артефактов в мире, способный запечатать что угодно, хоть дракона. И называть его так — это неуважение в первую очередь к вашему обожаемому царю мудрости.
— Я не ученик, — нахмурился я, — я — уборщик.
— Приму к сведению.
Прозвучало как-то обидно, честно говоря.
— Ну, хорошо. И чего же ты от меня хочешь? Надеюсь, ты не попросишь выпустить тебя?
— Вообще-то именно об этом я и думал.
Я не удержался от нервной усмешки.
— Серьёзно? По-твоему, я настолько идиот, чтобы выпускать на волю того, кого называют Злом?
— Никакое я не зло.
— Я вообще-то смотрю на надпись, где буквально написано: “Зло”.
- “Зло извращённого разума”. Можно подумать, те, кто писал эти слова, назвали бы меня как-то иначе. Сам подумай минутку и поймёшь, что эта надпись к действительности имеет мало отношения. Злом меня назвала история, чтобы было удобнее называть Агура — Добром. В реальном мире не существует ни абсолютного “Зла”, ни идеального “Добра”. А эти слова написали спустя века после того, как Агур победил и запечатал меня. В назидание будущим поколениям, так сказать.
— И кто же ты тогда?
— Я был учёным, исследователем магии, лучшим в своём деле. Много раз даже Агур, почитаемый вами как царь мудрости, обращался ко мне за помощью. Я не искал славы, не искал власти, не искал признания, а всё, что меня интересовало — это получение всё новых и новых знаний, познание неведомого, постижение тайн вселенной.
Отчётливое ощущение того, что меня пытаются, мягко говоря, обмануть, не покидало. Но с другой стороны его слова, произнесённые этим бесстрастным, лишённым эмоций голосом, казались максимально логичными и правильными. Хотя вопросы у меня, конечно же, были.
— Если бы всё было действительно так, тебя бы не заперли в медный кувшин, приписав настолько угрожающую эпитафию.
— Ну, это действительно не всё, тут ты меня… “подловил”, скажем так. Дело в том, что зачастую мои исследования шли вразрез с общественным пониманием морали.
— В смысле?
— Ну, вот представь: в мире свирепствует страшная эпидемия, выжигающая целые страны, оставляющая после себя огромные горы трупов и крошечные горстки тех, кому повезло выжить. Десятки тысяч гибнут каждый день, миллионы — каждый год, и никто не знает, как справиться с этой заразой. И тогда появляюсь я, выбираю небольшой городок с несколькими тысячами населения, блокирую его магией так, чтобы никто и ничто не могло ни выйти, ни войти, и заражаю всех жителей этой болезнью. А потом просто наблюдаю за тем, как она протекает, ставлю опыты на ещё живых и уже мёртвых, вскрываю тех, кто заразился, но смог выжить, чтобы понять, что отличает их от “неудачливого” большинства — и через пару недель нахожу лекарство. Благодаря мне и ценой шести-семи тысяч жизней спасены десятки миллионов, и меня восхваляют как спасителя. Но только до тех пор, пока люди не узнаю́т о том, как именно было совершено это открытие — потом я сразу же становлюсь чудовищем и убийцей.
Желудок скрутило от отвращения.
— Но ты ведь и правда убийца! Ты убил всех тех людей, которые, возможно, даже никогда не узнали бы о той болезни!
— А возможно узнали бы, и всё равно умерли. Я не отрицаю, что я убил их — это было бы бессмысленной ложью. Но также непреложным фактом является то, что пользы от моих деяний было несоизмеримо больше, чем вреда. А те, кто написали эти глупые слова, предпочли цинично забыть обо всей принесённой мной пользе, и оставить в памяти людей только нанесённый мной вред.
— Всё равно, — покачал я головой. — Ты не имел права решать за этих людей, жить им или умирать!
— О, этот вечный спор: “В правде ли один человек управлять жизнью другого?” Открою тебе глаза, парень: все, кто обладают властью, так или иначе решают определяют чужие судьбы, в том числе жизнь и смерть. Богатые обрекают бедных на нищету, голод и забытье; сильные самим существованием своей силы оставляют слабых под своей пятой; правители без зазрения совести отправляют тысячи и тысячи сражаться и гибнуть в зачастую бессмысленных войнах. Единственная причина того, что в этом медном кувшине оказался именно я, заключается в том, что мои действия были слишком прямы, лишены того толстого слоя напускного благородства, что всегда красуется на лицах власть имущих. И ты должен лучше многих понимать, насколько я прав, ведь всего десять минут назад та троица сделала с тобой ровно то же самое: решила твою судьбу за тебя. Когда тебя найдут здесь, то не будут разбираться, как ты сюда попал, тебя просто выкинут на улицу, и там ты через какое-то время просто погибнешь.
А ведь он в чём-то был прав…
— Что, хочешь сказать, что мы с тобой похожи, и потому я должен тебя выпустить?
— Хочу сказать, что это определённо будет выгодно нам обоим.