Пистолеты из ориалха, в полтора раза более прочного и вдвое более тугоплавкого, чем сталь, металла. Взрывное дыхание плюс Телекинез, усиленные накачкой, а после зафиксированные зачарованием внутри гильз из особой серебряной латуни. На свинцовых пулях — Взрывное дыхание, закреплённое, а также “раздутое” Младшим зачарованием четвёртого круга.
В моих руках, искусно замаскированная под револьверы, таилась пара самых настоящих гранатомётов, каждый выстрел из которых оборачивался огромной, диаметром в пару метров, огненной вспышкой. Однако для того, чтобы справиться с отрядом старших магов этого всё-таки оказалось мало.
Когда пламя опало, я увидел только трещины в широком ледяном щите, выросшем на пути пуль. А потом они атаковали в ответ.
На меня обрушился шквал из заострённых до бритвенной остроты сосулек; посреди тёплого, несмотря на осень, дня, поднялся самый настоящий буран; по земле в мою сторону рванулась ледяная дорожка, из которой вырастали длинные иглы инея, одно соприкосновение с которыми сулило разорванное в лоскуты мясо и обморожение неслабой степени…
Похоже, водные и ледяные заклинания были профилем семьи Фериа. И при этом они определённо не впали в безумие, как Валентайн, потому как продолжали держать щит и атаковать из-за него. Я использовал Телекинез и Взрывное дыхание, которые теперь мог делать куда сильнее накачкой, чтобы уворачиваться и обороняться от большинства атак, продолжая отстреливаться.
Но при этом понимал, что этого было мало. Я своими выстрелами мало что мог сделать с их защитой, тогда как сам танцевал на грани жизни и смерти, на считанные сантиметры уворачиваясь от некоторых заклинаний. Только благодаря жизненной энергии, пропитавшей моё тело, ускорившей реакцию и обострившей чувства, я до сих пор оставался жив.
У меня, конечно, ещё были козыри в рукаве. Но и у моих врагов они тоже наверняка были. И для начала я должен был дождаться, когда их количество уменьшится.
Две с хвостиком недели назад я убегал от Валентайна, понимая, что не смогу ничего ему противопоставить. Тогда разница между нами была в три круга. Сейчас даже сильнейший из моих врагов превосходил меня “всего лишь” на два круга. Но их было семеро.
А ещё я не мог просто развернуться и дать дёру.
В радиусе нескольких десятков километров от этого места не было ни единого жилья. И с учётом того, что теперь эти ребята умели нормально думать, они бы точно прочухали, что куда проще не гнаться за мной, а поймать Глена с Линдой и шантажировать меня их жизнями.
Однако с другой стороны, и оставлять ребят рядом было нельзя. Если бы Линда была в нормальном состоянии, Глен бы ещё мог мне помочь. Но пока девушка оставалась так слаба, её защита стала бы для меня, да и для него, якорем, не дающим разгуляться по-настоящему.
Выходила двоякая ситуация, из которой существовал только один выход. Убедить врага, что я сам никуда не денусь, продолжу противостояние здесь, чтобы он решил воспользоваться моей очевидной слабостью. Как бы мне этого ни хотелось, я сделал всё, чтобы произошло именно это. И, наконец, дождался заветных слов.
— Догоните тех двоих! — раздался из-за спин магов голос красноглазой твари.
Похоже, монстр всё-таки понял, что быстро и безболезненно схватить меня у них не получится — и надо использовать альтернативные пути решения проблемы. Так что спустя пару секунд после его приказа от группы отделилось три фигуры — и бросились вслед за моими друзьями.
Прикусив до крови губу, я подавил секундный порыв устремиться наперерез. Нельзя было мой бой переносить туда, где сейчас находилась Линда. Я должен был довериться Глену. Он справится. Тем более что за ним отправились, опять же, “всего лишь” один шестой круг и два пятых.
Лошадиное лицо и пышечка с седьмым кругом, один пятый круг — тот самый молодой маг, спросивший про несоответствие количества моих кругов, и, собственно, сам красноглазый, остались со мной. Не то, чтобы это кардинальным образом улучшило ситуацию.
Но этого оказалось достаточно, чтобы я смог задуматься о контратаке.
Из-за пояса был выхвачен и наставлен на четвёрку левый револьвер. Он был больше правого, тяжелее и длиннее, с необычной по форме рукоятью, будто бы обхватывавшей мою ладонь, и очень широким, будто под патроны винтовки, дулом. А всё потому, что внутри этого револьвера, слитый с земным оружием, находился Жезл Воссоздания.
Эта идея пришла мне в тот же момент, когда я взял жезл в руку. Менять оружие я не хотел, мне нравились созданные мной револьверы. А потому, раз я собирался заполучить и левую, и правую длани и для использования всех этих предметов мне понадобилось бы четыре руки, я подумал, что было бы логично объединить два оружия в одно.
Это оказалось проще, чем я думал. Основную функцию в Жезле Воссоздания играл, собственно, сам жезл — тридцатисантиметровая металлическая палка, в которую Бафомет и поместил все свои невероятные наработки по алхимии. Ни украшающая его змея, ни тем более “длань” не играли особой роли, выполняя в основном декоративную роль.
Ну, допустим благодаря тому, что “длань” сама собой смыкалась на руке, что держала жезл, он не должен был выпасть из пальцев мага в бою. Но нормально орудовать револьвером с такой прихваткой было максимально неудобно, а благодаря Технике тела Амат моей силы было вполне достаточно, чтобы точно ничего не потерять и не выронить.
Совсем я её, правда, не выбросил. В качестве своеобразной дани уважения Бафомету превратил в защиту для пальцев. А сам жезл вплавил в револьвер вдоль всего ствола.
И патроны для него тоже были особенными. Не просто свинцовая пулька с нанесённым зачарованием, а заключённая в капсюль смесь нескольких реагентов из тех, что нашлись в тайнике. Из-за большой сложности создания и относительно небольшом количестве необходимых компонентов мне удалось создать только двадцать таких патронов против двухсот обычных.
Однако каждый выстрел из Револьвера Воссоздания (над пафосным именем для такой невероятной пушки нужно будет ещё подумать) действительно стоил десятка обычных, если не больше.
Отдача даже меня хорошенько так пихнула в руку, обычному человеку повезло бы остаться без вывиха или перелома. А в следующее мгновение щит, которым закрывались маги, просто смело с места колоссальным взрывом.
Алхимия была нужна не только для того, чтобы создавать мистические реагенты, разрушающие страницы чужих гримуаров или превращать свинец в золото, а воду в вино.
Изобретённая Бафометом магия в первую очередь изучала превращения одних элементов в другие. И в основе всех этих превращений было два процесса.
Разложение и Воссоздание.
Невозможно было превратить дерево в камень, если дерево останется деревом. Сначала нужно было “разложить” дерево такие “кирпичики”, из которых потом можно было “воссоздать” камень.
Меня, как землянина, тут же тянуло начать объяснять всё это с точки зрения классической физики. Мол, сначала раскладываем молекулы дерево на атомы, а вернее даже на протоны, нейтроны и электроны, а потом воссоздаём молекулы гранита или чего бы то ни было ещё.
Однако алхимия Бафомета к привычной мне физике не имела почти никакого отношения. Более того, с точки зрения точных наук она не должна была работать в принципе.
Потому что, во-первых, “кирпичики” для любого превращения были разными. То есть для превращения дерева в камень и для превращения дерева в стекло нужно было использовать разложение по-разному и получать разные “кирпичики”.
Во-вторых, “кирпичики”, промежуточное состояние вещества между разложением и воссозданием, могло выглядеть совершенно по-разному. И порошком, и жидкостью, и газом, и липким желе, и резиновой массой, и железобетонным слитком. При этом ни одно из таких промежуточных состояний не было каким-то конкретным химическим элементом или их набором, а при неправильном хранении они довольно быстро “портились”, превращаясь в совершенно случайное реальное вещество.
И в-третьих, и это было самое чудесное, смешивание разных “кирпичиков” могло давать совершенно невероятные и непредсказуемые на первый взгляд результаты. То есть смешав “кирпичики” дерево-камень и вода-стекло, можно было совершенно неожиданно получить “кирпичики” медь-сера. Отсюда и появление таких невероятных вещей, как пилюля телесной перестройки.
На первый взгляд это казалось каким-то бредом, но на самом деле алхимия, как и химия, была очень точной наукой. Единственной разницей было то, что работала она в первую очередь не с атомами и молекулами, а с тем, чего на Земле в принципе не было — с маной.
Разложение, то есть превращение материала в те самые “кирпичики”, мне было пока что недоступно. Однако с помощью имеющихся реагентов через жезл, теперь ставший частью моего револьвера, я мог проводить воссоздание, превращая кирпичики в то, что мне было нужно.
А нужны мне были максимально мощные взрывы. И, благодаря эффекту неожиданности, первый же выстрел из левого револьвера обернулся первыми потерями в рядах врага.
Из-за пламени, продолжавшего полыхать даже на осколках ледяного щита, и тучи пара, вызванного столкновением льда и огня, я почти ничего не видел. Однако аура мага пятого ранга почти полностью затухла, а это означало, что выстрел был достаточно успешен.
К сожалению, эта аура не принадлежала красноглазому. Но, так или иначе, сокращение числа врагов было приятной новостью. Вот только после того, как я раскрыл свой козырь, красноглазый, похоже, решил, что нет смысла прятать свой.
Я ощутил мощную вспышку энергии, почти что превышающей возможные для седьмого круга лимиты. А через секунду из облака тумана на меня рванули три силуэта, уже не принадлежавших людям.
Лошадинолицый стал выше и тоньше, руки опускались до колен, а огромные кисти с длиннющими когтями стали походить на садовые вилы. Его кожа покрылась мерзкими даже на вид наростами, напоминающими грибы-паразиты на деревьях. Нос пропал, будто бы слившись с челюстью и искривив лицо до полнейшего уродства, как у него была самая запущенная форма заячьей губы в мире. Волосы почти все выпали, оголяя искривлённый бугристый череп, а в ставших огромными красных глазах виделась лишь дикая жажда крови.
Пышечка, напротив, стала ещё шире, её руки и ноги стали заметно короче, а прорвавшие одежду в сотнях мест иглы, тонкие и острые даже на вид, завершили превращение довольно миловидной женщины в нечто наподобие морского ежа. Объятья с ней теперь сулили не мягкость и сочность, а кучу дыр по всему телу. Её лицо изменилось меньше. Черты просто расплылись, будто воск на отекающей свечке, однако в глазах полыхала всё та же жажда убийства.
Последний, маг пятого круга, подбитый моим выстрелом, почти не изменился. Да и вообще он явно находился на грани смерти: половина тела была обуглена до костей, одежда вплавилась в тело, волосы сгорели. Если бы не приказ красноглазого об этой жуткой трансформации он, наверное, даже встать с земли не смог бы от боли. И я довольно быстро вывел его из строя всего лишь парой выстрелов из правого револьвера.
Я не знал, сами ли эти люди выбрали подчиниться дряни из-за Края, или это было чем-то вроде захвата тел. Но, так или иначе, мне было искренне жалко этих троих. Возможно, они были слишком высокомерны, возможно собирались пойти на, фактически, похищение человека, возможно служили не тому господину. И если бы мы всё-таки вступили в схватку и я убил кого-то из них, я бы точно не стал горевать ни по кому из них.
Но я бы точно не сказал, что они заслуживали ТАКОЙ участи. Потерять человеческий облик, человеческое естество, даже рассудок… вряд ли для них существовала обратная дорога. Испытать подобное на себе я бы точно не хотел. Убить их теперь было бы даже милосердно.
Вот только сказать было куда проще, чем сделать.
Пока они прятались за щитом и поливали меня заклинаниями издалека, я умудрялся очень неплохо уворачиваться и блокировать атаки за счёт навыков и нечеловеческих рефлексов. Но теперь, когда троица перешла на ближний бой, мне с моими револьверами пришлось реально туго.
При этом они продолжали применять магию, мощь которой стала лишь ещё больше. Из-за огромного разрыва между седьмым и восьмым кругом до уровня высших магов лошаделицый и пышечка всё равно не дотягивали даже близко. Однако каждый из них поднялся выше, чем даже теоретически мог любой маг седьмого круга.
Спасало меня лишь то, что арсенал у них упал до всего двух-трёх заклинаний.
Лошаделицый атаковал ледяными волнами, каждая из которых покрывала десятки квадратных метров земли и создавал вокруг себя снежные вихри, каждая снежинка в которых резала будто маленькое лезвие. А также, покрывая льдом свои руки, набрасывался на меня как бешеная псина. И мне совершенно не хотелось узнавать, что будет, если его когти всё-таки коснутся моей кожи.
Пышечка же безостановочно, будто пулемёт, поливала меня сотнями заострённых сосулек, а воздух вокруг неё аж скрипел от невероятного мороза, доходившего, по моим оценкам, до минус семидесяти-восьмидесяти градусов. Ну и, разумеется, тоже норовила сблизиться и нанизать меня на покрывающие её тело иглы.
Это, надо сказать, был довольно удачный тандем. Если бы они были более изобретательны, а не просто закидывали меня десятками заклинаний, я бы точно не выдержал. К моему счастью, похоже, чем дальше заходила та дрянь, что меняла их тела, тем меньше в них оставалось разума. Благодаря чему я умудрялся держаться.
Однако целым мне оставаться удавалось совсем недолго.
Уже через пару минут на моём теле появились десятки порезов от снежинок лошадинолицего, в левых бедре, боку и плече засели шесть или семь тонких сосулек, не желавших растворяться даже от жара Взрывного дыхания, а правый бок и вовсе потерял всякую чувствительность после того, как туда всё-таки достал длинный покрытый инеем коготь.
К тому же, несмотря на всё ту же огненную магию, которую я призывал уже не из зажигалки, а из взрывов пистолетных пуль, я ощущал как с каждой секундой всё больше и больше коченею. Изо рта валил пар, пальцы отказывались нормально слушаться и вовремя нажимать на курки, а глотка и лёгкие от того, что приходилось вдыхать поочерёдно ледяной и обжигающе горячий воздух будто были иссечены тысячами взмахов бритвы.
Мои противники также не остались без увечий. Обычные выстрелы правого револьвера они просто игнорировали: жуткая метаморфоза настолько укрепила их тела, что даже от прямых попаданий они просто отшатывались и болезненно взрыкивали.
Однако выстрелы левого револьвера, слитого с Жезлом Воссоздания, не имели права воспринимать несерьёзно даже высшие маги. И, истратив уже половину имевшихся патронов, я добился того, что лошаделицый потерял левую руку ниже локтя и получил сильнейший ожог правой стороны тела. А пышечка после прямого попадания и вовсе лишилась всех игл на животе, в котором теперь зияла дыра до самых внутренностей шириной с мою голову.
Вот только несмотря на то, что тяжесть их ран определённо была куда больше, чем у меня, не было даже намёка на то, что эти двое теряют силы или хотя бы устают. Напротив, они с каждой минутой начинали атаковать меня лишь с большей дикостью. И ни оторванная рука, ни обугленное до костей мясо, ни даже вываливающиеся наружу кишки — ничто, казалось, не могло их остановить.
Я знал свою главную слабость. Несмотря на то, что я достиг уже пятого круга маны, большинство моих заклинаний кроме Техники тела Амат, всё ещё относились к арсеналу младшего мага.
Взрывное дыхание, самостоятельно эволюционировавшее до четвёртого круга, на пятый переходить отказалось. Видимо комбинацией я сломал свойство бесконечного роста, которое оно имело изначально. А Телекинез был магией и вовсе всего третьего круга.
И хотя накачка немного компенсировала это, для сражения с магами седьмого круга, тем более такими, этого было катастрофически мало. Фактически, я использовал эти заклинания лишь в качестве поддержки, атакуя лишь револьверами.
По возвращению в Башню Магии я собирался передать в Корону Мудрости Сон Морфея и заработать ещё несколько очков комбинаций, чтобы обновить свой арсенал. Но получилось как получилось и теперь мне нужно было срочно придумать, как из этой ситуации выпутываться.
И я уже даже почти сформировал в голове план, который должен был с большой вероятностью привести меня к победе. Но затем всё стало в разы хуже.
В очередной раз уйдя от атаки лошаделицего и наставив на него левый револьвер, я вдруг ощутил стремительно приближающееся со спины смертельное дуновение.
Увернуться удалось лишь в последний момент, и то не без повреждений — глубокая рана прочертила плечо. Обернувшись, я увидел красноглазого, глянувшего сначала на окровавленное лезвие короткого клинка у себя в руке, а потом, растянув губы в невозможно широкой для человека улыбке — на меня.
И худшее во всём это было то, что пятым кругом, который я ощущал от него изначально, даже не пахло. У него был полноценный седьмой. Может быть не так накачанный маной, как у двух других, но красноглазый при этом определённо оставался в своём уме и магией пользоваться наверняка собирался умело и вдумчиво.
Один пятый круг против трёх седьмых? Ну, что тут можно сказать…
Мне жопа.