— Слышишь? — спросил он. — Ты слышишь это? Они приближаются…
— Ну и запах, — сказала Джени.
Я не понимал, о чем они оба говорят. Я чувствовал смрад горящего бензина, обожженного металла, расплавленной резины и кордида. В ушах звенело от выстрелов. Поэтому какое-то время других звуков и запахов я не разбирал. Но потом я услышал и почувствовал. Нарастающее ровное гудение, приближающееся, казалось, со всех сторон. И запах. Сладкий и тошнотворный, как от сахара, расплавленного в кастрюле. Гудение становилось все громче, пока не перешло на пронзительное жужжание. А этот запах… Он выворачивал наизнанку, будто тебя макнули головой в сочащийся медом улей. Совершенно невыносимый.
— Закрывайте окна! — закричал я.
Но Карл и Джени уже этим занимались, и я к ним присоединился. Казалось, никого из нас не волновало, что мы превратились в живые мишени для тех, кто внизу. Мы знали, что приближается. И очень хорошо знали, что произойдет, если мы быстро не закроем окна.
— Они уже в фойе! — закричал Техасец Слим, влетев в комнату и захлопнув за собой дверь.
Мы закрыли окна очень вовремя — ибо что-то село на стекло с внешней стороны. Насекомое. Оно было дюймов шесть в длину, сегментированное, бледное, как личинка термита, с крошечными шипами, растущими из туловища. Походящее на странного гибрида осы, мухи и москита, оно трепетало большими полупрозрачными крыльями фиолетового цвета, покрытыми замысловатым рисунком темных вен. У него были выпуклые красновато-оранжевые глаза, и клянусь, оно жадно смотрело на нас. Карл постучал по стеклу, и на него село еще три насекомых. А потом еще столько же. Они знали, что мы здесь, и хотели до нас добраться. Жужжа крыльями, ползали по стеклу и исследовали его своими мясистыми хоботками. Этот хоботок были самой мерзкой их частью. Эластичный, пульсирующий, с ярким кончиком, напоминающим влажные розовые губы. И этот кончик раздувался и сокращался, словно целовал стекло.
Страх перед насекомыми, особенно крупными, — инстинктивен. И этот инстинкт превращается в манию, если насекомые налетают роем, как в данном случае. Не знаю, что это были за существа. Никто не знал. Просто ужасы, родившиеся из ядерного пепла. Радиация изменила их гены, идеально адаптировала их для охоты в условиях нового мира. Мы называли их "кровососами", и это название было не хуже других, потому что они и были кровососами. Летали плотными, жужжащими облаками, набрасывались на все, в чем текла кровь и высасывали досуха.
Я видел, как это происходит, и это было ужасно.
Карл снова постучал по стеклу, и что-то сжалось у меня внутри от страха, что оно сломается. Но оно не сломалось. Насекомые улетели. На парковке сотни их собрались в огромный жужжащий рой, то взмывающий вверх, то опускающийся вниз. Некоторые особи то отрывались от общей массы, то возвращались в нее, кружа вокруг друг друга.
Но даже сквозь это пронзительное жужжание я слышал крики плохих парней.
Наверное, я никогда не забуду этот звук. Наши противники были покрыты кровососами, буквально облеплены ими. Корчились на земле, давя насекомых своими телами. Но на них постоянно пикировали новые. Присасывались к ним своими хоботками с пухлыми губками — не знаю, как еще их назвать — на конце и пили кровь. И этот звук я тоже слышал. Будто ребенок высасывал через соломинку десерт.
Джени отошла от окна, сильно дрожа и обхватив себя руками. Потом зажала себе уши. Она плакала. Рот у нее был раскрыт, словно в крике, но из него вырывался лишь глухой стон.
Техасца тоже трясло. Они оба испытывали абсолютный ужас перед насекомыми, число которых выросло уже в десятикратном размере. Обнявшись, они крепко прижались друг к другу. Возможно, я попытался бы успокоить их словами, если б меня самого не била дрожь.
Даже Карл выглядел неважно, хотя, казалось, ничто не могло его напугать. По лицу у него катились бусины пота. И я готов был поспорить, что они такие же ледяные, как испарина, выступившая у меня на лбу.
На парковке продолжался пир. Рой обнаружил тела двух застреленных нами мужчин и теперь кормился ими. Бензин давно выгорел, и пикап дымился, хотя и не настолько сильно, чтобы отпугнуть насекомых.
Как я уже говорил, кровососы были тусклого, бледно-кремового цвета. Но когда насыщались, наполняя свои вены и капилляры чужой кровью, то раздувались, а их тельца становились ярко-красными, как задний кончик москита, насосавшегося из вашей руки. Некоторые из них настолько отяжелели от крови, что не могли оторваться от земли. Они выглядели почти абсурдно со своими круглыми ярко-красными тельцами. Напоминали блестящие багровые мячи для софтбола. Некоторые из неспособных взлететь лениво ползали по земле, волоча за собой крылышки. Их сородичи прыгали на них, пытаясь помочь, и высасывали избытки крови.
На оконное стекло село еще несколько насекомых, и Карл стал стуком отгонять их, но я остановил его. Если стекло разобьется, нам конец. Это было защитное стекло, и такое не так легко разбить, как показывают в фильмах. Если только в этих окнах нет дефектов. Если одно из них не выдержит, нас высосут насухо до того, как мы успеем добраться до двери.
Убегать сейчас из комнаты был не вариант. Я слышал, как эти твари ползают по двери, постукивая, царапаясь и присасываясь хоботками к дереву.
Я выглянул в окно. Кровососы оставили плохих парней, высосав из них всю кровь до последней капли. Их белые тела лежали на тротуаре, свернувшись клубком, словно дохлые, высохшие пауки. Своими сморщенными лицами они напоминали мумий, пролежавших две тысячи лет в гробнице под пустыней.
— Почему они не улетают? — спросила Джени. — Какого черта им нужно?
— Им нужны мы, — тихо сказал Карл.
Конечно, говорить такое было неправильно. Все равно что говорить кому-то, боящемуся змей, что змея на заднем дворе не уползет, пока не заберется вам под штанину и не укусит. Но Карл никогда не отличался деликатностью.
Шум за дверью нарастал. Жужжание становилось невыносимым. Постукивание, царапание и посасывание — эти звуки будто проникали под кожу.
Я выглянул на улицу.
Насекомые по-прежнему были там, летали вокруг, облепили пикап и "Бронко". А на земле их было столько, что не было видно тротуара. Все больше их садилось на окна. Опьяневшие и раздутые от крови, они летали безумными кругами, сталкивались друг с другом и ударялись об землю. А затем одно из них на полной скорости врезалось в оконное стекло. Удар был такой силы, что стекло завибрировало в раме. Я даже подпрыгнул от неожиданности. Насекомое было так раздуто от крови, что буквально взорвалось, как воздушный шар, наполненный водой. Кровь и кусочки ткани растеклись по стеклу ярким багровым пятном.
Джени закричала.
Похоже, я тоже закричал.
Разлитая кровь привела рой в неистовство. Десятки насекомых бросились слизывать ее со стекла. Жужжание за окнами стало даже громче, чем за дверью. Их подлетало все больше и больше. Они покрывали стекло и садились друг на друга, пока свет не померк, и в комнате не стало темно.
Карл порылся в рюкзаке и зажег пару свечей. Техасец Слим вытащил лампу Коулмана. Нам совсем не хотелось ждать в темноте, слушая, как эти твари жужжат и чмокают, и гадая, не сядет ли одна из них на шею кому-нибудь из нас. Это было бы слишком. Все равно, что жить на грани паники. Хотя мы и так были где-то рядом.
— Просто переждем, — сказал Карл, на удивление тихим голосом. — Когда эти твари поймут, что ловить больше нечего, они полетят дальше. Так всегда бывает.
Звучало логично. Будучи лидером этой маленькой группы, это должен был, наверное, сказать я. Но во рту у меня так пересохло, что не вышло бы ничего, кроме надломленного писка.
Карл подошел к двери и осмотрел ее, посветив фонариком. Потом закурил сигарету.
— Жалко, что мы не можем пустить туда дым, чтобы отогнать их.
— Просто… отойди от двери, — сказала ему Джени.
— Нужно убедиться, что она надежная, — сказал Карл.
Техасец Слим усмехнулся.
— Ну и как, надежная?
— Похоже на то.
— Это хорошая новость, Карл, — сказал Техасец. — Благодаря тебе мне тепло и уютно, как на коленках у мамочки.
— Поцелуй меня в зад, дятел.
— Довольно, — сказал я. — Давайте, завязывайте уже собачиться, ладно?
Техасец по-прежнему обнимал Джени на диване у стены. И я уверен, ему это нравилось.
— Ты же знаешь, что это не я, Нэш. Это все Карл. Ему просто нравится цепляться. А чем больше цепляешься, тем больше вероятность что прольется кровь.
— Хватит про кровь, — сказала Джени.
— Да, дорогая, — сказал он. — Все, что ты захочешь, моя голубка. Я здесь, чтобы утешить тебя.
— Следи за своими руками. Мои сиськи не нуждаются в утешении, как и моя задница.
Мы все рассмеялись.
Но наше веселье длилось не долго. На этот раз я услышал какое-то царапание. В комнате полной теней сложно было понять, откуда оно исходит. Ясно было лишь, что оно доносилось откуда-то поблизости и становилось все настойчивее. Я огляделся. Диван. Стол. Несколько кожаных кресел. Радиатор. Какое-то давно увядшее горшочное растение. Шкафы для документов. Гардеробная с закрытой дверь. Несколько стульев, придвинутых к столу.