Выдохнув дым, я подошел к окну и встал в тени возле стены, стараясь держаться подальше от льющегося в помещение холодного лунного света. Оконное стекло было покрыто пылью и копотью. Я протер его в одном месте и стал изучать улицы. В полутьме лунной ночи казалось, будто я вернулся на десять лет назад. Машины у обочин. Обсаженные деревьями аллеи. Аккуратные ряды домов. Лишь когда на это все падал лунный свет, было видно, что все машины ржавые и разбитые, деревья засохли, вокруг валяются листья и мертвые ветки, дома посерели от принесенного с ветром песка, дворы заросли сорняками, окна разбиты.
— Карл? — прошептал я. — Что показывает счетчик Гейгера?
— Норма. Двадцать-двадцать пять микрорентген.
Я подумал, что возможно это ветер издавал одинокий вой, а мое воображение превратило его во что-то другое. Но если это так, значит, померещилось всем нам. А я не верил в массовые галлюцинации.
Снаружи все было тихо.
Никакого движения.
Я прислонился к стене и докурил сигарету. Если за следующие двадцать минут ничего не произойдет, мы сможем расслабиться. Переждем ночь, а утром отправимся на раздобытки. Должна же где-то в этом городе быть нормальная тачка.
И стоило мне об этом подумать, как в соседней комнате защелкал счетчик Гейгера.
— Карл? — позвал я, едва дыша.
— Да… Уровень пошел вверх. Сорок, пятьдесят, шестьдесят микрорентген… И он продолжает расти.
Теперь счетчик щелкал как сумасшедший, будто бомба, готовая взорваться. Сердце у меня колотилось почти с такой же частотой.
— Уже до сотни дошло… Становится жарко.
Потрескивание сейчас слилось в сплошной непрерывный треск.
— Черт, за сто пятьдесят уже перевалило…
По лицу у меня лился пот. Я выглянул в окно и увидел их. Ребятишек. Гребаные Детки. Они просто стояли на тротуаре, будто ждали, когда Сьюзи или Джими выйдут к ним поиграть.
— Они здесь. Готовьтесь к бою.
Детки просто стояли и ждали. Их было шестеро. Если сильно прищуриться, то можно было принять их за обычных детей. Но это было не так. То были призрачные твари, будто поднявшиеся из могилы. Одежда висела лохмотьями, лица серые и сморщенные, глаза горели желтым ядовитым огнем, словно кипящие ядра реактора.
Мы должны были действовать немедленно. Без колебаний. Эти Детки были ходячими ядерными отходами, распространяющими смертоносную радиацию.
Прикладом винтовки я выбил стекло из рамы.
Прицелился.
И едва я это сделал, как все шестеро подняли кулачки, вытянули указательные пальцы и направили на меня. Овальные сморщенные рты раскрылись и издали то самое пронзительное жужжание. Оно стало усиливаться, пока не стало почти гиперзвуковым. В ушах у меня звенело, на мозг накатывали волны боли.
Я направил ружье на девочку, стоящую в середине, и нажал на спусковой крючок.
Пуля попала ей в грудь, и эффект был незамедлительным. Ее отбросило назад, из входного отверстия брызнула черная дымящаяся жидкость, а сама она принялась биться в конвульсиях, словно схватилась за высоковольтный провод. От нее повалил черный дым, нечто, похожее на синий огонь, вырвалось и охватило все тело. Она вспыхнула как один из тех воздушных змеев, которые зажигают на Четвертое июля. Дымилась, потрескивала, превращаясь в черную золу.
Так она и умерла.
Прежде чем я смог прицелиться в следующего ребенка, все они издали нестройное жужжание, в котором было что-то тоскливое. Как у насекомых. Рассерженных насекомых на некошеной летней лужайке. Они стали приближаться к дому. Не бежать и даже не идти, а скользить вперед, с помощью каких-то странных, непонятных мне способностей.
К тому времени мой отряд уже собрался в комнате, у всех в руках было оружие. Даже у Джени, которая терпеть его не могла. Счетчик Гейгера трещал, отмечая мощный уровень радиации.
Детки были уже у двери.
Сквозь щели вокруг нее проникал холодный мерцающий свет. Дверь затрещала и выгнулась, ее поверхность покрылась большими ломанными трещинами. Она почернела, от нее пошел дым. Затем она разлетелась, и дверной проем заполнили Детки. Глаза у них горели жутким желтоватым огнем, отражавшимся от их покрытых струпьями лиц. Морщинистые рты раскрылись, явив множественные ряды крошечных крючковатых зубов и выдыхая шипящие облака радиоактивного пара, потрескивавшие, как статичное электричество.
Первой в комнату вошла девочка. Ее босые ноги с шипением касались грязного ковра, прожигая в его волокнах черные следы. Настолько она была напичкана радионуклидами. И прежде чем она успела кого-то зажарить, все выстрелили. У Карла был дробовик "Моссберг 500" 12-ого калибра, у Техасца Слима — "Дезерт Игл" 50-ого калибра, а у Джени — "Смит Энд Вессон" 30-ого калибра. Вместе мы обладали значительной огневой мощью. Поэтому принялись буквально косить Деток, пытавшихся просочиться в дом в светящемся облаке радиоактивного тумана.
Мы продолжали палить, даже когда стрелять уже было не по чему.
Детки лежали у входа хнычущей и повизгивающей грудой, сочащейся токсичной черной кровью и насыщенной радиацией. Они корчились и сгорали, заполняя комнату облаками черного жирного дыма. Их плоть превращалась в горячий жир, а затем в пепел. Раскаленные скелеты, светясь и искрясь, поднялись в последний раз, словно пытаясь вырваться из тлеющих останков плоти… затем снова рухнули, распавшись на фрагменты.
Я увидел, как в сторону откатился почерневший череп. От него шел дым, челюсти были раскрыты, словно в крике. И тут я понял, насколько близко подобрались к нам эти маленькие, светящиеся от радиации ублюдки. Однажды мы подхватим слишком большую дозу излучения, и все покроемся опухолями. Это точно.
Тут Карл схватил меня за руку.
— Лучше нам валить отсюда. — Он держал передо мной счетчик Гейгера, и тот яростно трещал. — Здесь становится чертовский жарко.
Я последовал за ним через заднюю дверь на улицу, во всепоглощающую темноту ночи.
И в поджидающую нас там неизвестность.
2
Детки.
Кто они такие, и что еще важнее, что они такое.
Ни у кого, с кем я разговаривал, не было убедительных ответов. Но та же самая радиация, которая убивала взрослых сотнями тысяч и даже миллионами, с детьми делала что-то другое. И не с какими-то конкретно, а со всеми детьми. По какой-то причине, со всеми, кто был младше десяти лет… но не старше. Возможно, с наступление половой зрелости они теряли возможность изменяться на биохимическом уровне. Но до десяти лет они подвергались какой-то мутации.
Ваши собственные дети или соседские, очаровательные маленькие девочки, игравшие на заднем дворе в наряды, или неугомонные мальчишки, гонявшие мяч на пустыре… Они больше не были людьми.
Они превратились в монстров.
Радиация овладела ими, превратила в безумных ночных охотников с желтыми светящимися глазами и пальцами, способными при прикосновении превращать вас в пепел. Они охотились по ночам стаями, как волки или вампиры, убивая все, что могли поймать. Каким-то образом, возможно, потому что они были еще слишком молоды и росли, клетки их организма поглощали радиацию, и делали ее частью своего естественного ритма. Так ли это на самом деле, никто не знал, да и боялся выяснять.
Некоторые выжившие считали Деток призраками или упырями, сверхъестественными существами, выползавшими по ночам кормиться. Конечно, это были выдумки, но вряд ли можно было винить кого-то за это. Потому что сложно было представить что-то страшнее Деток. В новом жутком мире радиация стала частью повседневной жизни. Приходилось жить с ней, учиться определять ее, вычислять наиболее опасные места и избегать их.
Но Детки все усложняли.
Потому что они, по сути, и были радиацией. И радиацией коварной и злобной. Радиацией, которая охотилась на своих жертв.
Я решил, что они делали это не просто так. Возможно, они высасывали что-то из людей. Сложно сказать, что именно. Но наверняка, что-то, в чем они отчаянно нуждались. Я знал, что в них нет ничего сверхъестественного. Хотя иногда они вели себя именно так, и появлялись только по ночам. Они не были плотью и кровью в том виде, в какой мы их понимаем. Они являлись чем-то другим. Чем-то совершенно чуждым — на уровне их раскаленных до бела субатомов.
Но их можно было убить.
Если всадить в них пулю, они буквально вспыхивали перед вами, словно ядерный реактор. Полагаю, если вонзить в них копье, произошло бы то же самое, только в такой близости вы бы поджарились.