Главное, я только что подорвал их веру в себя, и я понимал это. Я правда не знал, как это случилось, только то, что это копилось во мне уже давно. Это просто произошло, как обычно бывает. Отчасти, это была проклятая депрессия, которая разъедала меня почти постоянно. Казалось, будто внизу живота у меня была черная дыра, которая хотела засосать меня в темноту, живого и лягающегося. А с другой стороны — общее разочарование, печаль, и тот факт, что Гремлин очень сильно действовал мне на нервы. К тому же это ожидание буквально убивало меня. Нам нужно было двигаться дальше. Нужно было попасть на запад, пока… пока нас кое-что не настигло.
Все молчали, и я тоже держал рот на замке.
Гремлин даже не удосужился смыть кровь с лица. И она походила на боевую раскраску. Он сидел на полу, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Глаза у него были безумными и полными боли, а взгляд был прикован ко мне. Ко мне одному.
Пристальный.
Ненавидящий.
У меня было крайне неприятное чувство, что как только я сомкну глаза, Гремлин перережет мне горло. Поэтому я наблюдал за ним. Внимательно наблюдал. И параллельно я чувствовал, что наш маленький отряд распадается. Я ощущал себя более одиноким и уязвимым, чем когда-либо. Я начал думать о Шелли. Начал думать о Янгстауне.
Я вспомнил, как стоял на крыше нашего дома в ту ночь, когда упали бомбы. Рядом со мной было много людей. Нью-Йорк получил прямое попадание. Хотя он был далеко от Янгстауна, его можно было увидеть, если смотреть на восток… потому что горизонт там был охвачен голубым сиянием.
11
Под бледным глазом луны на поверхность стали вылезать крысы.
Они появлялись из канав и подвалов, разрушенных зданий и рвов. Из всех темных и сырых мест, где гнили трупы. Черной визжащей рекой они наводняли улицы, заполняли их своими сальными, суетливыми телами. Ничто, в чьих венах текла кровь, не имело против них ни единого шанса. Крысы пробивались вперед, словно муравьи-кочевники в неких курящихся испарениями джунглях, обезумевшие от неослабевающего голода, живущие только, чтобы кормиться, размножаться и подавлять своим количеством.
Уличные безумцы не имели ни единого шанса.
Пять минут назад пылевая буря, наконец, утихла, а они все еще выкрикивали свои псалмы и вскидывали вверх руки, моля Бога о спасении и избавлении… а теперь они были буквально облеплены крысами.
Погребены под ними заживо.
Крысы нападали со всех сторон, и было слышно, как рвется плоть и хрустят кости, а далекие крики заглушаются пухлыми, голодными телами. Начинался настоящий бешенный жор. Крысы пожирали безумцев, пожирали друг друга, а затем сами себя. Все происходило очень быстро. Прошло всего три минуты от наката первой волны до того момента, когда черная река растворилась среди теней, оставляя после себя только объеденные крысиные трупы и пять начисто обглоданных скелетов, поблескивающих в лунном свете, словно слоновая кость.
Не было даже ни единой капли крови.
Джени, конечно же, избегала этого зрелища. Брезгливой она не была, но всегда придерживалась определенных правил приличия. Все остальные наблюдали за действом из окон. Карл и Техасец Слим заключили пари, и от этого происходящее для них стало чуть более захватывающим. Карл сказал, что чтобы обгрызть безумцев, крысам потребуется как минимум пять минут. Техасец Слим утверждал, что максимум три.
И он оказался прав.
— Ты — наглец Карл, — сказал он. — Ты должен мне шесть "косяков". Прошу выложить прямо сейчас, дружище.
— Черт, — сказал Карл, затягиваясь сигаретой. — Такое чувство, будто меня накололи.
— Так и есть, — сказала ему Джени.
Техасец Слим покачал головой.
— Нет, Джени, это не так. Я знаю крыс и понимаю их. Я изучал их. Проводил почти научное исследование. Крысы сейчас другие. Они изменились. Стали свирепее, чем раньше. Встречаются очень крупные мутанты, размером с кошек и собак. Стае из тридцати этих новых крыс потребуется примерно полчаса, чтобы обгрызть пять тел, верно? Поэтому вполне очевидно, что три сотни смогут обгрызть пять тел за три минуты. Просто берем количество людей, делим его на количество крыс, и получаем результат. В данном случае он равен плюс-минус трем минутам.
Невероятно, как работал его мозг.
— У тебя самый извращенный ум, который мне встречался, — сказал я ему.
Техасец Слим ухмыльнулся. — Спасибо. Приятно слышать.
— Не поощряй его, Нэш, — сказал Карл. — У него достаточно проблем.
Я догадывался, что так оно и есть.
Карл затушил сигарету и огляделся.
— А где Гремлин? Его давно уже нет.
— Он ушел дуться после того, как Нэш начистил ему рожу, — сказал Техасец. — Сказал, что пойдет на раздобытки по зданию, но я-то лучше знаю.
Он отлично это подметил. Именно этим Гремлин занимался… зализывал раны, жалел себя и дулся. Я ни капли в этом не сомневался. С тех пор, как я, утратив над ним контроль, начистил ему рожу, он не переставая пялился на меня с тем зловещим блеском в глазах. От извинений было мало толку. Он просто не принимал их. Даже Джени пыталась образумить его. Суть в том, что я утратил самообладание и избил его без какой-либо причины, разве что дал выход накопившемуся внутри раздражению. Именно так Джени объяснила это. Возможно, это чушь, но звучало убедительно.
— Его давно уже нет, — сказала Джени. — Думаешь пойти, поискать его?
Я покачал головой.
— Вернется, когда будет готов.
— Тогда я пойду.
Она начала подниматься с дивана, но я рывком вернул ее назад.
— Джени, нет. А то он опять будет нудить. Дай ему немного времени, он вернется. К тому же я не хочу, чтобы кто-то свернул в темноте себе шею.
Больше убеждать ее не потребовалось. Хотя, если честно… я не хотел искать его, потому что боялся. Боялся бродить в темноте, зная, что он где-то рядом… поджидает меня. Он точил на меня зуб, и я не хотел стать жертвой его мести. И я не хотел, чтобы Джени ходила его искать. Я видел, как Гремлин смотрел на нее… смотрел голодными глазами, как на кусок мяса. В том взгляде не было ничего хорошего.
— А если он ушел на улицу?
— Надеюсь, что это не так. Только не в темноте. С крысами шутки плохи. Кто знает, что там есть еще?
— Детки, — сказал Карл.
Вполне возможно. И если у Гремлина хватит ума связываться с ними, смерть его ждала далеко не легкая и приятная.
Поэтому, когда наступила ночь, мы просто сидели и скучали. Карл достал из своего рюкзака несколько свечей и зажег. Мы словно очутились в средневековье, и торчали в этих зловонных апартаментах при свете свечей, в то время как внизу, на улицах рыскали крысы и существа похуже. Как будто мы жили в 14-ом веке.
Техасец Слим принялся рассказывать, как в старые добрые деньки изучал в колледже похоронное дело. Как вводил трупам через сонную артерию формалин, предварительно вытянув из них жидкость, чтобы сохранить плотность мышц и органов.
— Мне нравилось обмывать их. Нужно намылить их и размять, как тесто для хлеба, чтобы формалин разошелся по всему телу. Кожа принимает приятный, естественный оттенок. Это происходит прямо у тебя на глазах. Впрыскиваешь формалин в полость рта, чтобы губы были упругими и имели нормальный цвет. Иначе дядюшка Джо или тетушка Тилли посереют, губы обвиснут и растянутся в стороны. Люди это не любят. Им не нравится эта посмертная усмешка. Они хотят, чтобы их покойники выглядели свеженькими. Чтобы они сказали: "Кажется, будто он просто спит, разве не мило?"
— Хватит, — сказал Карл. — Ты больной чертов псих. Я не собираюсь сидеть здесь и слушать твое дерьмо. Ты на меня жуть наводишь.
Техасец Слим усмехнулся.
— Просто рассказываю тебе, как что работает. Может, когда-нибудь пригодится, сам знаешь.
— Как, черт возьми, такое может пригодиться?