— Послушай меня. Иди в офисы. Найди Техасца и будь с ним. Свяжитесь с Карлом. Я пойду искать Джени.
— Нэш!
— Замолчи и выполняй.
Микки подчинилась, подарив мне на прощание взгляд, полный желания или жалости, и удалилась, покачивая длинными черными волосами. Как вы уже знаете, я не хотел оставаться один. Но, с другой стороны, я всегда предпочитал драться в одиночку, чтобы не приходилось беспокоиться о ком-то еще. Я стал ждать, и все тело у меня было будто наэлектризовано. Я неуклюже сунул сигарету в рот и закурил. Дым был едким и неприятным. От его запаха я едва не поперхнулся. Разогретый фильтр обжигал губы. Сперва я не понял — подумал, что меня вот-вот охватит приступ паники или вроде того — но потом до меня дошло.
Я вошел в боевой режим.
Каждая мышца была напряжена, нервы звенели, мозг заставил работать сенсорную сеть на предельном уровне, активизировав все пять чувств. Никто не прошел бы мимо меня. Никто не напал бы, застигнув меня врасплох. Когда я услышал, как Микки с Техасцем зовут Джени, я бросил сигарету и бросился через выставочные павильоны. Сердце у меня билось так громко, будто кто-то стучал по литаврам. Я нашел двойные двери, ведущие в мастерскую. Были еще другие двери, ведущие в другие отделы, но я выбрал именно эти.
Я влетел в просторное, гулкое помещение.
Несколько покрытых пылью автомобилей ждали новые отражатели, двери или боковые панели. Я почувствовал старый запах грунтовки и шпаклевки. Окинув взглядом ящики с инструментами, бросился к будке электроокраски, заглянул в клетку с автодеталями. Затем прошел в офис, протер грязное окно.
И увидел на другой стороне улицы какую-то фигуру.
4
Это была Джени.
В безумной ярости я носился вокруг, пока не нашел дверь. Открыл ее и выскочил на улицу. Джени повернулась, увидела меня и продолжила идти. Я держал пистолет наготове, следя за каждой кучей мусора, за каждым темным переулком, за каждым перевернутым мусорным баком и за каждым разбитым окном. Глаза. Боже, я чувствовал наблюдающие за мной глаза, буравящие меня взглядом.
Я догнал Джени, схватил за плечо и резко развернул.
— Какого черта ты творишь, маленькая идиотка? — закричал я ей в лицо.
А лицо у нее… о, боже. Было все красное, опухшее от слез. Но даже такой она выглядела совершенно потрясающе. Мне захотелось обнять ее и не отпускать, потому что она походила на меленькую девочку, настолько красивую, что сердце просто разрывалось на куски, а дыхание перехватывало. Настолько уязвимую, что хотелось защитить ее и отогнать от нее все зло.
— Джени… пожалуйста, — взмолился я.
Упрямая стервозность куда-то ушла из нее. Теперь она была лишь треснувшей изнутри оболочкой. И я чувствовал исходящие от нее волны боли.
— Рик… отпусти меня. Я не могу больше делать это, — сказала она, и в голосе у нее не было драмы, одна лишь пустота. — Я не могу больше убивать людей. Я не такая, это — не мое. Я закрывала на это глаза, сколько могла… но больше не получается. Извини.
— Джени… брось, не надо.
Она протянула руку и потрогала кончиками пальцев мое лицо, еле заметно улыбнувшись.
— Я не хочу причинять тебе боль. Не хочу быть для других обузой. Но я больше так не могу. Возвращайся к своим людям. Ты им нужен. А я пойду своей дорогой, и не хочу, чтобы ты шел за мной.
Я буквально остолбенел.
— Извини, Рик. Я знаю, что ты считаешь меня слабой, и ты прав. Так и есть. Но я не могу оправдать то, что мы делаем. Я пойду своей дорогой и полностью доверюсь судьбе. У меня не хватит сил убить себя, так что это — единственная альтернатива. Прощай, Рик.
Она повернулась и пошла прочь. Однако я догнал ее.
— Ты не можешь так поступать. Я не отпущу тебя. Не позволю, чтобы ты умерла, как собака на улице.
— Ты не можешь остановить меня, я — не твоя собственность.
— Скоро станет лучше, — сказал я, зная, что несу полную чушь.
— Будущего не существует, Рик. Признай это. — С этими словами она оставила меня, и я был полностью лишен боевого духа. Я не знал, ни что говорить, ни что делать. Я чувствовал себя беспомощным. Она была права, и я понимал это. Джени потеряла цель в жизни, и не видела смысла продлевать неизбежное. Остальные занимались самообманом. Не знаю, почему меня это беспокоило. Я понимал, что в конце радуги нет никакого горшка с золотом. Есть лишь страдание. Я не мчался к свету в конце туннеля, я бежал от тьмы, которая с каждым днем приближалась все ближе. И она, как и мы, тоже двигалась на запад.
Я не знаю, что делал бы, не случись нечто, вырвавшее меня из оцепенения. Из двери вышел голый мужчина. Он был бледный, как мертвец, и безволосый. В коже были зияли огромные отверстия, будто нечто покусало его. Лицо, как таковое просто… отсутствовало. Оно было съедено до самых розовых мышц. Он ухмылялся нам, словно наполовину препарированный анатомический экземпляр. Глаза у него напоминали бездонные черные катакомбы.
Скаб.
Обглоданный каким-то плотоядный вирусом или грибком. Он увидел меня, увидел Джени. И направился прямиком к ней. Она даже не завизжала, не отпрянула. Просто стояла там с глазами полными боли и ждала. Я вскинул "Беретту" и выстрелил в Скаба в упор. Тот дернулся от удара, сложился пополам, зажав руками рану, из которой, пузырясь, вытекало красное желе, и зарычал от боли.
И ему ответили.
Я обернулся и увидел еще одного Скаба. Голого и лысого. Это был подросток. Он стоял на коленях, как собака и рычал на нас, изо рта у него лилась желтая пена. Я выстрелил ему в голову. Он кувыркнулся назад и задрожал. Из раны хлынул поток темной крови.
Я схватил Джени за руку, потянул ее за собой. Повернувшись, я понял, что отступление к дилерскому центру было невозможно. Мы попали в самое их гнездо. Скабы лезли из всех дыр и щелей, словно слизни. Голые, израненные, со страшными уродствами. Изъеденные этими зияющими язвами.
Все были опьянены каким-то кровожадным восторгом, охвачены безумной манией убийства. Это было невероятно. Они ползали на четвереньках, бегали кругами, прыгали на крышах машин на одной из парковок. Некоторые неистово скакали по кругу, как обезьяны. Другие совокуплялись. Некоторые просто терлись гениталиями об ноги сородичей. Но их объединяло одно: все они не спускали с нас глаз.
И постепенно приближались.
Мы с Джени бросились бежать, и я услышал за спиной топот десятков босых ног. Я перебегал от одной закрытой двери к другой, завернул за угол, и там на меня прыгнул Скаб. Он сбил Джени с ног, а я ударил его по макушке рукояткой "Беретты". Он упал на колени, я двинул его ногой в голову, подхватил Джени, и мы побежали дальше.
Нам повезло, поскольку мы нашли старый универмаг. Он был открыт, витрина разбита. Мы нырнули туда. Он был поделен на многочисленные магазинчики, торговавшие всем, от собачьего корма, и клюшек для гольфа до дизайнерской одежды. Мы прыгнули за прилавок с кожаными изделиями и прижались друг к другу, стараясь не дышать.
Один из Скабов сразу же стал нас разыскивать.
Я не слышал и не видел их. Хватало одного едкого смрада.
Когда мы сидели под прилавком, я увидел в зеркале отражение крупного упитанного человека. Он тяжело дышал с хриплым клекотом, будто легкие у него были заполнены какой-то вязкой жидкостью. Он что-то бормотал себе под нос, в основном, что-то неразборчивое. Но кое-что я расслышал.
— Ох, ох, ох, ох. Здесь? Нет, не здесь. Там? Нет, не там. Где-то, где-то. Ох, ох, ох.
Он прошел мимо, спотыкаясь об манекены и наступая на них. Одна пластиковая рука перелетела через прилавок.
Теперь Скабов стало больше.
Судя по топоту, как минимум дюжина. Самое время появиться Карлу, палящему из своего "Калаша", но я знал, что это не произойдет. Мы были сами по себе. Мы либо придумаем, как выбраться, либо пробьемся с боем, либо умрем. Вот и все. В обойме моей "Беретты" осталось тринадцать патронов. Я всегда мысленно считал их. И в глубине души я знал, что оставлю одну пулю для Джени. Я не признался бы в этом даже себе, но я знал. Знал. Я не позволю им хватать ее своими заразными лапами.
Судя по кряхтению, пыхтению и клекоту их стало в здании еще больше. Я слышал шлепки кожи об кожу, слышал непристойные женские стоны, и понял, что некоторые из них совокупляются. Потому что только это они любили делать: убивать и трахаться.
Нам оставалось лишь прятаться.
Затем я снова увидел в зеркале отражение мужчины. Он остановился прямо перед прилавком и наклонил голову на бок, словно прислушиваясь. Рот у него был вымазан в какой-то слизи. Он хлопнул руками по прилавку и вытянул шею, чтобы заглянуть за него.
Увидев нас, он ухмыльнулся.