В черных дымящихся ямах горели трупы.
Это было наследие нашей нации, нашего мира. Пока еще работали телевидение, радио и интернет, я видел все это и, как и остальные, испытывал ужас и отвращение. Мысленно забивался в темные закутки своей души, где мог кричать в одиночестве. А когда все средства связи и массовой информации вышли из строя… я видел все это из окна. Выживать не было смысла. Не было смысла ждать, что будет через год или через десять лет. Прежний мир был стерт подчистую. Как и говорилось про ядерную войну, за пять минут мы переместились из космической эры в каменный век.
Я не хотел видеть, что будет дальше.
Поэтому я сидел один, сломленный и совершенно опустошенный, и прижимал к запястью лезвие ножа. И тут я услышал шипение, словно кто-то оставил открытым газовый вентиль. А потом раздался голос, отчетливый и властный. Он произнес мне на ухо:
— Ты хочешь жить?
Сперва я выронил нож, а потом сполз со стула, словно мои кости стали резиновыми. Я онемел. Не мог ни двигаться, ни говорить. Не мог даже дышать. Упав на пол, я ничего не чувствовал, кроме ужаса. Меня трясло так, что стучали зубы. А тот голос, тот страшный голос продолжал…
— Ты хочешь жить?
— Да, — ответил я, вновь обретя дыхание. Честно говоря, я не был уверен, хотел я жить или нет. Но я был так напуган, что боялся сказать что-то другое.
— Пойдешь ли ты ко мне? — раздался холодный как лед шепот. — Во мне есть спасение и жизнь. Искупление. Я требую искупления. Принеси мне огненную жертву, выбранную твоей рукой. Через огонь они обретут спасение.
— Жертву…
Это была Тень.
Она никогда не проявляла себя. Возможно, я еще был слишком нечист, чтобы лицезреть. Она поведала мне, как это должно произойти. Теперь у меня был покровитель. Я не знаю, ни чем она была, ни чего хотела. Но она продолжала говорить со мной, шептать у меня в голове. Всегда показывала верное направление и сохраняла мне жизнь. Это пугало меня. И вместе с тем интриговало. Я чувствовал себя избранным. И проклятым одновременно. Спустя несколько месяцев я даже не был уверен, что слышал ее. Возможно, этот голос был плодом моего воспаленного воображения. Возможно, я просто сошел с ума. Но именно с этого все началось. Так я продал душу, чтобы остаться в живых. Так я стал тем, кто выносит людям смертные приговоры.
Но тогда я еще ничего не знал об этом.
10
С того дня я жил как паук.
После того, что Тень нашептала мне — лишь намекая на вещи, которые я должен был сделать, но не называя их своими именами — я рыскал по городу, выискивая темные, влажные углы и щели, где мог бы затаиться, где кочующие банды мародеров и стаи диких собак не смогли бы меня найти. Я научился прятаться и выслеживать, главным образом благодаря подсказкам Тени. Ее голос сообщал мне, где можно найти пищу и укрытие. В каких подвалах безопасно и нет колоний бешенных крыс.
Однажды, когда был занят поисками оружия, меня забрали на военную службу.
Армия — или то, что от нее осталось — обнаружила меня.
Я вышел из переулка и увидел двух мужчин в белых защитных костюмах. В руках у них были тактические карабины, и стволы были направлены прямо мне в лицо. Бежать не было смысла. Я не успел бы сделать и десяти шагов, как меня б пристрелили. Поэтому я просто стоял и молчал, со своим "Браунингом" за поясом и сумкой, закинутой за плечо. В тот момент я понимал, что выгляжу как обычный бродяга… немытый, оборванный, с безумными, отчаянными глазами.
Они продолжали держать меня на мушке.
— Послушайте, — наконец, сказал я, поднимая руки вверх, — Я не хочу неприятностей. Я просто пытаюсь найти какую-нибудь еду. Я сейчас просто уйду и двинусь своей дорогой. Хорошо?
Мужчины просто переглянулись через плексигласовые щитки своих белых шлемов.
Я попятился назад.
И как только я сделал первый шаг, мужчина, стоящий слева, выстрели из карабина в стену рядом со мной. Пули 9-ого калибра впились в кирпич прямо у меня над головой. Я упал на колени, продолжая держать руки над головой.
— Господи… Успокойтесь, парни… просто… успо… койтесть…
— Ты никуда не пойдешь, урод, — рявкнул один из них. Он посмотрел на напарника. — Обыщи его.
Второй парень подбежал и сбил меня с ног. Забрал у меня "Браунинг" и сумку. Отнял нож, оставил только одежду, которая была на мне. Затем заставил меня лечь, раскинув руки и ноги и уткнувшись лицом в грязную лужу. Он поводил вдоль меня счетчиком Гейгера, проверил насчет гнойников и язв.
— Похоже, чистый, — сказал солдат.
— Вставай, урод, — рявкнул другой парень. — Поздравляю, ты принят на службу.
Я поднял на него глаза.
— О чем вы, черт возьми?
Но парень лишь рассмеялся и, надев на меня наручники, отвел меня к армейскому фургону оливково-серого цвета, стоявшему дальше по улице. Тычки и пинки сопровождали меня всю дорогу. Когда они спросили, как мне нравится в армии, я предложил им пойти трахнуть своих мамаш. В ответ получил удар прикладом по затылку и билет в страну грез.
Принят на службу.
Так сказали эти засранцы.
Я стал частью уборочной бригады. Кроме меня туда входила кучка других кретинов, которых подобным образом "приняли на службу".
В нашей работе не было ничего даже отдаленно напоминающего воинскую службу. Мы просто собирали трупы. Наряженные в белые защитные костюмы, мы катались на мусоровозах по улицам и собирали мертвецов, представлявших серьезную угрозу для здоровья.
Так я познакомился со Спексом, тощим пареньком в огромных очках, которого постоянно любили подкалывать солдафоны. Наша бригада состояла из меня, Спекса и еще двоих парней, которых звали Полсон и Джейкоби. Курировавший нас сержант — суровый "бессрочник", по фамилии Викс — обобщенно называл нас "говнюками". А еще он придумал нам прозвища. Я у него был "Балбес", Спекс — "Молокосос", Джейкоби — "Тупорылый", а Полсон — "Мистер Ноль".
Работенка была та еще.
Мы собирали трупы и бросали их в кузова, словно понедельничный мусор. В первый раз, когда я увидел, как Полсон потянул рычаг и гидравлический пресс принялся давить и трамбовать тела, меня вырвало. Прямо на улице. От возни со всем этим зеленым мясом у меня уже было нехорошо в животе, но этот звук, когда те лезвия загребали тела в главный контейнер и превращали в кашу… это было уже слишком. Я упал на колени и, сорвав с себя маску, исторг из себя содержимое желудка.
Солдаты взорвались хохотом.
— Что, не нравится это дерьмо, Балбес? — спросил Викс. Возможно, в следующий раз я брошу туда твою задницу, гребаный слабак.
Спекс помог мне подняться на ноги.
— Ты привыкнешь, мужик. Это хреновая работа, но ты привыкнешь.
Ни один новобранец ни в одной войне не прошел через такой ад, через какой прошли мы.
Ты стоял там в этом жарком костюме, вокруг жужжали мухи, с твоих рукавиц сыпались личинки, а ты весь был вымазан в этом мерзком дерьме, сочащемся из тел. Все это было уже отвратительно, но еще хуже было слышать, как прессуются трупы. Даже шлем не мог заглушить звук раздавливаемых тел, ломающихся костей и перемалываемой в кашу плоти. Всякий раз, когда "груз" подвергался переработке, с днища кузова на улицу вытекала черная жижа, выжатая из трупов, словно мякоть из томатов.
А этот запах… Боже милостивый, он был неописуем.
Но у нас не было выбора.
Пока я и другие бедолаги бросали тела в кузов, солдаты держали нас под прицелом. Если бы ты попытался вырваться, попытался убежать, они тут же пристрелили бы тебя и бросили в кузов вместе со "жмурами".
Когда мусоровозы наполнялись, мы вывозили их к загородной свалке, вываливали содержимое кузовов в огромные ямы для сжигания. В миле от свалки можно было увидеть черный дым, поднимающийся к небу, почувствовать запах горящей плоти и паленых волос. Это было все равно что стоять с подветренной стороны от печей Треблинки.