Прайс сказал, что получить доступ в комплекс биологической опасности 4-ого уровня, это все равно, что попасть в открытый космос. Вы проходили через многочисленные воздушные шлюзы в автономном костюме химзашиты, очень похожем на костюм космонавта. Все его так и называли. Вас обеззараживали на входе и выходе, подвергая химическому душу и ультрафиолетовому излучению, радиации низкого уровня, сканировали на предмет наличия смертоносных биоорганизмов. Видимо, это был довольно сложный процесс. Зоны безопасности 4-ого уровня постоянно находились под отрицательным воздушным давлением, так чтобы в случае утечки, воздух не проникал во внешний мир, а всасывался обратно в саму зону заражения.
После того, как упали бомбы, последовала одна пандемия за другой, и все исследователи пытались следить за ними. Команда Прайса, входившая в спецподразделение патогенов, интересовалась Эболой Экс, вспышка которой случилась в Балтиморе. Им необходимо было изучить ее, пока не стало слишком поздно. А это было нелегко, при том, что инфраструктура в стране разрушалась.
— Но мы имели приоритет и находились под юрисдикцией министерства обороны, — сказал он. — У нас был приказ начать широкомасштабную операцию по обеспечению биобезопасности. И вот, что мы сделали. Для начала, нам потребовались образцы для работы. Поэтому спецподразделение по биобезопасности в полном защитном обмундировании высадилось в Балтиморе и доставило нам тридцать человек из одного жилого комплекса. Их отвезли в "Кутузку". Это защищенный объект, полубольница-полулаборатория.
— Во время операции я находился там. Несколько захваченных — а мы захватили их, Нэш, можешь не сомневаться, к черту гражданские права — уже впали в терминальную кому. Многие истекали кровью. Большинство из них казались инфицированными, но на самом деле были просто напуганы.
И это было лишь начало их кошмара.
Их доставили в "Кутузку", и каждого поместили в изолированную палату. Через несколько часов даже у более здоровых пациентов началась ломка. Прайс и остальные вскоре выяснили, что эта новая, усиленная Эбола распространялась очень быстро. Невыносимо было смотреть, как человек разрушается под воздействием этого вируса. Их остекленевшие, ярко-красные глаза смотрели в пустоту, из носа шла кровь, лица напоминали резиновую маску из-за обширного разрушения соединительной ткани, а мозги превращались в серую кашу.
Нельзя было терять ни минуты.
Хотя образцы крови и тканей были собраны, необходимо было взять образцы печени в момент смерти. Этот процесс назывался агональная биопсия. Биопсийный шприц вводился в печень, которая, как и другие органы, начинала разжижаться. В момент смерти труп подвергается спонтанному разжижению, когда омертвевшие органы и ткани буквально расплавляются, в большом количестве выходят жидкости, в том числе черная, как смола кровь, и все насыщенное вирусом.
В течение сорока восьми часов все пациенты погибли.
Интересно отметить, что Эбола Экс имитирует Эболу или Марбург в том, что, словно некий свирепый вирусный волк, пожирает кожу, мягкие ткани, внутренние органы и т. д., но также имитирует лучевую болезнь. В Детрике мы сталкивались с таким в большом количестве. Пациенты, лица у которых буквально лопались от нарывов, и выпадали волосы и зубы. Как при воздействии радиации повышенного уровня. Но это был всего лишь вирус. Все пациенты начинали бредить, поскольку мозги у них разъедались, многие начинали буйствовать. Все это — от нарывов до облысения и приступов ярости — напоминало мне о Скабах. Хотя, возможно, не было никакой связи.
Прайс продолжил рассказ:
— Мы произвели серию вскрытий и нашли то, что ожидали найти, — сказал он, лицо у него было словно вылеплено из теней. — Печень пожелтела и разжижилась, почки разорвались, внутренности наполнились кровью и сгнили. То же самое со всеми органами и соединительной тканью. Они омертвели и растворились. Все трупы были одинаковы… превратились в биологические отходы в результате экстремального вирусного заражения.
— Следующим этапом было культивирование организма, — продолжал Прайс. — Мы поместили органические ткани, взятые у умерших в колбы с живыми клетками, взятыми в результате биопсии печени. Затем провели серию испытаний с кровью, желчью, различными выделениями и размягченными органами. Потом поместили их в инкубатор, имитирующий температуру человеческого тела. Через два дня получили процветающую культуру вируса. Тогда мы впервые увидели нашего монстра.
Прайс ненадолго замолчал. У меня возникло чувство, что он рассказывал мне вещи, которые надеялся унести с собой в могилу. Хотя временами он мог быть бесстрастным до жестокости, его рассказ был наполнен болью.
— Вирус? — наконец, спросил я.
— Да. Мы поместили его под луч… то есть, под глаз электронного микроскопа. И увидели филовирус, очень похожий на Эболу или Марбург.
Филовирусы, или "нитевидные вирусы", не похожи ни на что из мира вирологии. В то время, как многие вирусы выглядят как шары или пробки, филовирусы внешне совершенно другие и походят на витую веревку или извивающихся червей. Многие думают, что они напоминают спагетти. Прайс сказал, что даже для микробиолога в них было что-то подозрительное и зловещее, и все, кто изучал их, чувствовал это.
— Не было никакого сомнения в том, что у нас Эбола, только мутировавшая. Новый штамм, невероятно смертельный.
Под микроскопом находилось удлиненное вирусное тело с десятками тонких нитей, вьющихся из него. Похожих на белых червей или щупальца. Эбола Экс безудержно нападала на здоровые клетки непобедимой армией микробов-убийц. Они протягивали свои нитевидные усики, хватали клетку, поражали ее, и так далее. Как только они инфицировали клетку, они забирали из нее все питательные вещества и генетический материал, формируя тельца включения — кристаллические блоки чистого вируса — которые являлись воспроизведенным вирусным выводком, готовым к рождению и новым атакам. Сама клетка к тому моменту причудливо раздувалась, буквально "забеременев" вирусом. Каждое тельце вложения двигалось наружу, к стенке клетки, касалось ее и взрывалось сотнями новых вирусов. Затем эти вирусы проникали в стенки клетки, заставляя саму клетку деформироваться, раздуваться и, наконец, взрываться… Новорожденные вирусы высвобождались и отправлялись на поиски новых клеток-носителей, которых осушали, затем размножались и взрывались. Этот процесс повторялся снова и снова. В абсолютно пугающей геометрической прогрессии.
— Такой процесс на самом деле ужасен, — сказал Прайс. — Вирусы создают вирусы, и так до бесконечности. Блоки взрываются на сотни "личинок", клетка-носитель лопается, вирусы высвобождаются, попадают в кровь и прилипают к любой доступной клетке, неустанно усиливая исходный вирус.
Да, это было ужасно.
И по-настоящему пугало. В голову мне лезли мысли, от которых становилось не по себе. Все это было связано с тем, что я видел во сне, и с тем, что рассказал мне Прайс.
— Никогда не забуду, как впервые увидел эту тварь, — сказал он мне. — Это была абсолютная мерзость. Меня всегда восхищала смертельная красота Эболы, но эта мутировавшая разновидность одним своим видом вызывала страх. Ты должен был видеть это, Нэш, чтобы понимать, о чем я говорю. Это удлиненное тело с десятками белых червей, растущих из него… извивающихся, словно змеи. Я подумал… да… в тот первый раз, когда увидел это… я подумал, что смотрю в лицо Медузы. — Он вытер пот со лба. — У меня было очень странное чувство, что эта кошмарная тварь знает, что я наблюдаю за ним. Что она смотрит на меня и знает, что она — мой хозяин. Она являлась злом в чистом виде, и я знал это. Я… боже милостивый, от одного ее вида мне хотелось перерезать себе вены.
Медуза.
Какое-то время я просто сидел и курил свои несвежие сигареты, глядя на костер и размышляя над концом моего вида. Потому что он приближался, и не было смысла это отрицать. Война значительно уменьшила численность населения Земли, ослабив оставшуюся часть… а Эбола Экс окончательно выбьет человечеству почву из-под ног. Она истребит нас. И это не какой-то бездумный микроб, а мутировавший, высокоразвитый микроорганизм, который прекрасно осознает свои действия и, что самое страшное, испытывает при этом удовольствие.
Не сдержавшись, я выпалил все это Прайсу. Рассказал про сны. Про Медузу. Описал ее внешний вид и высказал свои соображения насчет того, чем она является. Рассказал, что она движется с востока на запад, оставляя после себя лишь обглоданные кладбища.
— Невероятно, — смог лишь сказать Прайс. — И ты думаешь, что Тень уводит тебя от нее… к какой-то неведомой судьбе?
— Да. Она хочет, чтобы мы попали в Небраску. И хочет очень сильно. — Я покачал головой. — Почему Небраска? Почему не Южная Дакота, не Вайоминг, и не Монтана? Я не знаю. Просто не знаю.
— Что ж, этому, возможно, есть одна причина, — сказал он. — "Крик"
— "Крик"?
— Да, "Биттер-Крик". В Детрике мы называли его "Крик". Это Центр биобезопасности 4-ого уровня в городе Биттер-Крик, шт. Небраска, — сказал он мне. — Это научно-исследовательский комплекс и хранилище. Я никогда там не был, но знаю об этом месте. Все говорили о нем только шепотом.
Я почувствовал, как по спине у меня пробежал холодок.
— И что… что хранится там?
— Биологическое оружие, — ответил он. — Каждый гадкий микроб, генетически разработанный нами, хранится там. По крайней мере, такие ходили слухи. В мире вирологии и микробиологии это что-то вроде Зоны 51. Он покрыт таким же налетом таинственности.
Биттер-Крик.
Я чувствовал, что Тени нравится эта идея. Конец был уже близок. Туда мы и двинемся. Я пойду первым, а остальные последуют за мной. Прямиком в сердце тьмы, прямиком в долину смертной тени.
Прямиком в ад.
БИТТЕР-КРИК, ШТ. НЕБРАСКА 1
Когда мы пересекли границу штата Небраска, нас настигла буря. Она началась с дождя, града и свирепого ветра, который пытался смести джип с дороги. Довольно скоро, по нам ударил не только дождь и град, размером с мячи для гольфа, но и самый разнообразный мусор. Ветер подхватывал все и ураганным огнем обрушивал на джип, от чего тот трясло так, будто мы попали под артобстрел.
"Кукурузный штат" встречал нас не очень дружелюбно. Полагаю, мой старый приятель Спекс назвал бы это плохим предзнаменованием.
Карл свернул с 80-ого шоссе, пересек какие-то сельхозугодья и остановился перед огромным, размером с футбольное поле амбаром. Мы прикрыли головы и нырнули внутрь, радуясь, что нашли убежище.
По обеим сторонам располагались стойла с большим количеством сена, по центру амбара проходила бетонированная дорожка. Когда-то здесь содержался крупный рогатый скот.
Мы с Карлом и Микки наблюдали из дверей за бурей.
Это было действительно нечто. Дождь продолжал лить с периодическими залпами града. Черное небо было испещрено ярко-красными и синими полосами, мерцающими и переливающимися, словно северное сияние. Вдали, как взрывы при авиаударе, вспыхивали молнии. Амбар сотрясали раскаты грома.
— Нашему джипу досталось от этой гребаной бури, — сказал Карл. — Но он по-прежнему на ходу… по крайней мере, пока.
— Мы должны попасть в Биттер-Крик, — сказал я.
— А где это?
— По словам Прайса, это где-то на севере, в округе Бун.
Микки кивнула.