— Мы знаем об этом. Знаем о ваших жертвоприношениях языческому богу. Прекрасно знаем. Сделайте свой выбор… Кто из женщин пойдет с вами, а кто останется здесь?
Я вскочил на ноги, и в лицо мне уставилось дуло автомата. Нас с Джени взяли на мушку.
— Пожалуйста… не надо, — взмолился я.
— Делайте свой выбор, — сказал он.
— Послушайте…
— Выбор.
Спорить было бесполезно. Я предложил забрать меня, но человек отказался. Лишь двое из нас увидят Медузу, третий останется.
— Отлично, — сказал человек. Он указал на Джени. — Эту…
— Нет! Нет! Отвалите от нее! — закричал я. — Не ее… Не Джени…
— Тогда какую? — спросил он.
Я сглотнул и кивнул.
— Нэш! — воскликнула Микки, — Господи, что ты делаешь? Ты в своем уме, сукин ты сын! Я должна быть с тобой! Ты же знаешь, что я…
Вошли еще двое охранников и схватили Микки. Она сопротивлялась. Кричала. Царапалась. В конце концов, человек достал из черной коробочки шприц с длинной иглой и сделал инъекцию ей в горло. Потрясенную и дрожащую Микки вернули на место. Лицо у нее было мокрым от слез.
— Это какое-то гребаное безумие! — закричал я. — Мы же ничего не сделали! Мы не представляем для вас угрозы! Мы не заражены! Заберите нас куда-нибудь! Куда угодно! Поместите нас всех в карантин! Только выведите из этой гребаной лаборатории!
Но человек оставался непоколебим. Мои слова ничего не значили для него. Он стоял, словно какой-то робот из дешевого фильма, и просто смотрел на меня сквозь стекло шлема. Время от времени в затемненном пузыре угадывалось лицо. Но глаз я не видел. Но именно с ними я хотел установить контакт.
— Действие скоро начнется, — сказал он. Микки свернулась в своем кресле клубком. Ее трясло, глаза остекленели от ужаса. Казалось, она была в шоке.
— Но она же не заражена, — сказала Джени.
Человек и охранники отступили к двери. Та открылась у них за спиной.
— На самом деле, — сказал он. — Ваша подруга только что получила инъекцию мутировавшего, смертоносного штамма Эболы Экс. В данный момент ее организм заполняется миллионами вирусных частиц.
Дверь закрылась.
Это был мой личный ад, мой день расплаты. Все те жертвоприношения привели меня сюда, по черной тропе к этому жуткому моменту измены. Я чувствовал себя мертвым, совершенно изношенным и отчаявшимся. Потребовалось некоторое время, прежде чем я смог взглянуть на Микки, на сломленное обманутое существо, в которое она сейчас превратилась. Одного ее взгляда было достаточно, чтобы мне захотелось сунуть пистолет себе в рот.
— Ты заплатишь за это, Нэш, — пообещала она мне. — Ты будешь страдать, как я сейчас. Умрешь ужасной смертью, в полном одиночестве.
13
Это началось через полчаса.
Мы с Джени очень хотели хоть как-то утешить Микки, показать, что мы, ее друзья, не бросаем ее, несмотря на происходящее… Но не могли. Она была инфицирована Эболой Экс, и мы не осмеливались вступать с ней в контакт. Все равно это не имело значения. Микки ненавидела нас обоих. Она хотела, чтобы мы, особенно я, познали агонию.
Через несколько минут настоящая Микки… исчезла.
Она просто сидела и дрожала, с остекленевшими от шока глазами. Никак не реагировала на то, что мы ей говорили. Будто вместе с Эболой ей ввели какое-то успокоительное.
Мы продолжали звать ее, пытаясь вырвать из этого состояния, но она словно не замечала нашего присутствия.
А через полчаса, как я уже сказал, это началось.
Она обмякла в кресле, голова закатилась в сторону, руки и ноги безвольно повисли. Она по-прежнему дрожала, а затем у нее начались дикие конвульсии, из горла вылетали сдавленные стоны. Глаза закрылись. По лицу струился пот. И уже можно было почувствовать исходящий от нее жаркий смрад лихорадки. Весь ее организм был атакован вирусом. Опустошался им.
Она на какое-то время обмякла, не шевелясь и не издавая ни звука, а затем конвульсии возобновились с новой силой. Из обеих ноздрей потекла кровь. Губы растянулись в сторону, обнажив окровавленные зубы. Изо рта вырвалось кровавое облако. Микки резко выпрямилась, вцепившись руками в подлокотники. Глаза у нее открылись, и они были ярко-красными.
Джени закричала.
Микки была не просто инфицирована Эболой Экс, она была буквально одержима ею.
Она стала царапать себя, рвать кожу ногтями. Грудь и живот под разорванной футболкой были покрыты растущими нарывами. Она принялась выдирать из головы пряди волос. И издала пронзительный безумный крик.
Вирус охватывал ее с невероятной скоростью.
Ее лицо — некогда такое красивое и загадочно-сексуальное — начало искажаться, будто мышцы больше не работали вместе, а боролись друг с другом. Левая сторона обвисла, а правая завернулась вверх, отчего лицо стало напоминать жуткую гримасу трупа. При классической Эболе это происходило из-за поражения мозга, разрушения мягких тканей и распада соединяющих… Однако при этой мутировавшей форме вируса, видимо, все было гораздо хуже.
Кожа у нее покрылась красными язвами, приятный оливковый оттенок исчез, она стала бесцветной, пятнистой, испещренной какими-то синяками, распространяющимися буквально у нас на глазах. На лице, на ногах, на груди высыпали волдыри. Они лопались, сочась выделениями. На месте одного лопнувшего появлялись десятки новых, отчего лицо у нее стало неузнаваемым. Уродливой маской из студенистой плоти. Затем началось кровотечение. Кровь лилась у нее из глаз и изо рта, сочилась из ушей и выступала из пор. Микки упала на колени, исторгнув огромное количество черной, как смола крови и ядовитой желчи.
Затем она издала последний мучительный крик.
Она крутилась на полу, бешено мотая головой из стороны в сторону. На пол, на стены, на прозрачную плексигласовую дверь летели брызги крови. Микки корчилась, лежа лицом вниз. Ее сотрясали такие дикие конвульсии, что казалось, будто ее тело было лишено костей. Потом она поднялась на колени, выпрямилась, а затем бросилась на пол. Принялась биться об него лицом и руками, издавая при этом влажные шлепки, и оставляя жирные пятна крови и размягченой ткани.
Она затряслась и затихла. Ее тело будто сдулось, словно из него вышел весь воздух.
Все это время мы с Джени сидели, забившись в угол и вцепившись друг в друга.
— Почему они не забирают ее, Нэш? — спросила Джени. — Почему они не забирают ее?
Я не знал, что ответить. Из-за крови и сочащихся выделений комната напоминала скотобойню. Стоял горячий, тошнотворный запах нечистот, крови и инфекции.
Добрых полчаса спустя Микки начала шевелиться.
Ее труп стал подрагивать.
Но она уже должна была умереть. У нее была ломка и кровотечение, вирус выжигал ее изнутри. Затем она села, спиной к нам, глядя сквозь заляпанную кровью плексигласовую дверь.
— Микки? — позвал я.
Она с трудом поднялась на ноги и повернулась к нам лицом. Ее черные волосы были мокрыми от крови, грязные пряди свисали на лицо, деформированное, словно расплавленный воск, который охладился слишком быстро и застыл в неправильных местах. Один глаз был запечатан паутиной ткани, другой был огромным и торчал из глазницы, словно кровоточащий яичный желток. Губы с левой стороны были затянуты нитями плоти, а с правой — растянуты в сторону, обнажив десна и зубы.
— Нэш, — прохрипела она. — Ее голос звучал так, будто горло у нее было забито сырыми листьями. — Хочешь трахнуть меня снова?