"Найди камень, -- говорит Адам. -- Под всем этим мусором найди что-нибудь тяжелое. Камень. Копай".
По-прежнему лежа на спине, обеими своими руками Адам тянет за ноги статуэтки, его дыхание задерживается, когда он крутит и тянет.
Обеими своими руками я копаю. Сквозь людей, сошедшихся промежностью к промежности, лицом к лицу, промежностью к лицу, промежностью к жопе, жопой к лицу, я докапываюсь до дна.
Я выкопал яму, такую же широкую, как могила, и дотронулся до почвы, до земли Правоверческого храма, освященной земле, и поднял камень размером с мой кулак.
В одной руке Адам держит статуэтку, обагренную кровью, теперь более дьявольскую, чем когда-либо.
Другой рукой Адам хватает открытый журнал на земле рядом с собой и подносит к своему обезображенному лицу. В журнале снимок совокупляющихся мужчины и женщины, и из-под него Адам говорит: "Когда найдешь камень. Ударь меня им по лицу, когда я скажу тебе".
Я не могу.
"Я не позволю тебе убить себя," -- говорит Адам.
Я не верю ему.
"Ты дашь мне лучшую жизнь. Это в твоей власти, -- говорит Адам из-под журнала. -- Если ты хочешь спасти мою жизнь, сначала сделай для меня это".
Адам говорит: "Если ты не сделаешь, в ту минуту, когда ты пойдешь за помощью, я уползу далеко и спрячусь, и умру прямо здесь".
Я поднимаю камень в своей руке.
Я спрашиваю: он скажет мне, когда остановиться?
"Я скажу тебе, когда будет достаточно".
Он обещает?
"Я обещаю".
Я поднимаю камень так, что его тень падает на людей, занимающихся сексом на лице Адама.
Я наношу им удар.
Камень уходит глубоко.
"Снова! -- говорит Адам. -- Сильнее".
И я бью камнем.
Камень уходит еще глубже.
"Снова!"
И я бью.
"Снова!"
И я бью камнем.
Кровь проступает через страницы, перекрашивая трахающуюся пару в красный, а затем в фиолетовый.
"Снова!" -- говорит Адам, его речь искажается, его рот и нос больше никогда не будут той же формы.
И я бью камнем по рукам пары и их ногам и лицам.
"Снова".
И я наношу удары до тех пор, пока камень не становится липко-красным от крови, до тех пор, пока журнал не проваливается внутрь. До тех пор, пока мои руки не становятся липко-красными.
Затем я останавливаюсь.
Я спрашиваю: Адам?
Я хочу поднять журнал, но он рвется. Он сильно намок.
Рука Адама, держащая статуэтку, слабеет, и окровавленная статуэтка катится в могилу, которую я выкопал, чтобы найти что-нибудь твердое.
Я спрашиваю: Адам?
Ветер разносит дым над нами двоими.
Массивная тень ползет в нашу сторону от основания столба. Одну минуту она всего лишь касается Адама. В следующую минуту тень накрывает его.
Дамы и господа, здесь, на борту Рейса 2039, наш третий двигатель только что сгорел. У нас остался всего один двигатель до начала нашего падения. 7
Холодная тень Правоверческого церковного монумента падает на меня всJ утро, пока я хороню Адама Брэнсона. Под слоями непристойности, под Голодными Задницами, под Изнасилованиями Трансвеститов, я копаю руками грязь храмового двора. Большие камни с вырезанными на них ивами и черепами, захоронены вокруг меня. Эпитафии на них примерно такие, как вы можете себе представить.
Ушел, Но Не Забыт.
Пусть они живут в Раю, несмотря на их ошибки.
Любимый Отец.
Дорогая Мать.
Запутавшаяся Семья.
С каким бы Богом они ни встретились, пусть он дарует им прощение и мир.
Неудачливая Соц.работница.
Отвратительный Агент.
Заблуждавшийся Брат.