Внизу перед нами на конкорсе пары охранников собрались по-четверо и по-шестеро.
"Дай мне сумку," -- говорит Фертилити. Она хватается за ручки рядом с моей рукой и тянет из всей силы.
То, что она берет Тревора с собой, не имеет никакого смысла.
"Мне нужна моя сумка".
Люди, имеющие билеты с номером ряда от тридцатого до сорок девятого, просим вас занять свои места.
Охранники окружают нас, семеня по конкорсу, встают на нашем пути с расстегнутыми кобурами и держат руки на пистолетах.
И тут до меня доходит. Где находится пистолет Адама.
Он в урне, говорю я и пытаюсь выкрутить сумку из рук Фертилити.
Люди, имеющие билеты с номером ряда от десятого до двадцать девятого, просим вас занять свои места.
Одна ручка хозяйственной сумки отрывается, и урна глухо ударяется о покрытый ковром пол, а Фертилити и я бросаемся за ней.
Фертилити планирует угнать самолет.
"Кто-то ведь должен, -- говорит она. -- Это судьба".
Урна в руках у нас обоих.
Люди, имеющие билеты с номером ряда с первого по девятый, просим вас занять свои места.
Я говорю: Здесь никто не должен умереть.
Последнее приглашение на посадку на Рейс 2039.
"Этот самолет должен разбиться в Австралии, -- говорит Фертилити. -- Я никогда не ошибаюсь".
Охранник кричит: "Не с места".
Повторяем, заканчивается посадка на Рейс 2039 в Сидней.
Когда урна раскрылась, охрана уже окружила нас. Останки Тревора Холлиса летят во все стороны. Прах к праху. В глаза каждого. Пыль к пыли. В их легкие. Прах Тревора зависает облаком вокруг нас. Пистолет Адама выпадает на пол.
Раньше Фертилити, раньше службы безопасности, до того, как самолет отъедет от рукава, я хватаю пистолет. Окей, окей, окей, окей, мы сделаем так, как хочет она, говорю я, приставив пистолет к ее голове.
Я веду нас назад к выходу.
Я кричу: Никому не двигаться.
Я останавливаюсь, чтобы дать билетному агенту оторвать ее билет, затем я киваю на открытую урну и на останки Тревора по всему ковру.
Пусть кто-нибудь соберет все это назад при помощи совка и отдаст этой женщине здесь, говорю я. Это ее брат.
Вся служба охраны приседает с пистолетами, нацеленными на мой лоб, в то время как билетный агент собирает почти всего Тревора назад в урну и отдает его Фертилити.
"Спасибо, -- говорит Фертилити. -- Это так трогательно".
Мы садимся в этот самолет, говорю я, и мы взлетаем.
Я веду нас по рукаву, думая о том, кто в этом самолете может оказаться настоящим сумасшедшим угонщиком.
Когда я спрашиваю у Фертилити, она смеется.
Когда я спрашиваю, почему, она говорит: "Это слишком иронично. Ты очень скоро поймешь, кто угонщик".
Я говорю: Скажи мне.
Люди в самолете столпились в задней половине, съежившись и опустив головы. Рыдая. В проходе возле кабины -- куча из их бумажников и персональных ноутбуков, мобильных телефонов, диктофонов с микрокассетами, плееров для компакт-дисков, и обручальных колец.
Люди действительно подготовлены.
Как будто они сами до этого додумались.
Как будто это имеет хоть какое-то отношение к деньгам.
Я говорю команде пилотов закрыть входные двери. Как будто я не летал на разных самолетах от стадиона к стадиону. Я говорю: Приготовьте самолет ко взлету.
На самых близких к нам сидениях толстый пакистано-выглядящий бизнесс-костюмный парень. Пара белых студенчески-выглядящих парней. Китайско-выглядящий парень.
Я спрашиваю у Фертилити: Который из них? Кто настоящий угонщик?
Она становится на колени рядом с грудой подношений и просматривает ее, прикарманивая хорошие женские часы и жемчужное ожерелье. "Вычисли это сам, Шерлок," -- говорит она.
Она говорит: "Я здесь всего лишь невинная жертва". И она надевает бриллиантовый теннисный браслет на свое запястье.
Я кричу: Люди, пожалуйста, сохраняйте спокойствие, но вы должны узнать о том, что опасный террорист-убийца находится на борту и собирается разбить самолет.
Кто-то вскрикивает.
Я говорю: Заткнитесь. Пожалуйста.
Я говорю всем: Пока я не выясню, кто этот террорист, всем оставаться на своих местах.
Фертилити берет бриллиантовый солитер из подношений и надевает его себе на палец.
Я говорю: Один из вас угонщик. Я не знаю, кто именно, но кто-то планирует разбить этот самолет.
Фертилити просто продолжает хихикать.
У меня ужасное чувство, что я прозевал какую-то огромную шутку.