У омаров открытая кровеносная система, то есть кровь просто булькает у них внутри, омывая различные органы.
Легкие -- губчатые и жесткие, но вы можете их есть, говорю я спикерфону и облизываю пальцы. Желудок -- это такой жесткий мешок, похожий на те зубы, которые в глубине рта. Не ешьте желудок.
Я копаюсь в трупике. Я высасываю небольшое количество мяса из каждой ходильной ноги. Я откусываю маленькие створки жабер. Узлы мозга не трогаю.
Останавливаюсь.
Продолжать невозможно.
Спикерфон кричит: "Окей, что теперь? Это всJ? Осталось что-нибудь съедобное?"
Я не отвечаю, потому что, согласно ежедневнику, уже три часа. В три часа я должен копаться в саду. В четыре -- перестраивать цветники. В пять тридцать я выдерну шалфей и заменю его на голландский ирис, розы, львиный зев, папоротники и травяное покрытие.
Спикерфон кричит: "Что там случилось? Ответь мне! Что не так?"
Я сверяюсь с графиком, и он говорит, что я должен быть рад, я работаю продуктивно. Я упорно тружусь. Здесь все черным по белому. Я выполняю то, что от меня требуют.
Спикерфон кричит: "Что нам делать дальше?"
Сегодня один из тех дней, когда солнце действительно хочет тебя поджарить.
Спикерфон кричит: "Надо еще что-то делать?"
Я не обращаю внимания на спикерфон, потому что делать больше нечего. Почти нечего.
И, может быть, это всего лишь игра света, но после того, как я съел почти всего омара, я заметил, что его сердце бьется. 43
Согласно ежедневнику, я учусь балансировке. Я на вершине лестницы, и в руках у меня куча искусственных цветов: роз, маргариток, дельфиниумов. Я пытаюсь не упасть, мои ноги в ботинках напряжены. Я собираю очередной полиэстровый букет, а все некрологи прошлой недели лежат в кармане рубашки.
Человек, которого я убил неделю назад, должен быть где-то здесь. То, что от него осталось. Он держал ружье у подбородка, сидя один в пустой квартире, и спрашивал у меня по телефону причину, по которой ему не следовало бы нажимать на курок. Я уверен, что найду его. Тревора Холлиса.
Ушел, Но Не Забыт.
Покойся с Миром.
Отозван на Небеса.
А может, он меня найдет. Я всегда на это надеюсь.
Находясь на вершине лестницы, я должен быть на шесть, семь, девять метров выше пола галереи, в которой я хочу обнаружить очередной искусственный цветок. Очки сползли на кончик носа. Ручка записывает слова в блокнот. Образец номер 786, пишу я, красная роза, изготовлена примерно сто лет назад.
Надеюсь, что никого кроме мертвецов здесь нет.
Часть моей работы состоит в том, что я должен высаживать свежие цветы вокруг дома. Я должен рвать цветы в саду, за которым ухаживаю.
Ты должен понять, что я не кладбищенский вор.
Лепестки и чашелистики розы сделаны из красного целлулоида. Впервые изготовленный в 1863 году, целлулоид является наиболее старым и наименее устойчивым видом пластмассы. Я пишу в блокноте: листья розы из окрашенного в зеленый цвет целлулоида.
Я останавливаюсь и снимаю очки. В глубине галереи, очень далеко, какой-то маленький черный контур на фоне большого витража. Там кто-то есть. На витраже изображена картина типа Содома, или Иерихона, или храма Соломона, уничтожаемого ветхозаветным огнем, беззвучным и сверкающим. Перемешанные красные и оранжевые языки пламени вокруг падающих каменных блоков, столбов, бордюров, и на фоне всего этого идет фигура в маленьком черном платье, становясь все больше и больше по мере приближения.
И я надеюсь, что она мертва. Мое тайное желание -- завести роман с этой мертвой девушкой. С мертвой девушкой. С любой мертвой девушкой. Я не из тех, кого можно назвать привередливыми.
Я вру людям, что исследую изменение искусственных цветов в процессе Индустриальной Революции. Пишу диссертацию по специальности "природный дизайн". А возраст у меня такой, потому что я аспирант.
У девушки длинные рыжие волосы. Такие в наше время носят только по какой-нибудь древней религиозной традиции. С высоты лестницы я смотрю на тонкие маленькие ручки и ножки девушки, и мне начинает уже казаться, что когда-нибудь я стану педофилом.
Эту розу, не самый древний образец в моем исследовании, я собираюсь изучить как можно точнее. Женский половой орган, Пестик, включая Рыльце, Столбик, и Завязь. Мужские половые органы, Тычинки, включая проволочную Нить и крошечный стеклянный Пыльник на конце.
Часть моей работы состоит в выращивании живых цветов в саду, но я не могу. Я не могу выращивать сорняки.
Я лгу себе, что я здесь, чтобы собирать цветы, свежие цветы для дома. Я краду искусственные цветы, чтобы втыкать их в саду. Люди, на которых я работаю, смотрят на сад только из окна, поэтому я выкладываю искусственное травяное покрытие, папоротники или плющ, а затем втыкаю искусственные цветы по сезонам. Все выглядит просто превосходно, если не присматриваться.
Эти цветы смотрятся такими живыми. Такими естественными. Такими спокойными.
Лучшее место для поиска цветочных луковиц -- в Дампстере за мавзолеем. Выброшенные пластмассовые горшки с луковицами гиацинтов, тюльпанов, тигровых и звездообразных лилий, нарциссов и шафрана, которые можно принести домой и вернуть к жизни.
Образец номер 786, пишу я, был найден в вазе Склепа 2387, в самом высоком ряде склепов, в нижней южной галерее, на седьмом этаже крыла Безмятежности. Расположение на девятиметровой высоте от пола галереи, пишу я, могло послужить причиной почти идеальной сохранности этой розы, найденной в одном из старейших склепов одного из первоначальных крыльев Колумбийского Мемориального Мавзолея.
Затем я краду розу.
Людям, которые видят меня за этим занятием, я говорю другое.
Официальная версия моего нахождения здесь -- сбор лучших образцов искусственных цветов, датируемых серединой девятнадцатого века. В каждом из шести главных крыльев -- крыле Безмятежности, крыле Удовлетворенности, Вечности, Спокойствия, Гармонии и Новой Надежды -- от пяти до восемнадцати этажей. Бетонные ячейки в стенах имеют глубину три метра, то есть там может поместиться гроб любой длины. Воздух в галереях не циркулирует. Посетителей мало. Если и приходят, то ненадолго. Температура и влажность одинаково низкие круглый год.
Старейшие образцы берут свое начало из Викторианского языка цветов. Согласно изданной в 1840 году книге Мадам де ла Тур Le langage des fleurs, фиолетовая сирень символизирует смерть. Белая сирень рода Syringa символизирует первую любовь.
Герань символизирует аристократизм.
Лютик -- ребячество.
Поскольку большинство искусственных цветов были сделаны для украшения шляп, в мавзолее можно обнаружить лучшие образцы, какие только могут быть.
Вот что я говорю людям. Моя официальная версия правды.
Если в течение дня люди видят меня с блокнотом и ручкой, то обычно я на вершине лестницы, краду какой-нибудь пучок поддельных анютиных глазок, оставленных в склепе в верхней части стены. Я прижимаю палец к губам и шепчу им сверху: это для коллежда.
Я провожу исследование.
Иногда я бываю здесь поздно ночью. Когда все уйдут. Я брожу тут один после полуночи и мечтаю о том, что однажды ночью обнаружу открытый склеп, а возле него -- высохший труп, кожа на лице сморщилась, а одежда жесткая, пропитанная вытекающими изнутри жидкостями. Я наткнусь на этот труп в какой-нибудь тусклой галерее, и тишину будет нарушать лишь гудение единственной лампы дневного света. Лампа моргнет несколько раз, после чего оставит меня в темноте, навечно, с этим дохлым монстром.
Глаза трупа должны превратиться в черные дыры, и он будет искать вслепую, оставляя на мраморных стенах следы гниющей плоти и обнажая кости каждой из рук. Уставший рот он будет держать открытым, вместо носа -- две черные дырки, свободная рубашка висит на обнаженных ключицах.
Я ищу имена из некрологов. Здесь навечно вырезаны имена людей, последовавших моему совету.
Давай же. Убей себя.