Кто-то внутри - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 7

Глава 6

Но я не впал в отчаяние.

Отчаяние — это прерогатива живых, а я-то уже был мертв. И даже если все, что сейчас происходит со мной, является подзатянувшейся агонией моего умирающего мозга, это все равно лучшее, на что я мог рассчитывать после попадания в германский плен.

Когда я обнаружил себя в тесном замкнутом пространстве, моей первой импульсивной реакцией была попытка задержать дыхание. Никто не поет гимнов кислороду, а вот попробуй-ка обойтись без него…

Но я сразу же осознал, что это ошибка. Для экономии воздуха дышать следовало равномерно и неглубоко. Не то, чтобы в императорской военной академии нам читали курсы относительно наших действий в случае, если нас похоронят заживо, но что-то такое в мозгу все равно отложилось.

Наверное, из приключенческой литературы, коей я увлекался в довольно нежном возрасте. До тех пор, пока меня не начал интересовать противоположный пол.

Я сделал аккуратный вдох и понял, что в экономии нет необходимости. Воздух не был затхлым и спертым, напротив, он был чистым, свежим и прохладным, и я даже чувствовал легкий ветерок, омывающий мое лицо. С каких это пор в нашем мире стали производить вентилируемые гробы?

И на какой, интересно, случай?

Я прислушался к своим ощущениям. У меня ничего не болело, ни простреленное колено, ни тело, по которому оттопталась добрая половина германской армии, ни голова, которой сейчас вообще положено быть разнесенной на куски и лежать на полу живописными фрагментами.

Источник силы пропал, но я решил, что буду относиться к этому философски. В конце концов, я должен был потерять куда большее. Я должен был потерять все.

Но что-то осталось, и мне предстояло выяснить, почему. А уже потом, разобравшись с обстоятельствами, можно будет озаботиться решением другим вопросов.

Я попытался подвигать руками и ногами, и у меня получилось. Тело по-прежнему полностью контролировалось моим мозгом, и значит, я не чувствую боли не потому, что меня парализовало. Движения, правда, получились какими-то слишком уж медленными и плавными из-за сопротивления среды, словно я плавал в какой-то густой жидкости, вроде несколько дней простоявшего в банке киселя.

Определившись с этим, я поступил так, как, наверное, на моем месте поступил бы каждый нормальный человек. Поднял обе руки, уперся ладонями в крышку гроба и сильно на нее надавил.

Ни на что, впрочем, особо не рассчитывая. Там же сверху должно быть несколько метров земли, или штабель других гробов, или еще что-нибудь, такое же тяжелое и неприятное.

Но крышка обманула все мои ожидания и какого-то дьявола сразу поддалась. Более того, после моего первого нажима она сама откинулась на сторону, и в глаза мне ударил свет.

Нет, не может такого быть.

Неужели я настолько плохо проявил себя в аду, что меня решили выкинуть из преисподней и отправить в райские кущи? Лорд Идразель, мы с тобой так не договаривались! Почему против меня не выставили кого-нибудь посерьезнее? Кого-нибудь из старших демонов? Может быть, если бы я отшиб рога Вельзевулу, меня бы не только в праведники, но и сразу в ангелы бы записали. Выдав соответствующее снаряжение в виде белоснежных крыльев и пылающего меча.

Ух, я бы тогда развернулся…

Впрочем, этот ад сразу показался мне каким-то надуманным, а теперь выяснилось, что и гроб ненастоящий.

Я выдрал свое тело из вязкого киселя и сел, перебросив ноги через стенку гроба. Зрение постепенно восстановилось после яркой вспышки, и я подумал, что обстановка не очень-то напоминает райские кущи. А девушка в прозрачном неглиже, поверх которого был накинут белоснежный передник горничной, совсем не похожа на апостола Петра.

Девушка сидела на стуле, составив вместе точеные ножки в туфлях на высоких каблуках, и наблюдала за мной с выражением лица моего папеньки перед тем, как он собирается кого-нибудь убить. То есть, совершенно безэмоциональным.

Словно перед ней каждый день какие-то незнакомцы из гробов выпрыгивают.

Впрочем, снаружи эта штуковина уже не была похожа на гроб. Она больше походила на футляр для гигантской сигары, а вязкая субстанция оказалась совсем даже не киселем, а какой-то разновидностью медицинского геля, которая была настолько любезна, что не стала задерживаться на моем обнаженном теле, и полностью осталась внутри.

Хм…

А ведь и правда, я был абсолютно гол, на мне даже трусов не наблюдалось. Впрочем, какая-то одежда грудой валялась на довольно комфортном на вид кресле, стоявшем паре шагов от гроба, так что я, прикрыв свое достоинство ладошкой (понимаю, одной ладошки на это не хватит, но что есть, то есть, я хотя бы попытался) я сделал эти два шага и натянул на себя бесформенные серые штаны и яркую футболку с непонятной мне надписью «лососни тунца».

Буквы, вроде бы, русские, слова, вроде бы, знакомые, а смысл этого высказывания все равно от меня ускользал.

Еще в комнате был диван, письменный стол, на котором стояла странного вида портативная пишущая машинка, большое черное зеркало в половину стены, и шкаф, из приоткрытой дверцы которого вываливались какие-то провода. Окна не было, зато была дверь, рядом с которой и стоял стул со странной девушкой.

С ней явно что-то было не так. Я мог бы даже предположить, что она спит или без сознания, но глаза ее были открыты, и она следила за моими перемещениями по комнате, не поворачивая головы.

И при этом никак моего присутствия не комментировала.

Может, болеет чем-то? Поэтому и одевается так провокационно?

Я решил, что вопрос с девушкой надо прояснить в первую очередь. Как говорил наш инструктор по стрелковой подготовке, важнее женщины в жизни любого мужчины может быть только его винтовка.

И поскольку винтовки у меня под рукой не было, расставить приоритеты оказалось несложно.

Я помахал девушке рукой.

— С тобой все нормально? — обычно я не обращаюсь к представительницам противоположного пола на «ты», но сейчас, учитывая обстоятельства, мне было не до расшаркиваний.

— Конечно, нет, — сказала она капризным голосом и тут же скорчила на своем ангельском личике гримаску неудовольствия. — Мне скучно. Ты снова занялся своими игрушками и совершенно про меня забыл, Иван. Фу таким быть!

Что ж, за несколько секунд она выдала столько информации, что у меня чуть не взорвался мозг.

Эта девушка считала, что она меня знает.

Эта девушка считала, что у меня есть перед ней какие-то обязательства.

Эта девушка считала, что я занимался какими-то игрушками. Развлекался, лежа в гробу, в то время как она терпеливо сидела рядом и ждала от меня… как минимум, внимания.

И еще эта девушка почему-то считала, что меня зовут Иван.

Первым делом я бросил взгляд на безымянный палец своей правой руки, и поднявшийся было в душе ужас немного отступил. Кольца не было.

Но сразу же за этим нахлынула новая волна.

Рука была не моя.

Да и голос, которым я задавал девушке вопрос, если уж на то пошло, тоже был не мой, просто мне потребовалось какое-то время, чтобы это осознать.

Я тупо посмотрел на другую руку. Ну да, тоже не моя. Пальцы чуть длиннее и чуть толще, чем я помню, ногти немного другой формы и плохо обстрижены, хотя я следил за их состоянием даже в окопах, а в мирной жизни постоянно посещал маникюрный салон. И шрама на тыльной стороне ладони, который я заработал в далеком детстве, пытаясь прокрутить в руке дедову саблю, тоже не было.

Зеркало.

Мне срочно было нужно зеркало, и я шагнул к шкафу, и открыл его, и тут меня поджидало очередное разочарование. Шкаф был забит очередной порцией странно выглядящих предметов неизвестного мне назначения, но зеркала среди них не было.

Но туалет-то тут должен быть. Ванная комната… Я ощупал лицо, провел рукой по подбородку. Гладко выбрит.

Как-то же он… я… в общем, кто-то же должен постоянно брить этот подбородок, нет?

Я направился к двери.

— И куда это ты собрался? —стервозным голоском поинтересовалась девушка, вставая во весь свой небольшой рост. Даже на каблуках она была мне где-то под подбородок.

Под идеально выбритый подбородок.

— Мне нужно выйти, — сказал я.

— Нам нужно поговорить, и тебе не уйти от этого разговора! — заявила она, выделив ударением слово «нам». — Или ты возомнил, что снова сможешь игнорировать меня все выходные?

— Мы непременно поговорим, — пообещал я. — А пока мне нужно немного освежиться. Но я тотчас-же вернусь.

— Я буду здесь, — пообещала она, усаживаясь обратно на стул. И это звучало, как угроза.

Я повернул ручку и толкнул дверь, но она не подалась. Я потянул дверь, но примерно с тем же результатом. Девушка никак мои действия не прокомментировала, и я нашел это довольно странным.

Впрочем, странностей тут и так хватало.

Я подергал дверь, и она уехала в сторону, открывая мне проход в… шкаф.

Передо мной висела одежда, и вся она была мужской. Куртки, брюки, рубашки, синий рабочий комбинезон… Интересно, а эта девица где всю свою одежду хранит? И где вообще выход из этой комнаты?

Или это все-таки ад, и выхода нет, и мне до скончания веков нужно будет выслушивать ее претензии? Я поймал себя на мысли, что начинаю скучать по подземелью с демонами и лорду Идразелю. Там, по крайней мере, все было гораздо понятнее.

Одежды было немного, из трех десятков вешалок занята была едва ли половина. И в задней стенке шкафа присутствовала вертикальная щель, через которую пробивался тусклый свет. Я продрался через одежду, толкнул стенку и… дверцы шкафа распахнулись, открывая мне путь… наружу? В общем, куда-то.

Самая унылая Нарния из всех, что мне доводилось видеть.

Если обстановка по ту сторону шкафа говорила не о роскоши, но о каком-то подобии комфорта, здесь, по эту сторону, все было по-спартански. Простой стол, два стула, кровать с железной сеткой, я думал, такие уже даже в тюрьмах не ставят. На стене висел радиоприемник, ведущие к нему провода были оборваны.

Зеркала не обнаружилось, но, помимо шкафа, из этой комнаты было еще несколько выходов. Один привел меня на кухню, столь же бедно меблированную, с примитивной газовой плитой на две конфорки. Холодильник неизвестной мне марки «ЗИЛ» натужно гудел. Внутри обнаружилась коробка с остатками какого-то пирога, две бутылки минеральной воды и запаянный железный цилиндр, на котором было написано «пиво».

Я скрутил крышку с бутылки воды, сделал глоток. Холодная, чуть горьковатая, напоминает «боржоми», но на этикетке написано другое.

Следом я нашел и ванную комнату, и там, над уныло торчащим из стены умывальником наконец-то обнаружился искомый объект. Вдохнув поглубже, я посмотрел на свое отражение, и… совершенно уже предсказуемым образом оно оказалось не моим.

Где тонкие аристократические черты лица, волевой подбородок и нос с легкой горбинкой? Где пронзительный взгляд серых глаз? Где легкая ухмылка, от которой незнакомые барышни млели, а знакомые — сходили с ума? Где черные, как смоль, волосы? Где мускулистое и поджарое тело бойца?

Впрочем, к телу вопросов было меньше всего. Оно было плотнее, чем раньше, но довольно мускулистое, и если лишний жир где и присутствовал, его было не слишком много, и его наличие можно было пережить.

Вот лицо — это да. Обычное, ничем не примечательное лицо, каких в толпе сотни, а то и тысячи. Коричневые волосы, короткая стрижка, как будто ее обладатель только что тифом переболел или недавно с каторги вернулся. Это явно было не лицо поручика Георгия Одоевского.

Из отражения на меня смотрел какой-то голубоглазый Иван.

Но, как говорила моя маменька, если тебе достались кислые яблоки, просто испеки из них шарлотку. То бишь, в любом положении должны быть и свои плюсы, и я попытался их найти.

Самый очевидный — я все еще был жив, голова присутствовала на положенном ей месте, колено сгибалось и выдерживало вес тела, и ничего не напоминало мне о том неудачном бое, в результате которого я угодил в германский плен и чуть не погиб… Хотя, насчет этого «чуть» меня мучали определенные сомнения.

Выжить в той ситуации я никак не мог. Даже если бы мне удалось одолеть всех, кто был тогда в блиндаже, через пару мгновений туда ворвалась бы пара солдат с винтовками и превратила бы меня в решето. Или, чтобы не рисковать своими людьми зазря, они бы могли просто гранату внутрь закинуть.

Значит, там я погиб. Геройски и без вариантов.

А здесь я… возродился? Но даже если принять на веру теорию индусов о вечном колесе перерождения, но это явно должно было происходить не так. Я должен был бы прийти в этот мир в теле новорожденного младенца, начать все с чистого листа, и меня совершенно не должны были отягощать воспоминания о моей прошлой жизни.

И моей геройской смерти.

Подробности которой слишком уж отчетливо стояли перед глазами. Да и, положа руку на сердце, нужно признать, что карма моя недостаточно чиста, чтобы я снова переродился человеком. Если верить индусам, то для выправления этого положения вселенские законы должны были поместить меня в тело какой-нибудь обезьяны, или хотя бы хорька.

Но если это не Сансара, то что это?

Я открыл кран, из него потекла холодная, чуть ржавая вода. Немного подождав, я набрал уже более-менее чистую воду в горсть, умыл лицо.

Не помогло, лицо было по-прежнему чужим. Я ущипнул себя, больше для проформы. Боль присутствовала, пробуждения не произошло.

Нет, это не сон. Видимо, это такая новая реальность. Довольно странная реальность, но что поделать?

Всяко лучше, чем быть мертвым.

Ну что же, граф, сказал я себе. Вам нужен план. Для начала было бы неплохо определить, куда вы попали. А потом уже можно подумать, как, зачем и кто несет за это персональную ответственность.

Я покинул ванную и подошел к единственному в комнате окну. За окном была улица, только была она слишком уж далеко. Сложилось такое впечатление, что я смотрю на мир с высоты полета воздушного шара. Люди, снующие по тротуарам, были не больше муравьев, а передвигающиеся по дороге машины напоминали разноцветных жуков.

Зато рядом, буквально в сотне метров, обнаружился дом-исполин. Простой прямоугольной формы, без всяческих архитектурных излишеств, он возвышался над землей так, что, казалось, готов пронзить облака. Я попытался посчитать этажи и сбился где-то в районе тридцать шестого. И сам я, судя по всему, находился где-то на уровне двадцать пятого.

Да, поручик, это явно не Петербург.

Но люди здесь говорят по-русски. Девушка, по крайней мере, говорила. Я попытался вспомнить, где в империи можно найти город с такими высотными зданиями, но так и не смог. Даже в шумной и суетливой Москве существовал запрет на строительство домов свыше девяти этажей, да и то жили в них только безумцы. И, разумеется, те, кто не смог позволить себе что-то получше.

Вопросов накапливалось все больше и больше.

Кто я?

Где я?

Зачем все это?

Как это вообще могло произойти?

Внутри-то я все еще был Георгием Одоевским, потомком князей Одоевских, поручиком семьдесят первого гвардейского императорского полка, вторая специальная рота, разве что мои молнии меня оставили. Но окружающие, судя по реакции той странной девушки, что ждет меня по ту сторону шкафа, будут видеть во мне какого-то Ивана, и только дьявол может знать, что случится, если я не буду соответствовать их ожиданиям.

Что меня может ждать? Психиатрическая лечебница, палата для умалишенных? Презрение и осмеяние всех вокруг? И куда делся этот чертов Иван, если я занял его место? Или мы просто поменялись с ним местами, и это он сейчас лежит с простреленной головой на полу германского блиндажа?

Что ж, мне жаль. Я не хотел этого и никак не мог на это повлиять.

Я вздохнул. За окном был теплый летний день, но я чувствовал, что еще не готов выйти на улицу. Тем более, что часть ответов на интересующие меня вопросы можно было получить и внутри квартиры.

Как говорит мой папенька, иногда у нас остается только один единственный способ со всем разобраться, поэтому я допил минеральную воду и смело шагнул в шкаф.