На пороге класса появились две ученицы: Жданова и Питиримова.
— Здравствуйте, — сказали они.
— До свидания, — холодно ответил Готов.
Девушки замялись.
Трудно передать словами макияж юных особ. Только полотна художников-абстракционистов могут послужить сравнением.
— Нам можно пройти? — спросила Питиримова и надула большой пузырь из жвачки. Пузырь лопнул, ошметки жевательной резинки повисли на носу.
— Я же сказал — до свидания, — тяжело вздохнул Готов.
Жданова повиляла бедрами, построила Готову глазки и нежно, с придыханием сказала:
— Рудольф Вениаминович, что здесь такого, мы всего на пять минут опоздали.
Готов улыбнулся девушкам и подмигнул:
— Я вас знаю: ты Роза Люксембург, а ты Клара Цеткин. Несомненно, девочкам можно опоздать даже на десять минут. А ну, убирайтесь отсюда!!!
Жданова медленно закрыла глаза, так же медленно открыла и тихо проговорила:
Мы больше так не будем, простите нас, Рудольф Вениаминович… можете нас наказать.
В классе послышались редкие смешки. Жданова с Питиримовой нахально переминались с ноги на ногу.
Готов сел на стул и взглянул на ноги опоздавших.
— Когда я жил в Москве, — сказал он, — мы с друзьями частенько посещали ВДНХ, пиво там пили. И вот однажды совершенно случайно забрели на сельскохозяйственную выставку, где деревенские жители коров демонстрировали. Подошли к одному стенду и увидели: две девчонки корову пеструю представляют. Девки эти вылитые вы: на губах по килограмму помады, тени черные, как будто на глазах фингалы, щеки румяные-румяные. Про одежду вообще молчу. Не красота спасет мир, а барахолка мир погубит… И смотрим мы с друзьями, понять не можем: что за животные такие. Корова вот она стоит — черно-белая, а эти две кто? Не человек точно, определенно какая-то скотина… Сошлись с друзьями во мнении — чернобыльские мутанты.
— Че к чему? — поняла намек Питиримова.
— К тому, девочки, к тому. Будете в большом городе проездом: осторожно. Поймают, в зоопарк к обезьянам в клетку посадят. А то и в кунсткамеру отдадут.
Класс смеялся. Мужская часть выкрикивала:
— Обезьяны!
— Коросты!
— Капусты!
— Шлюхи!
Готов вскочил со стула и запротестовал:
— Ребята, это вы зря. Они не шлюхи. Они хуже! Пошли вон отсюда!!! Лохудры!
Выдворив девушек, Готов начал урок:
— Я один из немногих оставшихся. Пилигрим судьбы, шутка провидения. Кто, если не я, способен оставить потомкам память о моих странствиях и страданиях?
Учитель медленно провел ладонью по лицу.
— Когда-то нас было много — умерших, но воскресших. Бессмертных. Правило гласило: «Остаться должен только один». Я родился в 1564 году, в шотландской деревушке. Рос в семье кузнеца. Когда мне исполнилось 23 года, женился на прекрасной односельчанке, и прожили мы с ней счастливых 5 лет. Но однажды ночью эта дрянь пырнула меня, спящего, ножом в живот. Пописала, сучка. Позже я очнулся: рана затянулась на глазах, жены след простыл, настроение препаршивейшее. Лежу, лежу… е-мое! Я ж бессмертный, оказывается. Прошел год. Работаю в поле, и вдруг сильнейшее чувство беспокойства обуяло меня. Гляжу, в мареве появляется фигура мужика, с мечом в руке. Подходит он ко мне и говорит: «В живых останется только один». Я ему: «Тебе чё надо? Курить? Извини, не курю, спичками не балуюсь, денег мало, только на хлеб». Продолжаю картошку копать, а этот мудак как давай шашкой махать и, главное, все в голову норовит. Шибанул я ему пару раз лопатой по шеям, башка-то и отвалилась. Невесть откуда молнии появились. Током меня шваркнуло, 380, не меньше. Потом-то мне объяснили, что миссия моя идти через века и рубить головы всем бессмертным, а силу их себе забирать. Как только всех порублю, стану самым сильным на земле человеком и смогу принять руководство планетой. Вот такие пироги… а до сих пор где я только ни был, что только ни делал… Принимал участие во французской буржуазной революции; служил солдатом в наполеоновской армии; был лакеем у Александра Сергеевича Пушкина и секундантом у Лермонтова; нянчил Льва Толстого и, будучи на каторге, валил в Сибири лес. Анка чапаевская от меня без ума была. За это по фурмановскому доносу работал землекопом на строительстве Беломорканала. Да… вот, забыл, у Ленина в должности печника числился. Со стройки века сбежал в Европу (назад в Шотландию тянуло), а попал, будь оно неладно, в фашистскую Германию. В сорок первом солдатом Вермахта на Матушку Русь обратно пошел. Взяли в плен. Что не верблюд, доказать не получилось, и до осени 1953 года в Магадане… ой, мама не горюй. В застойные времена на родину в Шотландию меня никто не пускал, а с перестройки и до сих пор денег нет. Одно удивляет меня: за все эти годы я не встретил ни одного бессмертного. Тешу себя надеждой, вдруг поубивали они друг дружку… Не пора ли провозглашать себя императором всея Земли?
— Это Вы фильм «Горец» посмотрели? — спросил Вася Кошкин.
— Это я тебя только что из школы отчислил, — ответил Готов.