Он кинул лед, пристроил на краешек лимонную корочку, протянул ей стакан.
— Поставь на стол. Кампари напоминает мне об утраченном счастье.
Она пошла на кухню, взяла губку и принялась оттирать дверцу холодильника.
— Мы все перемыли, — грустно заметил он. — Мы с Питером убрались во всем доме. И пол на кухне вытерли.
— А про дверцу холодильника, видимо, забыли.
— Если на небесах есть ангелы, — сказал он, — и если это женщины, не сомневаюсь, что они время от времени откладывают в сторону арфы, чтобы начистить до блеска раковину или дверцу холодильника. У женщин это вторая натура.
— Ты с ума сошел? Не понимаю, что ты несешь.
Его член, совсем недавно готовый к бою, ретировался из Ватерлоо в Париж, а из Парижа на Эльбу.
— Почти все, кого я любил, называли меня сумасшедшим. А мне хотелось говорить о любви.
— В самом деле? Ну валяй, — заткнув уши большими пальцами, она помахала раскрытыми ладонями, скосила глаза к носу, высунула язык и издала противный пердящий звук.
— Мне не нравится, когда ты корчишь рожи.
— А мне не нравится твой вид. Слава Богу, ты не видишь, как ты выглядишь.
Он промолчал, потому что знал, что Питер подслушивает.
На этот раз она пришла в себя только через десять дней. Это случилось между коктейлем и ужином. Они прилегли отдохнуть, и она заснула в его объятиях. Фаррагат подумал о том, что сейчас они одно целое. У него на щеке лежала прядь ее ароматных волос. Она тяжело дышала. Проснувшись, она погладила его лицо и спросила:
— Я храпела?
— Ужасно. Рев был, как от бензопилы.
— Я так хорошо поспала. Люблю, когда ты меня обнимаешь во сне.
И они занялись любовью. Во время пронзительного оргазма мелькнул ряд образов: парусные гонки, Ренессанс, пики гор.
— Боже, как хорошо, — сказала она. — Который час?
— Семь.
— Во сколько нас ждут?
— В восемь.
— Ты уже купался, теперь я пойду.
Он вытер ее бумажной салфеткой, прикурил для нее сигарету. Затем пошел за ней в ванную и сел на крышку унитаза. Она принялась тереть спину мочалкой.
— Забыл сказать: Лайза прислала нам сыр бри.
— Хорошо. Правда, у меня от него всегда понос.
Приподняв свои гениталии, он положил ногу на ногу.
— Странно. У меня от него запор.
Вот он их брак: не бог весть какой возвышенный, не шум итальянских фонтанов, не шелест чужедальней оливковой рощи, а разговор двух голых людей о проблемах пищеварения.
Потом было еще раз. Они тогда разводили собак. Сука Ханна принесла восемь щенков. Семеро остались в конуре на улице. А одного, чахлого бедолагу, который все равно подохнет, пустили в дом. Часа в три Фаррагат, спавший не очень крепко, проснулся от странного звука: как будто щенка рвет или у него понос. Он вылез из постели, стараясь не разбудить Марсию, и, не одеваясь, голым спустился в гостиную. Под роялем была лужица. Щенок дрожал.
— Ничего-ничего, Гордо, — сказал он.
Питер назвал щенка Гордоном Купером. Давно это было.
Фаррагат взял тряпку, ведро и бумажные полотенца, заполз на четвереньках под рояль и стал вытирать пол. Марсия проснулась — он услышал, как она спускается по лестнице. Пеньюар на ней был совсем прозрачный.
— Прости, что разбудил. У Гордо понос.
— Давай помогу, — предложила она.
— Не надо. Я почти закончил.
— Но я хочу помочь, — сказала она и, опустившись на колени, тоже забралась под рояль.
Они все убрали, Марсия стала вылезать из-под рояля и ударилась головой о выступ клавиатуры.
— О-о….
— Очень больно?
— Не очень. Надеюсь, шишка не вскочит.
— Бедная моя.
Он встал, обнял ее, поцеловал, и они занялись сексом на диване. Потом он прикурил ей сигарету, и они вернулись в спальню. Но вскоре после этого случая он вошел на кухню — хотел взять лед — и застал жену в объятиях Салли Мидланд из кружка по вышиванию, в который она ходила. Они целовались. Совсем не платонически. Он терпеть не мог Салли.
— Извините, — сказал он.
— За что? — спросила она.
— Я пукнул.
Он понимал, как это омерзительно. Он взял контейнер со льдом и унес его в кладовую. За обедом она не произнесла ни слова и после обеда тоже. На следующее утро — это была суббота — он сказал:
— Доброе утро, любимая.
— Пошел ты.