Василий Михайлович стоял возле головного вагона и наблюдал за посадкой пассажиров. Рабочий день только начался. Хотелось спать и кофе.
Мимо прошла шумная компания: три парня и девушка. У каждого на спине набитый до отказа рюкзак. Они о чём-то горячо спорили. Должно быть, студенты. В это время года их много выезжало из города. «Небось, отправились на дачу побухать под шашлычки», — с завистью подумал Василий Михайлович.
Платформа постепенно пустела. Бежали обвешанные сумками запоздавшие, тащили за собой сумки на колёсиках, покрикивали друг на друга, подгоняя и приободряя. Огрызались на ходу и заскакивали в первый вагон, чтобы пройти через него и ещё пару следующих в поисках самого удобного места.
Спустя три минуты помощник машиниста взглянул на часы, кивнул самому себе и вошёл в открытую дверь кабины, но тут же выглянул, чтобы убедиться, что все пассажиры зашли в поезд.
— Закрывай, Леонид Петрович, — сказал он через плечо. — Можно ехать.
***
Два десятка домов — потемневших, покосившихся — составляли деревню под названием «Устюжка». Нет, это слово не красовалось при въезде, выведенное на табличке аккуратным шрифтом. О том, что автобус высадил Макса, Алёну, Рому и Женю там, где нужно, им сообщил пьяный мужик в растянутой футболке с Пикачу во всю грудь. Вернее, на весь пивной живот. Перемежая речь примитивной матерщиной, местный обитатель уверил студентов, что они видят перед собой именно Устюжку — глухомань, где, по мнению Валентина Ивановича Степанова, преподавателя славянского фольклора, ещё можно было поживиться чем-нибудь подходящим для курсовой.
— М-да, — произнесла Алёна, обводя взглядом избы и то, что претендовало на звание главной улицы. — Занесло!
Веснушки пестрели на её остром носике и щеках, рыжие ресницы обрамляли зеленоватые глаза. Милая девушка, хоть и не красавица.
— То, что надо, — отозвался Рома, поправляя на спине рюкзак. Его бледное лицо медленно загорало, зато быстро краснело — так, что казалось, будто с него сняли кожу. — Чем дальше от города, тем лучше.
— Я сомневаюсь, что здесь вообще живёт кто-то, кроме вон того кадра, — вполголоса проговорил Макс, кивнув в сторону бредущего по шоссе пьянчужки. — Может, его насчёт народного творчества порасспрашиваем? Уверен, чего-чего, а обсценной лексики хватит на пару тетрадей. Никто не желает тиснуть курсовую по матерщинке? В некотором роде тоже фольклор, между прочим. Хотя вряд ли он знает оригинальные…
— Хватит болтать! — резко перебила Алёна. Она Макса недолюбливала: считала его паразитом и лентяем. — Если уж приехали, значит, приехали. Займемся тем, ради чего в такую даль тащились.
Макс знал, что девчонка возражала против его участия в поездке — она хотела собирать фольклор с Женей и Ромой, втроём. Собственно, он сам навязался к ним, потому что хотел задобрить Степанова. Профессор ясно дал понять: либо собираешь материал, либо забудь о дипломе. Всё из-за того что Макс пропустил слишком много занятий. Валентин Иванович заимел на него зуб и решил вот так отыграться. Пришлось тащиться в глухомань с этими энтузиастами, чёрт бы их побрал! Но если препод поверит, что Макс искренне увлечён народным творчеством, то наверняка поставит ему «зачёт». Ну, или что там положено за курсовые?
— Да мы не против! — усмехнулся Женя, взглянув на Алёну. — Конечно, не зря же мы прикатили, — они были парой, встречались года полтора и, кажется, всё шло к тому, что после универа они поженятся и нарожают маленьких филологов. — Но деревенька-то, похоже, пустая.
— Неа, — Рома указал в конец улицы, где распахнулась калитка, и из-за ограды вышла старуха с железным ведром. Ковыляя, она направилась к колодцу.
— По-моему, эта жила ещё при Несторе, — заметил Макс. — Может, подкатим к ней?
— Больше здесь всё равно никого не видать, — сказал Женя. — Давайте, ребята, не стоять же здесь до ночи.
***
Старуху звали Нина Ильинишна, и было ей на вид лет восемьдесят, если не больше. Приютить молодёжь она согласилась сразу — при условии, что они заплатят за продукты — а вот втолковывать ей, зачем «ребяткам» понадобилось приезжать в такую глушь, пришлось долго.
— Значит, сказки записывать будете? — раз в четвёртый переспросила Нина Ильинишна, мигая подслеповатыми глазами. — И поговорки всякие?
Похоже, она не могла поверить, что кому-то это может быть интересно.
— Именно, — кивнул Женя. — А ещё загадки, прибаутки, песни, частушки. Мы это изучаем. В университете. Фольклор.
— Ага, — отозвалась старуха. — Ну, изучайте, изучайте, ребятки. Раз надо.
— Мы надеемся на вашу помощь, — сказала Алёна. Она старалась держаться дружелюбно — наверное, думала, что хозяйка дома станет разговорчивей. — Вы знаете старые предания? Ну, или слова какие-нибудь необычные? Нам всё подойдёт.
— Нет, миленькая, ничего не знаю, — покачала седой головой старуха. — В детстве, может, и знала, да теперь забыла.
— А вы подумайте.
— Голова совсем пустая стала. Бывает, выйду из дома, да и забуду тут же, зачем шла.
— Нина Ильинишна, а сколько народу в деревне проживает? — деловито осведомился Рома. — Человек пятьдесят наберётся?
— Пятьдесят! — охнула старуха. — Господь с тобой, милок. Откуда? Все разъехались давно, остались только деды да бабки вроде меня, никому не нужные. Вот и доживаем свой век потихоньку. Трудно, конечно, а что делать? Одно радует, что недолго осталось.
— Сколько ж вас тут? — вмешался Макс.
— Да человек двадцать от силы наберётся. А может, и того меньше. Недавно вот Манька с мужем уехали в райцентр. Дом бросили. Нет, сказали, сил тут больше горбатиться. Уж не знаю, чем они там занимаются, — Нина Ильинишна осуждающе покачала головой.
— А ваши соседки помнят сказки или пословицы? — вмешался Рома.
— Откуда ж мне знать, милок? — удивилась старуха. — Ты у них и спроси. Ходить, слава Богу, за ними далеко не надо — чай, живут-то рядом.
***
К вечеру собирателям фольклора стало ясно, что в Устюжку они приехали напрасно. Никто из жителей деревни не мог выдавить из себя и слова, которое подошло бы под определение фольклора — пусть даже с натяжкой, не говоря уж о пословицах, поговорках, песнях и сказках. Большинство глядело на студентов круглыми глазами и качало головой: какое ещё, мол, устное народное творчество? На пенсию как прожить, не знаем — да ещё огороды вон из-за жары, считай, пустуют; никакого подспорья.
На выручку отчаявшимся филологам неожиданно пришла Нина Ильинишна.
— Это они не понимают, чего вам от них надобно, — заявила старуха, глядя на унылые лица постояльцев. — А может, стесняются. Надо сделать так: я приглашу Софью, Машку и Варвару, накрою на стол, поставлю самогона бутыль — они и разговорятся. А вы спрячетесь и будете слушать. Ну, и записывать, что вам там нужно.
Макс скептически обвёл взглядом комнату. В избе их было две: большая, где они сидели с Ниной Ильинишной, и где им было определено спать на полу, и поменьше, где ночевала хозяйка.
— Куда мы тут спрячемся? — спросил он.
— А под стол, — не растерялась старуха. — Скатертью длинной накрою — вас и не будет видно. А девонькам скажу, что вы в райцентр уехали.
Было забавно слышать, как Нина Ильинишна величает своих соседок «девоньками», но предложение показалось студентам дельным.
— А нас точно не заметят? — спросила Алёна. Её веснушчатый носик озабоченно сморщился.
— Стол большой. Старайтесь под ноги только не попадаться.
— Это будет даже… оригинально, — заметил Женя. — Только надо фонарики взять, чтоб было, чем светить. А то как писать-то в темноте?
— Берите, берите, — кивнула старуха. — Всё, что хотите, берите.
Так и договорились.
На следующий день Нина Ильинишна позвала в гости соседок — на «посиделки», как она сама выразилась. Рома, Алёна и Женя залезли под стол. Скатерть скрывала их полностью. Макс участвовать в этой затее отказался: у него перспектива целый вечер просидеть, скрючившись, с фонариком и тетрадкой не вызывала ни малейшего энтузиазма. Чтобы спрятать его от гостей, Нина Ильинишна разрешила студенту укрыться в своей комнате.
— Не думай, что мы потом поделимся с тобой записями, — предупредила Макса Алёна. — Сам добывай себе материал.
— Жалко?
— Нет. Но раз тебе лень с нами посидеть, то чего ради мы…
— Ладно, успокойся, — перебил Макс с усмешкой. — Обойдусь.
— Зря отказываешься, — серьёзно заметил Женя. — Бабки с самогона как разойдутся, так записывать не будем успевать.
— Удачи! — хмыкнул Макс. — Я лучше посплю.
— Как знаешь, — процедил Женя почти зловеще.
Его всегда возмущало, если кто-то филонил и не демонстрировал стопроцентной приверженности гуманитарным наукам. Алёна говорила, что из него обязательно получится настоящий учёный. Рома подкалывал её, утверждая, будто она верит в это только потому, что влюблена в Женю, а на самом деле тот — посредственность, но все знали, что он так не думает. Вообще, Макс считал, что Рома немного ревнует Алёну, но ему на эти страсти было плевать. Он хотел свести сбор фольклора к минимуму, рассчитывая потом уговорить ребят поделиться с ним материалами. Ну, не откажут же они, в самом деле, зная, чем это ему грозит.
Поэтому, когда в избу постучались соседки Нины Ильинишны, Макс отправился в соседнюю комнату со спокойной душой и завалился на хозяйкину постель. Пусть эти дурни сидят с фонариками под столом и пишут, а он подремлет. Закинув руки за голову, Макс решительно опустил веки и постарался ни о чём не думать и не прислушиваться к разговорам в соседней комнате.
***
— Вот это да! — восхищенно говорила Алёна, листая страницы блокнота. — За один раз набралось одних только слов штук двадцать. Надо будет уточнить у Нины Ильинишны, что некоторые означают, а то я не все поняла по контексту.
— У меня двадцать восемь, — заметил Рома. — Потом сравним, кто что записал.
Максим слушал своих однокурсников со смешанным чувством: с одной стороны, ему было немного жаль, что он не может поучаствовать в обсуждении, так как всё проспал, да и материалом с ним, похоже, действительно, никто делиться не планировал, но, с другой, эти восторженные возгласы по поводу старушечьей болтовни раздражали его. Подумаешь, учёные! Собиратели, блин, фольклора. Наверняка процентов девяносто того, что они записали, уже давно есть в словарях.
— Слова это ладно, — сказал Женя. — Вот присказки их — это клад!
Макс едва сдержался, чтоб не фыркнуть. Всё-таки, может, кто-нибудь согласится дать ему списать. Потом. Надо быть осмотрительней и делать вид, будто заинтересован.
— Преданий не было? — спросил он.
— Тебе-то что? — огрызнулась Алёна.
— Надо попросить Нину Ильинишну колыбельную тебе спеть! — хохотнул Рома. — Только ты её не сможешь записать: задрыхнешь раньше.
— Ха-ха! — скривился Макс. — Очень смешно.
— Я записал про дрекавака, — сказала Женя, перелистнув несколько страниц. — По-моему, это бомба.
— Наверняка про него уже известно, — возразила Алёна. — Не думаю, что мы открылинового персонажа.
— Как ты сказал? — спросил Максим.
— Дрекавак.
— Что за птица?
— Мифическое существо.
— Скорее, сказочное, — поправил Рома.
— Не факт, — Женя постучал карандашом по блокноту. — По сути, дрекавак олицетворяет стихийное бедствие, так что вполне может оказаться именно мифическим персонажем.
— Какое ещё стихийное? — усмехнулся Рома. — Стихийное — это если б речь шла о массовом падёже скота. А тут — нападения неведомой твари.
— Ты прав, — кивнула Алёна. — Дрекавак — скорее, чудище.
Женя недовольно поджал губы: его задело, что девушка согласилась с Ромой, а не с ним.
— Объясните толком, что за древо… как там его? — не выдержал Макс.
— Дрекавак, — ответил Рома. — Одна из старух начала сегодня жаловаться, что позапрошлой ночью какой-то зверь напал на её корову. Мол, и без того живётся тяжело, а тут ещё такая неприятность.
— Ну, и?
— А другая ей: это, мол, дрекавак.
Женя опустил глаза в блокнот.
— Я так понял, — сказал он, — что дрекавак — это существо вроде животного или чудища, но с душой мёртвого некрещеного младенца.
— Да, у меня то же самое записано, — кивнула Алёна. — Ещё: дрекавак умеет жутко кричать.
— Судя по названию, персонаж восточноевропейский, — заметил Рома. — Влаколак, вурдалак. Дрекавак. Что-то сербское.
— Похоже, да, — согласился Женя.
— Короче, чупакабра? — усмехнулся Макс.
— Вроде того, — серьёзно кивнула Алёна.
— А почему бабка решила, что на корову напал этот… дре-ка-вак?
— Кто ж её знает?
Макс встал, подошёл к окну и приоткрыл одну из створок. На улице пусто, словно деревня вымерла. Хотя, если подумать, так оно и есть: молодые здесь не живут, а старики со старухами, считай, одной ногой в могиле. Пройдёт лет десять, и никого не останется. Ну, разве что тот пьянчужка с покемоном на футболке. Если от водки раньше не околеет, конечно. Макс достал сигарету, размял пальцами, закурил.
— Маловато материальчика, — сказал он. — Даже описания этого дрекавака нет.
— Кто бы критиковал, — заметила Алёна.
— Валентин Иванович раскритикует.
— Он прав, — неохотно сказал Рома. — Надо узнать подробности.
— Опять просить Нину Ильинишну подруг созывать?
— Да можно её саму расспросить. Она ж наверняка знает, что за дрекавак такой.
— Кстати, да! — обрадовалась девушка. — Может, и описать его сможет.
Хозяйка дома вернулась через полчаса — ходила проводить одну из «девонек» и задержалась почесать языком у ограды.
— Эх, славно посидели, — проговорила она, входя. — Давно так не собирались.
— Нина Ильинишна, расскажите о дрекаваке, — сходу подступилась к ней Алёна. — Это очень интересный для нас персонаж.
— Дрекавак? — нахмурилась старушка. — Да зачем он вам?
— Как зачем? Фольклорный персонаж ведь!
— Да ну его! — махнула рукой Нина Ильинишна. — Плюньте. Глупости это всё, не верьте Машке. У неё воображение богатое, вот и брешет почём зря. Нет никакого дрекавака. Сказки это.
— Так нам сказки и нужны. Мы ж их записывать приехали.
— Понятно, что дрекавак — выдумка, — вмешался Женя. — Но это ничего не меняет: дрекавак нам подходит.
— Конечно, — кивнула Алёна. — Именно как мифический персонаж.
Старуха вздохнула.
— Устала я сегодня, милки. Потерпите уж до завтра. Тогда и расскажу, если вам так надо.
Студенты переглянулись.
— Ну, хоть пару слов, Нина Ильинишна! — взмолилась Алёна.
— Да что ж вам знать-то охота?
— Как он выглядит, откуда взялся? Где живёт?
— Где живёт? — бабка тяжело опустилась на стул, сняла с головы платок. Пригладила седые волосы, переводя взгляд с одного постояльца на другого. — В лесу. Где ж ему жить? Время от времени выходит, когда проголодается, и скотину задирает. Корову там или свинью. Бывает, что и козу. Но это редко случается. Обычно только во время сильной жары.
— Почему? — спросила Алёна.
— Живность-то из лесу уходит — влагу ищет. Вот дрекавак и отправляется на промысел. А где скотину найдёшь? Только в деревнях. Так говорят, — добавила, помолчав, старуха.
— Вот и у вашей соседки кто-то корову задрал, — вставил Женя.
— Машка — дура, болтает всякую чушь. Придумала тоже: дрекавак! Волк, наверное, забрёл голодный.
— Здесь водятся волки? — удивился Рома.
— Ну, всяко чаще встречаются, чем дрекаваки, — усмехнулась старуха.
— А что насчёт души младенца? — спросил Макс. Он решил проявить участие, чтобы товарищи видели, что он не совсем равнодушен.
— Младенца-то? — вдруг посерьёзнев, протянула Нина Ильинишна. — Да вот, помер на той неделе сынишка у дочки Михайловны. Не приехала «скорая» из райцентра — не успела.
— Мы думали, молодёжь тут уже не живёт, — заметил Макс.
— Оставалась Людка, да теперь, наверное, тоже, уедет. Подлечиться ей надо. Роды трудные вышли. Муж-то её ещё не знает — он моряк, только через два месяца вернётся.
— Значит, неделю назад умер младенец, — заговорила спустя пару минут Алёна, — и ваша соседка решила, что его дух превратился в дрекавака и напал на её корову?
Нина Ильинишна пожала плечами и поднялась со стула.
— Не знаю, — ответила она сухо. — Машку спрашивайте, что ей там мерещится. Спать пора. Пойду я. Доброй ночи, ребятки.
Никто не стал её задерживать, даже Алёна, хотя видно было, что девушке хочется ещё расспросить старушку.
***
— А может, устроим засаду? — предложил вдруг Макс, обводя товарищей осоловелым взглядом.
Студенты почти допили бутылку водки, которую прихватили в дорогу, и теперь им хотелось приключений. Ощущение неудовлетворённости витало в воздухе, и Макс просто облёк его в слова.
— Какую ещё, блин, засаду? — икнув, спросил Рома.
— Ну, на этого… дерьмолака.
— В смысле? — поднял брови Женя, не донеся до рта колбасы.
— Да что тут непонятного? Он же нападает на скот, так? А я заметил сегодня в хлеву у нашей хозяйки корову. Так не засесть ли нам во дворе и не подождать этого…
— Дрекавака, — подсказала Алёна.
— Да, — кивнул Макс. — Его.
— С чего ты взял, что он явится сюда? Причём этой ночью, — поинтересовался Женя.
— Вот-вот, — подхватил Рома. — Тем более что он уже нападал недавно на соседскую корову.
— И что?
— Ну, сыт, наверное.
Макс развёл руками.
— Слушайте, я без понятия! Вы хотели посмотреть, как он выглядит, я вам предложил… устроить засаду. Не хотите — как хотите! Можем сидеть тут или пойти спать и просрать… просрать, — он замолчал, не зная, как закончить предложение.
— Блин, а Макс прав! — заявила вдруг Алёна. — Надо попробовать. В конце концов, что мы теряем?
— Ну-у… — начал, было, Женя, но девушка перебила:
— Я лично хочу поглядеть на эту тварь. Серьёзно!
— Нет никакого дрекавака, — зевнув, сказал Рома. — Вы что, перебрали? Сказку от реальности отличить не можете?
— Есть или нет, а я не хочу сидеть тут, — встал вдруг Макс. В голове шумело, и море казалось по колено. — Нам куковать в этих сраных Устюжках две недели, а меня уже тошнит от одного вида этой… избы, блин!
— И что ты собираешься делать? — поинтересовался Рома. — Залечь на улице?
— Нет, в сарае напротив хлева, — Макс обвёл товарищей взглядом. — Ну, кто со мной?
Алёна поднялась.
— Я.
— Ты с ума сошла? — всполошился Женя. — Какой смысл торчать ночью на улице, если никакого дрекавака не существует?
— Ты уверен? — насмешливо прищурился Макс.
— Да, чёрт возьми! Ещё как уверен.
— Ну, тогда не бойся.
— Что? — кажется, Женя слегка опешил. — При чём здесь это?
— Ты струсил, — Макс растянул губы в ухмылке. Ему нравилось видеть Женину растерянность. — Ночь, темнота. Да ещё кто-то нападает на коров…Просто признай, что очканул, и закроем тему.
— Ты пытаешься взять меня на «слабо»?
— Очень надо.
Макс снял с вешалки куртку.
— Оставайся, никто тебя не заставляет. Мы с Алёнкой сами справимся.
***
В засаде участвовали все. Макс знал, что Женя не позволит своей девушке поджидать дрекавака в его обществе, и понимал, что Алёна, решив подкараулить загадочную тварь, не передумает: она отличалась упрямством. Рома, конечно, не захотел отрываться от коллектива и согласился провести ночь вне дома при условии, что будет следить за хлевом из дровяника: устроиться на улице он отказался наотрез. Словом, расчёт полностью оправдался.
Женя и Алёна забрались в хлев и залегли наверху, где хранилось сено. Макс спрятался в сарае. Чтобы нормально устроиться, пришлось переложить кое-какой хозяйственный инвентарь, но всё равно было тесновато. Макс улёгся на спальный мешок (лето выдалось жаркое, и даже на улице было душно) и поджёг пирамидку, отгонявшую комаров. Она слегка смердела, но от насекомых защищала неплохо.
Спустя какое-то время Макс взглянул на часы. Светящиеся стрелки показывали половину двенадцатого. Он достал мобильник и попытался войти в Интернет, чтобы проверить почту и полистать новости, однако сигнал не ловился.
Хмель потихоньку выветривался, и становилось скучно. Макс уже пожалел о своей затее с засадой. Конечно, никакого дрекавака не существует, и всё свелось к тому, что четыре балбеса оказались вне дома, лишённые даже элементарного комфорта.
Макс выглянул в приоткрытую дверь и прикинул расстояние до избы. Если б знать, что Рома задремал в дровянике, можно было бы перебраться в дом и поспать там. А голубки в хлеву наверняка и так найдут, чем заняться.
Макс прислушался: деревня казалась пустой, даже собаки не лаяли. Впрочем, студенты до сих пор не видели ни одной. Странно. Максу казалось, что загородом всегда держат собак.
Воздух был спёртым, не чувствовалось ни малейшего движения. Всё вокруг словно замерло в каком-то ожидании. Максу стало вдруг не по себе, и очень захотелось оказаться в избе, а не здесь, в сарае из едва подогнанных досок.
Рома прилично набрался (обычно его развозило после третьей рюмки), а прошло уже около получаса. Почти наверняка дрыхнет. Макс встал на колени и открыл дверь пошире. Затушил чадящую пирамидку и скатал спальный мешок. Сунув его подмышку, вышел во двор и направился к дому. Никто его не окликнул — видимо, Рома действительно заснул.
Дверь в избу оказалась заперта, и пришлось тихонько постучать. Как ни удивительно, Нина Ильинишна открыла почти сразу.
— Замёрз? — спросила она, хотя при такой жаре замёрзнуть было совершенно невозможно.
— Нет. Комары заели, — соврал Макс, входя.
Заперев дверь на засов, он почему-то испытал облегчение.
— А другие? — спросила старуха.
— Остались.
Хозяйка покачала головой.
— Вот молодёжь, — проговорила она, направляясь в свою комнату. — Неймётся вам всё. Сидели бы дома. От греха подальше, — добавила она перед тем, как закрыть дверь.
Макс улёгся на своё обычное место. В избе было душно, однако открывать окно не хотелось. Ничего, можно и потерпеть.
Прошло минут десять, и глаза у Макса начали закрываться. Он повернулся на бок и подложил руку под голову. По идее, кто ему мешает списать собранный однокурсниками материал втихаря? Они ведь не всё время следят за своими тетрадками. Часто оставляют без присмотра. Вот хотя бы сейчас…
Резкий протяжный крик, совершенно не похожий на человеческий, заставил Макса вскочить: он сам не заметил, как очутился на ногах. Всё тело охватило оцепенение, которое, правда, почти сразу прошло.
Макс не знал, сколько простоял, напряжённо прислушиваясь. Крик не повторился. Снаружи царила прежняя тишина.
Почему никто не всполошился? Ведь этот вопль должен был разбудить всех в округе. Рома, Женя и Алёна наверняка слышали его, да и бабка за дверью тоже. И, тем не менее, хозяйка даже не вышла из комнаты.
Может, стоит её разбудить? Но что он скажет?
Макс подошёл к окну и прижался лицом к стеклу. Снаружи было темно, хоть глаз выколи. Где-то вдалеке горел одинокий фонарь. Он казался просто светящейся жёлтой точкой. Макс проверил, опущены ли на раме щеколды, затем лёг, но глаз уже не закрывал. Он прислушивался и ждал — не повторится ли жуткий вопль. Но тишина царила в деревне безраздельно.
***
Макса разбудил Женя.
— Вставай быстрее! — кричал он, стоя посреди комнаты. Его заметно трясло.
Макс медленно сел, чувствуя, что любое резкое движение заставит голову взорваться.
— Ты можешь не орать? — проговорил он, с трудом ворочая сухим языком.
Женя вдруг сел на табурет у стены.
— Рома убит! — сказал он, обхватив себя за плечи.
— Что? — Максу показалось, будто он ослышался. — Шутишь?
— Какое тут! — Женя вскочил, нервно прошёлся по комнате. Он походил на перепуганного зверька. — Пожалуйста, вставай!
Макс поднялся. В висках стучало, голова казалась свинцовой. Нужно было попить. Макс поискал глазами кувшин с водой. Вот он, на столике возле окна.
— Кто его? — спросил он, наливая себе стакан.
— Откуда я знаю?! — кажется, Женя готов был сорваться: в его голосе проскальзывали истерические нотки.
Макс опорожнил стакан большими глотками. Хорошо!
— А где Алёна?
— На улице. Ты идёшь?!
— Да-да, не ори ты ради Бога.
***
Дверь в дровяник была распахнута, и свет падал на лицо и часть туловища того, что некогда было Ромой, а теперь представляло собой истерзанное кровавое месиво.
— Его рвали на куски! — пробормотал Женя, переминаясь с ноги на ногу. Алёна сидела на лавке, обхватив голову руками. Плечи её время от времени судорожно вздрагивали. Кажется, она была в шоке.
Макс подошёл ближе. Похоже, Рому убили ещё ночью, потому что труп пованивал, а значит, с момента смерти прошло уже несколько часов.
— Проклятая жара! — словно прочитав его мысли, сказал Женя.
— Надо вызвать полицию, — проговорил, отворачиваясь от тела, Макс. — Вы позвонили?
— Нет. Где тут полиция?
— В райцентре.
— Я не знаю телефон. Ты знаешь?
— Наверное, можно по общему позвонить. А они уже переведут.
— Сигнал с мобильного не ловится. Придётся искать стационарный. Но не уверен, что здесь у кого-нибудь есть такой.
Алёна вдруг встала и подошла.
— Надо сказать Нине Ильинишне, — проговорила она, всхлипнув. — Она, наверное, знает, как… и куда сообщить.
***
Услышав о произошедшем, старухе переполошилась. Побежала смотреть труп.
— Осспади, да что же это?! — растерянность на её морщинистом лице смотрелась жалко. — Кто ж это его?
— Это вы нам скажите, — отозвался Макс. — Может, дрекавак, которого, по вашим словам, не существует?
— Дрекавак? — удивлённо переспросила бабка. — Что ты, милок?! Это сказки.
— А Рома, — Макс кивнул в сторону дровяника, — тоже сказка?
— Надо сообщить в полицию, — вмешалась Алёна. — Вы знаете номер?
— Номер-то? Нет. Да и нет тут телефона ни у кого. Надо в райцентр ехать. Там Васильевича спросить. Это участковый наш. Машина, правда, только у Дмитрия есть, да он пьяный, наверноё, опять, — бабка сокрушённо покачала головой. — Кто ж вашего дружка так-то, а? — пробормотала она, глядя в сторону дровяника.
— А на автобусе нельзя разве съездить? — спросил Женя.
— Воскресенье сегодня, — ответила Нина Ильинишна. — Автобус только в восемь вечера будет. Потом в девять ещё. К тому времени Васильевич уже домой уйдёт. Нет, надо просить Дмитрия завтра с утра ехать.
— Почему завтра? — не понял Макс.
— Говорю ж: пьяный он сегодня, наверное.
— Да ведь вы не уверены.
Старуха покачала головой.
— Воскресенье, милок. Тут долго гадать не надо.
Тем не менее, Женя сходил, отыскал бабкиного соседа (оказался тот самый забулдыга с покемоном) и, вернувшись, доложил, что мужик действительно не в состоянии ехать, куда бы то ни было.
— Но я ему всё объяснил. Он обещал к утру протрезветь.
— Последить за ним надо, — сказала Нина Ильинишна. — А то забудет и наберётся снова. Пойду к нему.
— Что нам делать с… телом? — спросил Макс. — Нельзя же оставлять его в дровянике.
— Вообще-то, труп трогать нельзя, — заметил Женя. — Здесь место преступления.
— Ты чувствуешь запах? — повернулся к нему Макс. — На такой жаре через пару часов…
— Да перестаньте вы! — перебила Алёна. — Это не труп. То есть… не просто чей-то там труп. Это Рома. Понимаете? Наш Ромка!
Парни переглянулись.
— Может, хоть накроем его? — предложил Макс. — А то мухи уже налетели. Слышно даже, как жужжат.
Женя упрямо покачал головой.
— Нельзя.
Алёна закрыла лицо руками и разрыдалась.
***
— Надо его подкараулить, — сказал Женя, глядя в окно.
Студенты сидели в избе, хозяйки не было — она осталась у соседа — следить, чтоб тот не напился. На дворе сгущались сумерки.
— Кого? — спросил Макс.
— Дрекавака.
— Ты с ума сошёл?
Женя серьёзно взглянул на товарища.
— Я не знаю, может, никакой мифической твари и не существует, но кто-то убил Ромку. И не просто убил. Растерзал.
— Пожалуйста, не надо! — попыталась вмешаться Алёна, но Женя сделал ей знак замолчать.
— Мы должны это обсудить, — сказал он. — Там, снаружи, бродит убийца. Возможно, начал он с соседской коровы, но продолжил нашим другом. Может, мы у него на очереди следующие.
— Да какой убийца? — не выдержал Макс. — Здесь одни старухи да старики живут.
— Ну, и кто, по-твоему, убил Ромку?
— Волк. Или рысь. Я слышал ночью… звериный крик.
— Мы тоже слышали. Но я, например, вовсе не уверен, что его издало животное.
— Нет! — сказала вдруг Алёна. — Убийца не обычный хищник. Вы же видели… Рому.
— Да, — кивнул Макс. — Поработали над ним изрядно. Ладно, согласен: это не рысь и не волк, — добавил он нехотя.
— Почему Рома не кричал? Если б на меня напали, я бы орала, как сумасшедшая.
Макс опять вспомнил пронзительный вопль, который слышал ночью. Ему показалось, что тот донёсся издалека, но вдруг это Рома кричал, когда его убивали?! От такой мысли стало не по себе, и Макс постарался её отогнать: вон, Алёна с Женей тоже решили, что это какое-то животное орёт. Во всяком случае, поначалу. Теперь-то они, кажется, в дрекавака поверили. Идиотизм, конечно.
— Что конкретно ты предлагаешь? — спросила девушка Женю. — Как мы будем охотиться на… убийцу?
— Оружия у нас нет, — заметил Макс.
Перспектива сидеть в засаде, зная, что поблизости бродит маньяк, его совсем не привлекала.
— Найдём в сарае инструменты, — ответил Женя. — Топор, вилы. Да что угодно. Мы должны защитить себя.
— Для этого надо оставаться в доме, — сказал Макс. — Глупо выходить ночью, когда ни черта не видно…
— Нужно его поймать! — перебил Женя. — Он ведь убил Ромку!
— Я согласна, — кинула Алёна. — Застанем гада врасплох.
— Да не придёт он сегодня, — сказал Макс. — А если и придёт, то не сюда. Что он, дурак?
— Тогда тем более бояться нечего.
— Эй! Я не боюсь.
— Значит, решено, — подвёл итог Женя. — Сегодня охотимся на дрекавака. Кем бы он ни был.
Макс насупился: похоже, Женя взял его на «слабо» точно так же, как он его недавно.
***
Старухе-хозяйке студенты ничего не сказали о своих планах. Приготовили «оружие» — топор, серп, пару кухонных ножей, молоток.
Нина Ильинишна вернулась от соседа поздно вечером.
— Вроде, протрезвел маленько, — сказала она. — Обещал больше не пить, так что утром поедет в райцентр. Никто не приходил, пока меня не было?
— Соседи ваши, — ответила Алёна. — Человек шесть.
— Меня искали?
— Нет, хотели взглянуть на тело.
— Вот ведь люди, а!
Повозмущавшись, старуха ушла к соседке, предупредив, что останется ночевать там.
Студенты сидели в избе. На улице стало совсем темно, только луна время от времени показывалась из-за туч. Затем ветер стих, и крыши дворовых построек залило бледным холодным сиянием.
— Засядем в хлеву, — сказал Женя. — Там корова. Разделяться не будем.
— Я бы один и не остался, — ответил Макс.
— Наверх не полезем. Внизу есть пустые бочки, поставим их рядом и спрячемся за ними.
— Фонари надо взять, — сказала Алёна.
— Да, фонари прихватим.
— Хорошо бы этого гада сразу запереть, как войдёт, — сказал Макс. — Я останусь ближе к двери и, едва он влезет, задвину засов, чтоб не сбежал.
Женя кивнул:
— Правильно.
— Ребят, мы ведь его только поймать хотим, да? — настороженно спросила Алёна.
— Конечно, — ответил Женя. — И пусть полиция с ним разбирается.
— Я спросила, потому что мы берём с собой столько оружия…
— Ты видела, что он сделал с Ромкой? — спросил Макс. — Это для самообороны.
Сам он решил, что церемониться не станет: если убийца на него кинется, сразу влепит гаду между глаз молотком — и все дела.
— Ладно, — Алёна кинула. — Тогда хорошо.
В хлев пошли после полуночи. Фонари держали наготове. Макс затаился около двери, за вязанкой сена. Было жарко и душно, вокруг царила мёртвая тишина, даже комары куда-то исчезли. Слышалось только тяжёлое дыхание коровы и возня свиней, запертых в отдельном закуте.
Макс не видел своих товарищей, спрятавшихся за бочками. В какой-то миг ему показалось, что он в хлеву один. Стало не по себе, но он быстро прогнал это ощущение: у страха глаза велики.
Хотелось курить и пить — надо было прихватить с собой бутыль с водой.
Стрелки наручных часов показывали половину первого, когда снаружи донёсся пронзительный крик — почти такой же, как в предыдущую ночь. Макс замер, чувствуя, как его охватывает мелкая дрожь: нет, человек просто не мог издать такой вопль!
Зачем он вообще вписался в это предприятие?! Надо было сидеть в избе и дожидаться полиции — как поступил бы любой нормальный человек. Нет, серьёзно! Что он тут забыл? Они с Ромкой даже друзьями не были — так, приятели.
Во дворе раздался звук крадущихся шагов: кто-то приближался. Максу показалось, что идущих двое или больше. Чёрт, к этому они с Алёнкой и Женькой не готовились! Предполагалось, что убийца — одиночка.
Затаив дыхание, Макс сжал молоток. Он видел приоткрытую дверь и часть хлева, освещённую луной. Остальное тонуло во мраке.
Женя с Алёной никак не отреагировали на крик — из-за бочек до сих пор не донеслось ни звука. Возможно, они тоже услышали шаги и боялись спугнуть убийцу.
Дверь скрипнула, и на землю упала тень. Вполне человеческая. Максу пришло в голову, что он может вырубить незнакомца, едва тот переступит порог — тогда противников станет на одного меньше.
Человек вошёл в хлев, и Макс замер: это была Нина Ильинишна. Похоже, он напрасно всполошился. Вероятно, хозяйка проснулась и, заметив отсутствие постояльцев, отправилась на их поиски.
Вслед за Ниной Ильинишной в хлев вошли две старухи. Макс узнал в них соседок, только имён не помнил.
Хозяйка направилась к корове, погладила, что-то прошептала на ухо. Скотина не проснулась.
Надо бы выйти из укрытия и объяснить женщинам, что они могут всё испортить, но Макса остановило то, что ни Женя, ни Алёна не показались.
Хозяйка вернулась к подругам, и втроём они начали доставать из карманов и расставлять на полу хлева свечи — низкие, толстые. Одна из старух чиркнула спичкой и зажгла их по очереди. Стало видно, что свечи образуют квадрат.
Бабки разбросали что-то внутри него — Макс решил, что сухую траву — затем покропили землю водой из маленькой склянки. По хлеву распространился резкий неприятный запах. Свиньи в своём закуте оживились, послышалась возбуждённая возня.
Одна из старух, переступив через горящие свечи, заняла место в центре квадрата и воздела тощие руки к потолку. Её скрюченные артритом пальцы с узловатыми суставами напоминали когти хищной птицы. Она забормотала что-то хриплым голосом, затем низко поклонилась. Макс наблюдал за ней, оцепенев. Они понимал, что видит ритуал, но не догадывался о его цели.
Нина Ильинишна достала из кармана небольшой предмет и протянула подруге. Та взяла его и аккуратно положила на землю перед собой. Максу показалось, что это солнечные очки.
Снова раздались слова странной молитвы. Неожиданно повеяло холодом. Из-за бочки показалась Алёнина голова, но тут же исчезла. Девчонка-то, небось, счастлива, что наблюдает за настоящим обрядом.
Хозяйка протянула стоявшей в центре квадрата соседке следующий предмет. Макс не разобрал, какой. Старуха положила его справа от себя. Освещённая снизу пламенем свечей, она походила на древнюю жрицу.
Нина Ильинишна извлекла из кармана третий предмет, и Макс узнал собственный перочинный ножик, купленный в прошлом году ходить по грибы. Не швейцарский, но очень удобный. Что за ерунда? Вероятно, предыдущие вещи принадлежали его товарищам, но зачем бабке красть их? Да ещё и использовать в каком-то странном ритуале.
Он не успел обдумать это, потому что старуха, стоявшая внутри квадрата, быстро заговорила нараспев. Её голос становился то ниже, то выше, а темп менялся, создавая опредёленный, хотя и плохо уловимый ритм. Большую часть слов разобрать не удалось, но одна фраза заставили Макса насторожиться: «Беду отведи, на чужаков переведи!» — бубнила старуха рефреном, воздевая тощие руки к потолку.
Длилось это недолго — минуты две. Затем женщины заторопились к выходу. По очереди они выскользнули во двор, оставив дверь открытой.
Когда их шаги затихли, Макс выглянул из-за вязанки сена. Над бочками показались лица Алёны и Жени. Оба выглядели ошарашенными. Макс увидел, что Женя машет ему, приглашая подойти. Он выбрался из укрытия и подбежал к товарищам.
— Что это было? — спросила девушка. — Какой-то ритуал?
— Да, — Макс оглянулся на дверь: ему почудилось, будто снаружи раздались осторожные шаги. Одна из старух решила вернуться? Но нет, всё тихо: наверное, показалось. — Вы видели, что они разложили на земле?
— Нет, — сказал Женя.
— Наши вещи.
— То есть?
— Идёмте посмотрим.
Втроём студенты подошли к горящему квадрату.
— Чёрт! — прошептала Алёна. — Это мои очки.
— Та старуха говорила «Беду отведи, на чужаков переведи», — сказал Макс. — Похоже, она имела в виду нас.
Женя присел и подобрал с земли пластмассовую расчёску.
— Это моя, — проговорил он.
— А чем так воняет? — спросила Алёна. — Что они разбрызгали?
Макс смотрел на девушку и поэтому сначала увидел, как её накрыла тень, и лишь затем, обернувшись, понял, что чей-то силуэт заслонил лунный свет, попадавший в хлев через дверной проём.
Существо, стоявшее на пороге, походило на огромного тощего ребёнка с непропорционально большой круглой головой. На плоском лице чёрными бусинами блестели глаза. Под приплюснутым носом, напоминавшим звериный, виднелся неестественно широкий, идущий практически от уха до уха рот. Он был приоткрыт, так что виднелись длинные острые зубы.
«Как у глубоководной рыбы!» — мелькнуло в голове у Макса.
Он вдруг понял, что оставил молоток и серп за вязанкой сена. Кажется, Женя с Алёной тоже вышли из своего укрытия безоружными.
Существо — совершенно очевидно, оно не являлось человеком, несмотря на сходство — медленно двинулось к свечам, и, когда дрожащий огонь осветил его, стало ясно, что чудовище покрыто короткой бурой шерстью, а пальцы рук и ног заканчиваются крепкими чёрными когтями.
Несколько секунд люди и монстр смотрели друг на друга, а затем существо — видимо, это был дрекавак — припав на миг к земле, прыгнуло через свечи и врезалось в Женю, опрокинув того на спину. Будучи раза в полтора больше человека, оно легко придавило его, запустив в тело когти. Раздался крик, но Макс не понял, кто его издал — он сам, Женя или Алёна. Возможно, все трое.
Он опрометью кинулся мимо чудовища к выходу, промчался по свечам и, едва не споткнувшись о порог, выскочил на улицу.
Окна в избе не горели, и всё вокруг было погружено во мрак и тишину — не считая раздававшихся за спиной жутких воплей. Макс побежал наугад, едва различая в слабом лунном свете силуэты построек. О том, чтобы спрятаться в доме, он и не думал: именно его хозяйка навлекла на студентов беду, так что вряд ли сейчас она встретит одного из них с распростёртыми объятьями. Скорее всего, вообще не впустит.
Макс врезался в калитку, та с треском распахнулась, и он выскочил на дорогу. Направо или налево? Страх мешал сориентироваться. Из хлева донёсся пронзительный вопль — издал его явно дрекавак, расправлявшийся со своими жертвами. В том, что Алёна с Женей обречены — если уже не мертвы — Макс не сомневался. Он кинулся вдоль домов, почти не надеясь на спасение. Мозг отказывался работать: инстинкты просто гнали вперёд.
Лишь спустя несколько минут, когда Макс едва не задохнулся от бега, в голову пришло, что нужно спрятаться — иначе шансов выжить нет.
Он почти выбрался из деревни: виднелись последние дома, стоявшие на окраине. Большая часть из них пустовала. Макс перемахнул через придорожную канаву, протиснулся между редкими, покосившимися досками забора и подбежал к избе с заколоченными окнами. Понадобилось минут пять, чтобы отодрать ставень и забраться внутрь.
В доме Макс передвигался на ощупь, натыкаясь на мебель и опрокидывая какие-топредметы. Наконец, глаза привыкли к темноте, и ему удалось отыскать комнату с надёжной дверью и засовом. Макс забился в угол и притаился. Он решил, что просидит здесь до утра, не шелохнувшись, а потом… потом сядет на поезд и уедет домой! К счастью, деньги он всегда держал при себе — не доверял старухе. На билет хватит, а больше ему ничего и не нужно. Лишь бы в живых остаться…
***
Деревня пробудилась через четверть часа: раздались встревоженные голоса, затем — крики. Макс подполз к забитому окну и прислушался. Кажется, народ вывалил на улицу. Странно. Неужели кто-то обнаружил трупы? Вообще, возможно, ведь Женя и Алёна вопили на всю округу. Даже странно, что деревня только теперь всполошилась.
Макс различил усиливающийся треск. Он не мог понять, что его издаёт. Стало любопытно. При людях дрекавак наверняка не нападёт — значит, можно выйти. Заодно и старух, навлекающих на гостей беду, изобличить. Хотя в это вряд ли кто поверит…
Вдалеке завыли, запричитали. Откинув засов, Макс вышел из комнаты и высунулся в окно, через которое влез в дом.
Хлев, где монстр расправился с его однокурсниками, горел! Отсюда, с окраины деревни, он выглядел, как огромный костёр.
Должно быть, удирая, Макс поддал по свечкам ногой, и те попали в вязанки сена. Постройка полыхала вовсю — наверное, пожар начался почти сразу, а заметили его лишь недавно. Глядя на огонь, Макс испытал мстительное торжество: будет старухе за подлость! Может, и на избу её перекинется.
Выбравшись из окна, Макс направился в сторону пожара. При свете пламени да при людях дрекавак едва ли появится, так что бояться нечего.
Вокруг хлева толпились соседи — старики да старухи плюс несколько опустившихся мужиков лет пятидесяти. Тушить огонь никто не пытался — да и что с ним можно было сделать? Не из вёдер же заливать. Пламя пожирало дерево с треском, дым поднимался прямо к небу — ветра не было. Макс чувствовал запах горелой плоти. Свиньи, драгоценная корова Натальи Ильинишны, Алёна и Женька — сейчас все они превращались в куски прожаренного мяса.
Интересно, остальные тоже ощущали эту вонь?
Дверь в избу стояла нараспашку. Может, зайти под шумок да прихватить свои вещички?
— Всех забрал, по крайней мере? — спросил один из стариков, стоявший перед Максом шагах в трёх. Голос его прозвучал, как хриплое карканье. — Ему пообещали троих, и он должен получить всех.
— Никого нет, — ответила ему одна из старух. — В доме пусто.
— Хорошо. Иначе он не прекратит убивать скотину.
Повисла пауза. Люди наблюдали за пожаром с каким-то философским спокойствием. Похоже, первоначальное волнение прошло, и они смирились с неизбежным.
— А хлев всё-таки жалко, — сказала женщина справа. — И корову Ильинишны тоже. Ни за что животина погибла.
Макс вдруг понял, что в ритуале замешано больше народу, чем он предполагал. Надо уходить — оставаться здесь опасно. Он попятился и в этот миг встретился взглядом с одной из стоявших во дворе фигур: Нина Ильинишна обернулась и заметила его! Лицо её исказилось.
Костлявая рука, дрожа, указала на Макса.
— Вот он! — пронзительно завопила старуха. — Последняя жертва! Сбежал!
К Максу обратилось около дюжины освещённых огнём лиц: морщинистых, одутловатых, иссушённых. С безумно блестящими глазами. Никто не двинулся в его сторону, не попытался схватить.
Люди были старыми и слабыми, но в их взорах читалась такая жажда отдать его дрекаваку, что Макса охватил безотчётный страх, и он, развернувшись, побежал. В свете пожара дорога была хорошо видна, и он сразу взял направление к железнодорожной станции. Вслед ему нёсся отчаянный крик старухи:
— Держиии-и-и!
***
Поезд набирал ход, и Макс смотрел в грязное, мутное окно почти с облегчением. Он выжил и уезжал домой.
Глядя на залитые утренним светом деревья, трудно было поверить, что произошедшее не привиделось, и в чаще обитает жуткая тварь, похожая на кровожадного ребёнка-переростка.
Остаток ночи Макс провёл на станции, забравшись на крышу билетной кассы и дрожа от страха. Каждую минуту он ожидал, что дрекавак придёт за ним, молился, глядя в звёздное небо, и сжимался при любом шорохе.
Чудовище не объявилось. Могло ли оно погибнуть в огне вместе со своими жертвами? Едва ли: ничто не мешало ему покинуть хлев, как только загорелось сено. Дрекавак вернулся в лес — он бродил где-то в темноте, среди деревьев, обступавших железнодорожную станцию.
И всё же — обошлось. Монстр не нашёл последнюю жертву, и его жажда плоти осталась неутолённой. Придётся жителям деревни смириться с потерей ещё нескольких коров.
Макс сел утром в первый же поезд и теперь уезжал всё дальше от проклятой деревни. Конечно, жалко Рому, Женю и Алёну, но, с другой стороны, они сами виноваты: притащились в такую глушь искать материал для курсовой, вот и нарвались. И его с ними угораздило. Ещё не хотели с ним делиться…
В памяти всплыл ритуал, который провели старухи в хлеву, затем — полная зубов пасть, идущая от уха до уха. Макс хорошо разглядел и запомнил дрекавака, хотя видел его всего несколько секунд.
На лице студента появилась странная, немного безумная ухмылка: во всяком случае, он-то курсовую точно сдаст!
Макс осмотрелся. В вагоне он ехал по-прежнему один, хотя поезд миновал уже четыре станции. Парень видел на платформах людей, но они садились в другие вагоны. Странно. Может, ему достался «моторный» — поэтому пассажиры его избегают? Макс прислушался: нет, никакого назойливого рёва. По идее, все должны стремиться сюда.
Почему он вообще думает об этом? Не всё ли равно, одному ехать или в компании? Тем более что рано или поздно кто-нибудь обязательно сядет в вагон, и не факт, что это будут приятные попутчики.
За спиной грохнула дверь, и раздались неторопливые шаги. Ну вот — стоило только подумать. Наверное, кому-то из пассажиров показалось тесно в соседнем вагоне или продавец мороженого-сканвордов-пластыря добрался, наконец, и сюда.
Макс обернулся.
***
После прибытия поезда прошло пять минут. Платформа быстро пустела. Голоса, шарканье подошв, стук пластмассовых колёсиков — всё это постепенно удалялось в сторону крытого стеклянной полусферой здания вокзала.
Дождавшись, пока пассажиры покинут поезд, Василий Михайлович ступил в распахнутую дверь первого вагона и двинулся от начала в конец, проверяя, не остался ли кто дремать на сиденье, не помер ли в дороге, не осталось ли где «безнадзорных сумок или коробок».
В предпоследнем вагоне ему сразу что-то не понравилось. Он даже остановился при входе, пытаясь понять, в чём дело.
Запах. Мерзкий, вызывающий тошноту. Поморщившись, Василий Михайлович двинулся по проходу, заглядывая под сиденья. Он ожидал увидеть лужу рвоты, скрючившегося в пьяном оцепенении бомжа — что угодно, только не изуродованный труп, лежащий между двумя скамейками. Прежде чем согнуться и исторгнуть на пол содержимое желудка, помощник машиниста успел заметить грубо вспоротое брюхо, вывалившиеся осклизлые внутренности и оскалившийся череп на том месте, где прежде было лицо.
Больше книг на сайте — Knigoed.net