Перед этим в Центральном сквере на шестерых распиты две бутылки липкого зеленого ликера "шартрез". С ними одноклассники Иванин, Басалаев и Кирпотин, здоровые коблы, которые после уроков "лажают" в ГУМе продавщиц: "Девушка, у вас есть трусы?" - "Синие и черные". - "А на себе?"
Мазурок подпирает колонну.
Озираясь, партнерши боязливо крутят задом. Они же твистуют, запрокидываясь так, что волосы на затылке прикасаются к паркету.
Красные повязки вторгаются в кольцо зевак, чтоб обуздать зарвавшихся юнцов. Их разгибают - одного за другим. Прихватывают и Мазурка. Заламывают руки, уводят, вталкивают в кабинет директора.
- Золотая молодежь?
Они молчат.
- Что же вы? Нарушили порядки нашего Дворца. Интеллигентные с виду юноши, а...
- Нарушили не мы, - перебивает Мазурок.
- А кто?
- Ли Харви Освальд.
Директор резко бледнеет. Под наглыми глазами Мазурка отеческое выражение сползает:
- Отпустите.
- А этих?
- Тоже.
На бегу Александр поднимает голову и видит бледное лицо над балюстрадой - издалека, но как бы стараясь запомнить каждого, директор смотрит, как двенадцать ног грохочут вниз по мрамору.
На площади перед Дворцом они качают Мазурка:
- Заступник! Избавитель!
Потом приходят в себя:
- А что за Освальд, кстати?
- Тот самый, что ли?
- Который чпокнул Кеннеди? Не может быть?..
- Мало кто знает, и прошу не разглашать, но выстрелы в далеком Далласе имеют отношение и к нашему зажопью... - Жест экскурсовода на белый фронтон Дворца с целой шеренгой статуй сталинизма. - Именно здесь, на танцах-обжиманцах, бывший морской пехотинец США, который выбрал у нас свободу, повстречал свою любовь по имени Марина.
Он наслаждается молчанием.
Он добавляет:
- Недаром говорят, что наши кадры - лучшие в Союзе.
- Так Освальд был у нас?!!
- Что он тут делал?!!
- Наших девчат барал. А в свободное время трудился на радиозаводе, знаете, на Красной? А жил на улице Коммунистической. Где Дом-музей Первого съезда РСДРП, так прямо напротив. Где ремонт часов.
- Ну, дела...
- Откуда ты все это знаешь?
- Оттуда.
- Почему ты знаешь, а мы нет?
- Потому.
Ребята озираются, родной город как бы в упор не узнавая. Сникают и расходятся без шума.
Мутная луна призрачно озаряет привычный вид. Пришибленные откровением, они стоят посреди Ленинского проспекта на мосту, бесчувственно соприкасаясь рукавами. Возложив руки в перчатках на чугун.
Вальяжный дом, где жил предполагаемый преступник века, выходит на реку, на широкую излучину льда, который местами истончился до полыней. Окна в доме кое-где еще горят. Горит ли свет у Освальда? Кто там сейчас прописан?
Лучше бы не знать. Проклятый Мазурок.
- И вправду, тихий омут, - произносит Александр. - Черт знает, что здесь происходит.
- Лично я гордость испытал. И даже окрыленность.
- Чем тут гордиться? Бежать отсюда без оглядки. Ноги делать.
- Куда? В Париж? Весь мир есть место преступления.
- Не знаю. Не был.
- И не надо. Зачем? Вот город Эн, в котором проведем мы эту жизнь, единственную и неповторимую. Город, забытый богом задолго до нашего рождения.
- Вот именно.
- Но мы здесь не одни.
- Втроем. С призраком Освальда.
- Нет, нет! Есть Кто-то, кто за нас, - бормочет завороженно Адам. - Он помнит нас и бьет хвостом свирепо. Он нас зовет, сзывает под свои знамена, я слышу этот клич...
- Типа "Ты записался добровольцем"? "Родина-Мать зовет"? Идем. Где пункт приема душ?
- Никуда идти не надо, - говорит Адам, хотя они уже идут привычным маршрутом возвращения. - Потому что мы давно уже записаны. Ты Откровение читал?