- Джины?!
Спонтанёр, он подбирает самосшитые штаны, влезает с отвращением. И очень хорошо. Чем хуже, тем лучше - такая отныне установка.
- Ты хорошо подумал?
- А я теперь не думаю. Я делаю, - и возвращает вынутый из карманов ком денег и пропуск на тракторный завод.
- Ну, это мы сейчас обмоем... Джины! Ну, мы сейчас дадим! Там телки, Боб...Он поступил.
- Груши ж околачивал?
- Педвуз. А кадры наши в инъяз. Алёнку уже видел?
Сбежав от матери, весь день он околачивался по Коммунистической и окрест. В надежде на случайность.
- Нет.
- Скучала по тебе. Надеялась, провалишься. А я, не скрою, думал, все, с концами... Чего туча-то нашла? Если подумал что, то ничего у нас с ней не было. Хотя могло. Не веришь?
- Да наплевать.
- Вот это - молоток! По-нашему. Так и держись. И вообще, не ссы, Сашок. Прорвемся! Главное, в армию идти не нам! Ох, мы дадим сейчас, ох, влупим! Знаешь, как с Бобом мы гужуемся? Приблудных! Хоть гитлерюгенд создавай. Болты все стерли, понял? Группенсекс!
С той ночи ничего не изменилось. Тот же бивак под соснами, та же палатка с отворотом, из которой вылазит Боб - уже студент.
- Поздравляю.
- С чем? Единственный инструмент на курсе, можешь себе представить? Неизвестно, кончу ли. Выбирай давай зверюшку на ночь. Любую можешь, теперь у нас общак...
Малолетки другие, но кажется, что те же. Белокурая Вера с иностранцем, но только с черным. Громила-кубинец снисходительно молчит, она настаивает, что дед ее был шляхтич, а папу убили коммунисты:
- Как в фильме "Пепел и алмаз".
- Там не коммунисты убивали, там наоборот. Помнишь, - говорит он, вырывая на растопку из своего журнала страницу за страницей, - помнишь, как перед покушением на секретаря обкома Збышек хватается за "шмайссер", а он весь в муравьях?
Мессер вскакивает, исходит в тряске:
- Та-та-та-та-та!
- Чего ты рвешь? Дай лучше почитать!
- Коньо! - бьет по колену себя кубинец. - Читать она приехала! Ходер...
Он вырывает ей страницу с "новым именем", все прочее сует под хворост. Она недоуменно смотрит на стихи. Пламя озаряет полонизированный сексапил. Прикладывает палец к фото, на котором он без бороды и в белом свитере:
- Ты, что ли?
Страницу вырывают. По кругу обойдя все руки, включая чёрные, захватанная страница возвращается к проститутке:
- Так вы поэт? Я никогда с поэтом не встречалась...
Кубинец ставит ее на ноги:
- Вера! Ребята ждут!
- Дай пообщаться с интересным человеком.
- Тогда пусть Виктор нам отдаст капусту.
Из нагрудного кармана кубинца она выдёргивает ручку:
- Надпиши!
- Страницу?
- Ну, я прошу? Хотя бы пару слов?
Ручка Made in Danmark. Под плексигласом с модели сползает чернота купальника. Подложив колено, он пишет, а все глядят, как на священнодействие: На память о родной природе. Из пепла, может, нам сверкнет алмаз?
Отобрав свой шарик, барбудос без бороды уводит первочитательницу в ночь, откуда доносится:
- Спасибо! Может, и сверкнет!..
Он протягивает кружку.
- Лей с краями!
Жаль, не спирт...
* * *
Звёзды, преувеличенно большие, то появляются в разрывах крон, то пропадают. Иногда срываются и падают.
Он тоже.
Сбиваемый стволами.
Но, двух копеек из кулака не выпуская, из зарослей крапивы, воронок и траншей упрямо выбирается наверх: врешь, не возьмешь...
Дюна на месте, будка тоже. Дверца упирается. Песку тут намело! Но трубку не сорвали. Чудо. Зажатой в пальцах монеткой ищет щель. Клик. Палец сам находит дырки, накручивая диск. Слушая гудки, он смотрит из будки прямо в черный космос. Звезд пропасть. Но интересны глазу только те, что падают. Сердце при этом стучит повсюду - в кончиках пальцев, в горле, в ушах, в штанах.
"Аллё?"
"Алёна", - говорит он, и голос ее меняется:
"Вернулся? Где ты?"