- Нет. Это слезы.
- Какие слезы?
- Первыя любви.
- Это нормально?
- В данной ситуации.
- Все-таки странно.
- Что?
- Ты такой ангел, а он...
- Диавол?
- Нет, но... Вид фашиста. Знаешь, в каске?
- Дуализм мужской природы познавала она собственноручно.
- Умный ты... Я правильно?
- Са ва...
- Я не знала, что ты и по-французски говоришь.
- Пока не говорю...
- А почему он щелкает?
- А соловей.
- Соловей, ага. Разбойник!
Он замирает на вздохе.
- О-ля-ля... Ты знаешь? Это впечатляет.
- Мерси.
- Но все-таки лучше?
- Чем ничего.
Закурив, она затягивается и растягивается. - Да-а, верно сказано. Любовь не вздохи на скамейке... Кто это написал?
- Не я.
* * *
- Зачем так унижаться? Причем, бессмысленно? Все равно уеду я отсюда.
Действительно! Ведь чистый Достоевский!
- Снова он за свое...
Свет в окне уже только у них. Люди с чистой совестью спят, только у них: не горит - полыхает. Засвечивая их "семейный совет". Выдавая их с головой Заводскому району. В попытке замаскировать наличие проблемы мама сцепляет занавески деревянными прищепками. Снова садится за стол.
- Знаешь, сынок... - Вздох умудренности. - Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь. Нашему теляти да волка зьисти. Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Мы - люди маленькие. Давай-ка по одежке начнем протягивать ножки. Иначе вообще останешься без высшего образования.
Он припадает к струе, завинчивает кран. И обратно на стул, расшатанный за годы конфронтаций. Отчим, набивши трубку папиросным табаком:
- Мать дело говорит. Пф! пф! Сейчас ведь как? Без диплома ты не человек. А где ты еще его получишь?
- В МГУ. Имени Ломоносова. Который у себя в беломорском зажопье в свое время тоже выбрал журавля.
- Следи за языком при матери. Пф! пф! На кой тебе Москва, не понимаю. Одно слово, что столица. Не город, а клоака.
- Только б от матери сбежать.
- Лично меня туда б не заманили даже генеральскими погонами.
- А маршальским жезлом?
- Ты это. Остроумия не выказывай. Ты месяц там варился, а я перед войной два курса Бауманки кончил. "За оборону Москвы" где-то валяется медаль. Слушай, что говорят.
- Я слушаю.
- Вот так. Хоть бы красивый город был! Так и того нет. Бабищей, понимаешь, развалилась посреди семи холмов. Если уж на то пошло, я предпочел бы Питер - Петра творенье.
Здесь мама опровергает:
- Питер бока повытер.
- Вот именно, - поддакивает Александр. - Сейчас такая же дыра, как эта.
- Наш город, по-твоему, дыра?
- С каких пор он наш?
- А чей же? Десять лет, считай, живем.
- И все эти десять я лично чувствую себя чужим. То ли оккупантом, то ли эмигрантом. Поневоле!
- Он "лично"... Со всего Союза сюда рвутся, да их не прописывают. Счастья своего не знаешь! Верно говорят. Слишком много стал о себе думать. Чтоб завтра же отнес документы. Сдавай, поступай, учись. Как все твои сверстники. Пора спуститься с облаков.