- Чудесное, - сказал Билл.
- Хорошо делаете. Путешествуйте, пока молоды. Вот мы с мамашей давно собирались в Европу, но пришлось немного подождать.
- Мы могли поехать десять лет назад, если бы ты хотел, - сказала жена. - Но ты всегда говорил: сперва посмотрим Америку! Что ни говори, а видели мы немало.
- В нашем поезде полно американцев, - сказал муж. - Целых семь вагонов. Все из Дейтона, штат Огайо. Это паломники. Они побывали в Риме, а теперь едут в Биарриц и Лурд.
- Ах, вот оно что! Паломники. Святоши сопливые, - сказал Билл.
- Из каких вы краев?
- Я из Канзас-Сити, - сказал я. - А он из Чикаго.
- Оба едете в Биарриц?
- Нет. Мы едем в Испанию ловить рыбу.
- Я сам этим никогда не занимался. Но у нас многие увлекаются. В нашем штате Монтана лучшие места для рыбной ловли. Я тоже рыбачил с приятелями, но никогда не увлекался.
- Страх как много ты рыбачил, когда ездил с приятелями, - сказала жена.
Он подмигнул нам.
- Женщины все одинаковы. Как только почуют флягу с вином или кружку пива, то уж ты, значит, пропащий человек.
- Мужчины всегда так, - сказала жена, обращаясь к нам. Она погладила свои полные колени. - Я голосовала против сухого закона, чтобы доставить ему удовольствие и потому что я люблю, чтобы в доме было пиво, а теперь он вот что говорит. Удивительно, чего ради мы за них замуж выходим.
- А вы знаете, - сказал Билл, - что эта орава отцов-пилигримов захватила вагон-ресторан до половины четвертого?
- Что вы говорите? Этого быть не может!
- Пойдите попробуйте достать место.
- Тогда, мамаша, не пойти ли нам еще раз позавтракать?
Она встала и оправила платье.
- Посмотрите, пожалуйста, за нашими вещами. Идем, Хьюберт.
Они втроем отправились в ресторан. Немного спустя по вагону прошел проводник, объявляя о первой обеденной очереди, и паломники Под предводительством своих патеров потянулись по коридору. Наш сосед с семейством не возвращался. По коридору прошел официант с нашими сандвичами и бутылкой шабли, и мы позвали его.
- Достанется вам сегодня, - сказал я.
Он кивнул.
- Сейчас начинают, в десять тридцать.
- А когда мы есть будем?
- А я когда есть буду?
Он поставил бутылку и два стакана, мы заплатили за сандвичи и дали ему на чай.
- Я приду за тарелками, - сказал он, - или захватите их с собой.
Мы ели сандвичи, пили шабли и любовались видом из окна. Хлеба только что начали колоситься, и поля пестрели цветами мака. Пастбища были зеленые, мелькали живописные рощи, а иногда большие реки и вдали, среди деревьев - замки.
В Туре мы вышли и купили еще бутылку вина, и, когда мы вернулись, джентльмен из Монтаны с женой и сыном Хьюбертом уже удобно расположились в купе.
- А в Биаррице хорошее купанье? - спросил Хьюберт.
- Мальчишка с ума сходит, пока не дорвется до воды, - сказала его мать. - В атом возрасте трудно сидеть Смирно в поезде.
- Там хорошее купанье, - сказал я. - Но опасно в бурную погоду.
- Вы пообедали? - спросил Билл.
- Да, пообедали. Мы просто остались сидеть за столом, когда они пришли, и там, наверное, подумали, что мы с ними. Официант сказал нам что-то по-французски, а потом троих отправил обратно.
- Они, конечно, приняли нас за паломников, - сказал муж. - Все-таки большая сила - католическая церковь. Жаль, что вы, молодые люди, не католики. Тогда бы вы вовремя пообедали.
- Я католик, - сказал я. - Вот это-то и обидно.
Наконец в четверть пятого нам подали обед. Билл уже начал выходить из себя. Он взял за пуговицу патера, который возвращался в свое купе во главе партии паломников.
- Скажите, отец, а протестантам есть полагается?
- Я ничего не знаю. Разве у вас нет билетиков?
- Этак, пожалуй, и к клану примкнешь, - сказал Вилл.
Патер оглянулся на него.
В вагоне-ресторане официанты в пятый раз подавали обед. Официант, прислуживавший нам, пропотел насквозь. Его белая куртка под мышками была лиловая.
- Он, наверно, много вина пьет.
- Или носит лиловое белье.
- Давай спросим его.
- Не надо. Он слишком устал.
В Бордо поезд стоял полчаса, и мы вышли через вокзал на улицу. Для поездки в город было слишком мало времени. Потом мы ехали по Ландам и любовались закатом. Между соснами виднелись широкие выжженные просеки, уходившие вдаль, точно улицы, а в конце их высились лесистые холмы. В половине восьмого мы пошли ужинать и любовались видом из открытого окна вагона-ресторана. Вся местность - песок и сосна, и повсюду - заросли вереска. Попадались поляны с домиками, а время от времени показывалась лесопилка. Стемнело, и за окном чувствовались жаркие темные пески, а к девяти часам мы приехали в Байонну. Муж, жена и Хьюберт попрощались с нами за руку. Они ехали дальше, до Ла-Негресс, где была пересадка на Биарриц.
- Желаю вам всего лучшего, - сказал муж.