34823.fb2
Он всмотрелся в темноту зала и позвал кого-то жестом руки.
К столу, горбатясь и от этого низко волоча руки, подошел заросший человек.
- Назовитесь.
- Каин. Сын Адама и Евы. Поэт, ремесленник и земледелец. Вот моя печать. - сказал заросший и, откинув гриву волос, показал рог.
- Каин, ответьте, что есть убедительное для вас?
- Не вкусившему от древа познания добра и зла, незачем вкушить от древа жизни.
- Расскажите, Каин, о себе и о своей печати.
- Печальная судьба моя сокрыта в таинстве рождения. начал свое повествование Каин. - Говорилось, что дьяволом был истинный отец. И тайну мою так никто не знает. В тумане грез в тиши рассветов я напряженной мыслью в тайну бога проникал. Спал в камышах. От них и имя Каин получил. Мать полагала, что спасителем от первородного греха ее я буду ей. "Зачем, я думал? Сад Эдема был воздвигнут. Да с деревом запрета среди кущ. Чтоб человеку в сонной неге пребывать, в блаженстве есть и нить бессмертья продолжать, все мучаясь, не понимая суть запрета? Не понимая умысла Всевышнего Отца? Тупым бараном под мечем? Так, может, лучше ввергнуться в пучину, поняв, в чем суть добра и зла. И там, себя подставив жертвой, найти тот корень Смысла, что побудил Отца несоизмерное создать? Помочь ему хоть как-то, чем-то. В величии жить должен человек! Не должен я к обратному вести, как мать того желала. Рожден я к богу приближаться! Как к своему отцу! Чтобы и грех матери от соития со змеем перед Отцом был мною искуплен! Не может сердца чистого порыв он отвергать!" Так думал я. И землю бренную ладонью согревал, со зверем диким спал в обнимку. А брат мой Авель, так названный от суеты и плача, дрожащей твари горло резал, а землю слабую, невинную пинал. Но что сильней всего меня ввергало в ярость и унынье, так то, что тот юнец замаливал пред богом мерзкий грех, к которому душа его тянулась - к кровесмешению с сестрой. Мы долгими ночами под пряные плоды земли, дурман лугов, под звуки пенья малых птах, луною с нею упивались. Я шепот листьев, как истинный отец мой - змей, вплетал в слова свои, венком кружил звезд хоровод. Манил ее к невинному блаженству, что было достоянием моим. И только лишь моим! Вот богобоязненный юнец со мной пошел на встречу с богом. Взяв перворожденного агнца. Чтоб страх его, и боль, и кровь его отдать Отцу подобострастно. А я же кровь земли принес, ее плоды, отведав сам, ему их предложил. И бог взял Авеля агнца, как будто Авеля хотел, а мне мое оставил. Я понял это как намек. А дальше было, как в бреду. Иду я полем, рядом ворон. Летит, кричит, крылами бъет, и камень в руку мне кидает. И вдруг я вижу - рядом тот, кто глупой слепотой своей и помыслом тупым от плоти, и низким раболепством мой страстный ум испепеляет. Ударил Авеля я камнем, что рухнул он, и веткой горло поразил, как резал жертвам горло тот, отправив душу богу. Но не дошла она к нему! Да и земля его не принимала, выталкивая из чистого нутра! "Где брат твой Авель?" спросит он. "Не знаю!" - в ярости отвечу. "Теперь с проклятьем на челе скитаться будешь по земле". Мой рог на лбу - его печать, чтоб знали все, кто как убъет меня, "тому отмстится всемеро". Нет, не в порыве страсти, ярости я Авеля убил. Я сделал шаг навстречу богу, чтоб он послал меня туда, где боль его таится, - в ад. А Авель что ж? Потом с Адамовой душой его душа попала в рай. Так я ушел на землю Нод, забрав любимую свою. Построил город, вырастил детей, освоил множество ремесел, работал кузнецом. И положил начало роду. Прожил семь сотен лет. И пережил семь тяжких бед. Теперь печать моя на многих людях. Им суждено семь наказаний пережить. Убил меня седьмой потомок брата рода. В лесу рогатого за зверя принял. Его отец тотчас же сына поразил. С тех пор убийцы членов рода моего по семь раз рождаются с рогами под видом жертвенных животных. По семь раз убийц своих им видеть. И невозможно это изменить.
Каин замолчал. Постоял недвижно, глядя в пол. Вдруг вскинул косматую голову и громко спросил, обращаясь к судьям:
- Так в чем вина моя, провозглашенная людьми, помимо бога? Когда я дал им пламенную жизнь! И дал им цель приблизиться к Всевышнему Отцу, чем смысл вдохнул в пустые жизни! Когда я взял безумный труд собой явить несовершенство мира и дал возможность наказать меня, то есть порок его. И дал нимб проклинателям меня. Я вывел нижнюю черту, откуда шаг ведет наверх. Любой, ведущий к совершенству. Содрал я с них душевный тлен, лишил извечного покоя. Но основной я цели не достиг. Подобострастие и страх у них остались. Чтоб содержать извечные пороки. И червем души проедать. Убить их - вот достойная задача. Убийство, преступленье - это все порывы выбить стену, зловещий бастион, между богом и противоборствующим с ним змеем, людей зовущих к оцепенению в богатстве. Они - явленья той войны. Порыв маммону породнить с душой. И будет так всегда, пока мы не найдем нормальный путь. Что может статься - цель людей.
Все. Я закончил.
- Скажите, Каин, - спросил Философ, - это так? Что Вас, убийцу, бог, наказав изгнаньем, взял все ж под свою защиту, наложив свою печать?
- Вы правы, Ваша Честь.
- Значит Ваш поступок был отмечен, в общем-то, прощеньем? Он богу был угоден?
- И нет, поскольку он изгнал меня в края чужие, и да, пожалуй. По крайней мере, история людей вплела в себя изложенный сюжет. Убийство стало обычным явлением и мир к нему привык. И даже больше - требует или ждет таких же.
Забеспокоился Материалист.
- Где же здесь, господа, исток материального начала? Одна религия!
- Садитесь, Каин. А на Ваш вопрос, Ученый друг, я так отвечу.
Оно незримо присутствовало изначально. В страхе, поразившем всех обитателей Эдема. В страхе за себя, за свое благополучие. За личное блаженство и бессмертие. В страсти по ласки от бога. В божественных запретах. Материя - границы, страх, запрет, эмоции, эгоцентризм и сила. То есть бог уже родил материальное начало. Пусть Каин совершил порочный поступок, но поступок невероятный по своему значению. Он бросил вызов этому началу в людях и этим побудил людей к защите его. Он обозначил новую категорию - материю в ее проявлениях, как противника не богу, но духу. Именно он указал путь совершенства человека через противоборство двух начал. Для чего шагнул в бездну бесстрашия, подчинив свое "Я" божественной задаче, и раздвинул оба начала для борьбы. От него, а не от Сифа, брата его, как говорят теологи, пошли философы и герои духа. Каин перешагнул подобострастие, запрет и страх и поэтому был проклят духовенством и материалистами.
Священник поинтересовался:
- Так что же Вы предлагаете? Поставить ему памятник? Пусть и другие убивают, кого вздумают? Страх-то уже не в моде!
Я услышал, как в наступившей тишине хрустнули пальцы Идиота, сжавшиеся в кулаки.
Философ тихо ответил.
- Бесстрашные люди не совершают подлых убийств, какие в истории в неисчислимом количестве исходили от никчемных трусов. Убийств от низости духа, пораженного страхом. Доктрина страха, даже страха перед богом, не помешала кошмару крестовых походов, кошмару межрелигиозных боен. И даже побуждала к ним.
- Ваша Честь, - вмешался Материалист, - но всем известно, что страх - это естественная реакция защиты живого организма. Без него все живое давно бы вымерло.
- А почему Вы допускаете, что вымирание произошло бы обязательно? Что не сработали бы иные законы сохранения его? И живое не пошло бы по пути следования логики всеобщего братства, взаимной поддержки, как в едином организме? Как, например, в муравьиной семье.
Потом, бесстрашие не предполагает абсолют. Оно вырисовывает отношение духа к материальному инстинкту. Страх от детства для людей не вечен. Когда жизнь на этом свете предстанет частью общей жизни, страх потеряет свою опорную базу.
Но я хотел бы обратить внимание Великого Синклита на другой аспект поступка Каина. На расплывчатость контуров понятий добра и зла, применимых к данному случаю. Уверяю вас, что любая позиция тут будет спорной.
Я предлагаю далее проследить их становление через диалектику взаимоотношений Материи и Духа.
ВЕЛИКИЙ СИНКЛИТ. АКТ ПЕРВЫЙ. Добро и зло.
- Позвольте мне, Ваша Честь, - попросил Убийца, диалектика по мне.
Клад сведений хранят мифы. Сокровищница человеческих озарений. Доверие к их смысловой значимости питает сходство их, рожденных и воспринятых разными народами.
Они составили образ их жизни и проложили им дальнейшие пути.
Мифы во все времена или были религиями, или отражали суть религий. В изменении религиозных мировоззрений следует усматривать не переход от ложных к правильным убеждениям, а логику трансформации человеческого духа. Через них дух сам осознавал свою историю. Она как раз и позволяет вывести законы истории духа.
Во всех мифологиях присутствуют два противоборствующих начала.
Одно - от бога, спокойного духа. Другое - от безумного огня. Чаще всего оно обозначалось Огненным Змеем. Эти начала противоборствовали не только в пространстве, но и во времени, поочередно проявляясь в одних и тех же персонажах. Они оба составляли суть людей и порождали их.
Для понимания мифов надо учитывать, что представители как диких, так и светлых сил в них могут менять свой пол. И человек одного пола, женщина, например, может представлять как божественное, так и змеиное начало. В зависимости от того, какое из них возьмет верх в конкретной ситуации. Люди всегда, сражаясь с конкретным объектом, на самом деле сражаются не ним, а со змеиным началом в нем. А точнее - с преобладанием змеиного начала над божественным, не стремясь, вообще-то, полностью извести змеиное свойство. Хотя именно оно представлялось злом.
Змей, чувствуя в людях угрозу для себя, во всех мифах пожирает их. Божественное начало прячет человеческих младенцев. Но он ищет их повсюду, внося разруху и требуя самых чистых жертв. Помните, как царь Ирод убивал младенцев? И это продолжается по сей день. Дети с преобладающей частью Сатаны и дети с преобладающей частью Бога находятся в постоянных битвах и дети Бога побеждают, предопределяя победу добра над злом.
В греческой мифологии Зевс, сын Реи, спрятанный ею от отца его - Кроноса, проглатывавшего новорожденных, стал карающем громовержцем. И вступил в поединок со своим отцом и его братьями, произошедших от змеевидных существ. В результате поверженные были низвергнуты в Тартар. Зевс же, в свою очередь, проглатывает супругу свою Метиду, чтобы избежать рождения от нее сына, который будет сильнее отца. Для прерывания роковой нити борьбы поколений Зевс преобразует мир, порождая богов, вносящих в этот мир закон, порядок, науки, искусства, нормы морали, при этом подавляя любое сопротивление, прибегая к проклятьям, самоубийственным войнам людей, устраивая вселенский потоп.
Это была важнейшая отметка в истории мифов, засвидетельствававшая образ цели борьбы.
Но люди, получившие из рук преступного и коварного Прометея, помышлявшего о свержении Зевса, опасный огонь, сохранявший изначальный образ Змея, отступились от Зевса, поправ его мудрые решения, предпочтя морали страсть, надежду, цивилизацию и злодейство. Это привело к доминанте тела над духом и извращению божественной гармонии, что в конечном итоге и уничтожило ее . Роковая цепь восторжествовала. Люди не были виновны. Они были заложниками своей сути и главенствующей цели своего бытия. Женщина усматривается в той мифологии, как носительница бед, двигатель механизма роковых событий.
В славянской мифологии Сварог, он же дикий Див - верховный владыка Вселенной, родоначальник богов. Он, наделенный мужским началом, оплодотворяет женщину - Землю. Обнимает и согревает ее. "Рассыпает на нее сокровища своих лучей и вод."
Сварог породил первый рай на земле, тогда еще называвшейся Перстью и множество сыновей. Один из них - Денница во время отсутствия Сварога сотворил людей и стал править миром. Вернувшийся правитель, уничтожил все, перенес рай туда, куда ведет звездная дорога, и повелел всем бунтовщикам искупить свой грех, забыв прошлое, рождаться людьми и в страданиях совершенствоваться, чтобы достичь, что утеряли, и вернуться очищенными к Сварогу. Денница стал зваться Дажьбогом, богом Солнца, который в искупление своего греха должен давать тепло и жизнь людям. Перуну и Стрибогу - богу ветров поручено стать защитниками людей и всего живого. Мудрому Велесу - учить людей знаниям, ремеслу, слагать песни и былины. Вспоминаете Зевса?
У славян, как и у других народов, прослеживается борьба людей с началом, восходящим к Змею.
Три богатыря: Горыня, Дубыня и Усыня, дети земли и многоголового Змея, то, представившись положительными героями, сражаются со злом, то сами олицетворяют зло - трех Змей: Змея Горыныча Огненного, Змея Глубин Дубовых и Змея Вод, захватившими три стихии или три среды обитания. В дальнейшем сын земли побеждает и этих трех богатырей.
Перун, бог грозы, в позднем виденьи - Илья-пророк, поражает своим оружием змеевидное существо, прячущегося от него в дереве, камне, воде, человеке, животных. Но женщина, политая водой, порождает вновь врагов Перуна.
Веками предписано сыновьям бороться с отцами, содержащими змеиное начало, отражая идею вечной борьбы с первопричиной. И борьбу поколений. А женские образы всегда уходят в небо, к звездам, отражая идею кругооборота жизни на следующие витки. И семь их, рожениц, потому что змеев семь.
Вот в этом и есть диалектика борьбы.
Во всей этой диалектике есть любопытный аспект. Я его называю драматизмом момента. В обществе люди стареют и умирают, не ввергая этим его во всеобщее уныние. Но каждый переживает невероятную драму умирания. Каждый момент драматичен, не образуя общей драмы. Каждый момент борьбы добра и зла - это драма, но общая идея борьбы не имеет драматической окраски. Даже наоборот, просматривается романтизм, приближающий ее к любви. Любовь- ведь всегда борьба, как игра.