Глава одиннадцать, в которой начинается рейд на Остров Джонов, а главный герой обучает моряков новой игре в карты
Первое что я сделал, это взял свою личную группу и отправился в особняк бывшего вице-канцлера и как оказалось вовремя… Слуги и какие-то явно криминальные личности увлеченно грабили оный особняк, внутри которого мы обнаружили пару бывших пассий вице-канцлера, почему бывших?…а потому что они были зверски изнасилованы и убиты. В законодательстве Княжества, мне очень нравился блок статей по которому любое преступление против личности и здоровья подданных княжества, считалось коронным (кроме бытовых). А грабителей, насильников и убийц, органам правопорядка имеющих отношение к жандармерии, разрешалось ликвидировать на месте, чем мы и занялись. Под залпы, которыми расстреливали во дворе мелкую шушеру, я проводил экспресс допрос помощника управляющего, руководившего данным безобразием. Как он сообщил, что как только прошел слух, что вице-канцлер в опале и в бегах, к нему прибежал знакомый из ночных парикмахеров, с которым он прокручивал кое-какие делишки и предложил по-быстрому обнести особняк, благо родственников у вице-канцлера, кроме арестованного кузена покойной жены не было и сам он был бездетен и вдов. Управляющего, который заартачился, элементарно прирезали и пошла потеха. Криминальный мажордом взмолился о том, чтобы его отдали в руки полиции, ибо он никого не убивал и не насиловал, за что скажет герру офицеру куда сбежал вице-канцлер фон Баннер, и сделка со следствием состоялась. Путь беглеца, как выяснилось, лежал на остров Джонов, одно из заповедных мест фрикеров, имевшее некий полугосударственный статус, по которому местные державы могли применять там силу, только преследуя коронных преступников. И у этого острова была одна традиционная особенность… Всех его губернаторов звали Джонами. Прежде чем покинуть разгромленный особняк, где уже вовсю шустрила полиция и Безопасность, я поднялся в личные апартаменты фон Баннера, потрогал его камзолы и мундиры, его письменные принадлежности, вгляделся в его лицо на парадной фото и у меня перед глазами стала разгораться зеленая стрелка, указывающая строго на зюйд-зюйд-вест (страны света тут значились, как на Земле).
Я отпустил свою гвардию готовиться к походу, а сам направился домой, где застал своих красавиц неглиже, но с ног до головы увешанных драгоценностями и увлеченно листающих Уставной альбом жандармской униформы, ибо теперь Берта имела право носить, как авиационный мундир, так и жандармский, и ей срочно нужно было пополнять гардероб.
Моя летающая жандарметка была почти счастлива, настроение ей портил только будущий обряд проверки Благородного целомудрия, но это все будет после рейда на Остров Джонов, куда я брал только ее, ибо Эльза оставалась на хозяйстве и в ее задачу входило выявление всех, кто интересовался моей миссией и наблюдение за выявленными объектами. Штурм-лейтенант Шмидт был ей в помощь (я выбил ему офицерское звание при переводе в жандармерию).
Капитан цур зее Дениц, был могутен и бородат, и совсем не похож на своего знаменитого однофамильца, о котором он впрочем и не догадывался. С уважением посмотрев на мои награды и отдельно на Золотую пайцзу и Серебряный аксельбант, доложил, что получил личный приказ Князя-герцога, о временном вхождении его отряда кораблей, в составе трех крейсеров в Отдельную бригаду лейб-жандармерии Лопедевега. Моряк не удержался и задал стандартный вопрос, а мол то это значит? И получив ответ раскатисто заржал и сказал, что мы безусловно сработаемся, ибо у герра оберст-лейтенанта истинно военно-морское чувство юмора. Я малость подпортил ему настроение сказав, что в бригаду входит воздушный корвет (между ВВС и ВМС традиционно существовала легкая неприязнь, связанная с соревнованием в степени элитарности), но успокоил, добавив что корвет этот, согласно Высочайшего повеления, является боевой единицей лейб-жандармерии.
Утром следующего дня корабли вышли в море. Свою группу и платунг штурмовиков я расположил на дирижабле Берты. Сам же перешел на флагмана эскадры, крейсер Акула-Мару (что меня удивило здесь, так это то, что к названию всех кораблей существует японская приставка Мару). Первый курс я назначал на Ост, но когда Герольштейн скрылся из виду, приказал повернуть на зюйд-зюд-вест и дать полный ход. О конечной цели нашего путешествия, я обещал рассказать позже. А нас с Бертой пригласили в кают-компанию флагмана, где произошло взаимное представление с капитанами других кораблей. Красавица Берта затянутая в черный мундир штурм-гауптмана лейб-жандармерии, с двумя изумрудно-бриллиантовыми серьгами в прелестных ушках (на эти сережки можно было построить немаленький корабль) и с кортиком «За храбрость» на поясе, провела на мареманов убийственное впечатление. Тут была в ходу у высшего света так называемая «Goldene Kosmetik», от которой внешность у обычных лиц менялась в лучшую сторону, а у красивых прибавлялся шарм и немого менялись черты лица. Изготавливали ее магистры и стоила она по весу бриллиантов за тюбик. Берта и Эльза не имели проблем с этим, особенно после моих подарков и посему моряки смотрели на Берту с восхищением, а на меня с завистью, ибо когда мы ходили по кают-компании представляясь и знакомясь, Берта изредка брала меня под руку, прижимаясь ко мне своей упругой грудью третьего размера. На торжественном обеде, по поводу союза жандармерии, флота и авиации, моряки обратились ко мне с вопросом по поводу запущенного мною в авиации преферанса, с просьбой рассказать об этой игре, а то мол летуны сделали ее своей внутренней и ни с кем не делятся. На что, я, уже немного расслабившийся ответил, что негоже морякам играть в чужие игры и у них должна быть своя, что вызвало бурный взрыв положительных эмоций переросший в спор, какую игру выбрать, но с условием, чтобы о ней знали только моряки и тут постепенно все взгляды скрестились на мне и добрый я, подарил морякам «Морской пул» (элементарный Кинг). В местных колодах были все нужные значения и я по быстрому скомпоновав колоду для «Морского пула» приступил к обучению. Я естественно переработал терминологию и вместо «не брать мальчиков» и «не брать девочек», у меня звучали команды: «не беспокоить дам» и «не тревожить офицеров». Игра пошла на ура. А Берта поклялась, что не раскроет секрет этой игры знакомым летунам. Ну а потом сам капитан цур зее (приглашенный ради такого случая кают-компанией, куда в обычное время, вход капитану заказан) посетовал мне, что у летунов есть своя песня, а во у моряков нету и я попросив гитару, выдал им «Флагманский марш» Розенбаума, естественно с переработкой, да и немецкий перевод звучал несколько по-своему…
У нежной тонкой руки
Украл платок свежий ветер,
И пеленою чёрный дым
Лёг над высокой волной.
Блистает гордый наш герб
В лучах зари на рассвете,
Под звуки маршевой трубы
Идут матросы на бой.
Над морем тучи легли,
И враг коварен и злобен,
Но в вихре грянувшей грозы
Наш герцог снова победит
Идут матросы в поход,
И корабли бьёт в ознобе,
И дудки боцманской призыв
К орудьям нас устремит.
Мы в кильватерном гордом строю
Сбережём честь и славу свою.
Так веселей играй, труба!
И пусть горчит поцелуй на губах.
Моему исполнение на бис моряки подпевали со слезами на глазах а когда я сказал что эта песня и про абордажников тоже, майор морской пехоты все тосты подряд пытался провозглашать за меня.
А я разохотился и выдал им «Прощайте скалистые горы» (да простит меня Михаил Васьков). Но две скалы на входе в портовый залив Бремена, навели меня на ассоциации именно к этой песне.
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
Растаял в далеком тумане порт Бремен,
Родимая наша земля.
Короче пьянка затянулась до рассвета, и последнее, что я помнил, это как Берта играла на фортепьяно, а лейтенант цур зее Лом, записывал ноты на слух. А проснулись мы с Бертой в капитанской каюте, без капитана естественно. Вахтенный офицер доложил, что происшествий нет, суда и морские и воздушные идут по заданному курсу, из Бремена было пять запросов по нашему курсу, причем и на флагман и на остальные корабли, но согласно моему приказу, радиостанции работали только на прием, а передающие модули были опечатаны. Я не помнил этого своего приказа, но тем не менее его одобрил, подумав про себя, что талант не пропьешь. Корабли шли коробочкой и со всех палуб были слышны корабельные оркестры разучившие новые песни. А команды кораблей увидев нас с Бертой на палубе, стали вопить ура. Вот так и приходит слава, подумал я.