У Джейа уже давно вошло в привычку постоянно отслеживать состояние своего саи-ри — зная его слабое здоровье и халатное отношение к оному же, можно с уверенностью сказать, что без этого было просто не обойтись. В медитации же наблюдать за состоянием друга было гораздо проще — пропуская через себя потоки энергии внутри помещения, легко можно было заметить какие-либо неизбежные волнения, изменения в ней.
Именно потому Тени не составило труда обратить внимание на то, как потоки сай'и вокруг Девона замерли в напряжении, словно штормовая волна, прежде чем обрушиться на всех, уничтожая все вокруг. Очевидно, принц уже как несколько минут ушёл в себя, и совершенно не читал свои записи, с которыми до этого носился только так.
Джейа тихо вздохнул.
Ну что опять?
Задумчивая поза была обманчиво расслабленной, ни лицом, ни жестом Девон не выдавал внутреннего напряжения, даже дыхание и сердцебиение были спокойными, размеренными — то, как он контролировал свое тело, и выдавало, насколько он на самом деле был близок к истерике.
Отблески света Исы, падавшего из окна, играли на коже князя, складываясь в причудливые фигуры. Будь сейчас ночь, будь зажжены лампы, их синеватые блики придавали бы его образу что-то потустороннее, завораживающее, как это бывало давным-давно, создавая непередаваемое впечатление… Но сейчас был день, и светило этого неприятного края даже соизволило иногда выглядывать из-за низких облаков, чтобы почтить собою сиятельного принца шесс'ен, не иначе.
А глаза Девона, всегда горевшие ярче любых звезд, сейчас были закрыты, длинные густые ресницы подрагивали. Казалось, по нежной коже скатиться слезинка, но этого Джейа допустить не мог.
Уже очень, очень давно никто, кроме него самого, не видел слезы Девона.
Зрелище, на самом деле, чарующее…
В такие моменты, научившийся несмотря ни на что казаться опасным, Девон был хрупок, до щемящей в груди нежности беззащитен.
Такого Девона хотелось обнять, укрыть от всего мира, противостоять которому принц так устал. Хотелось его защитить, от кого бы то ни было — не потому что это был долг, не потому что возложенная на него обязанность — а потому что это его, Джейа, собственное сокровенное желание.
Когда-то его друг потерял возможность защитить себя, и тогда он, застенчивый, нелюдимый, замкнутый ребенок, решил стать сильным, чтобы никто больше не мог заставить Девона плакать.
Теперь, годы спустя, он был Тенью Наследника, готовый выполнить любой его приказ, но в глубине души он прекрасно понимал, что этого недостаточно, что он все еще не может защитить своего друга. Потому что всё ещё плакал не гордый и могущественный сайши, мудрый и коварный Мастер Разума, а маленький искалеченный мальчик, от которого отвернулись все его друзья.
Все, кроме одного.
Но главную причину тех слез устранить Джейа было не под силу.
Да и кто он, чтобы противостоять самому Шесс'Алори…?
Нет, конечно, если бы Девон отдал такой приказ… если бы пожелал возмездия за все перенесенные ему страдания и унижения… То он, Джейа, без колебаний пошел бы на неминуемую смерть.
Но — с тяжелым сердцем.
Потому что если он погибнет, Девон останется совершенно один.
И сломается.
Этого нельзя было допустить…
Джейа чувствовал себя частью древней легенды, тем самым Найи, от которого завесило благоразумие Литы. Но всем известно, чем закончилась та история, и ему совершенно не нравилась такая аналогия. Лита пожертвовал своей властью, могуществом и возможностью жить, чтобы искупить свои грехи и найти Найи, и все в совершенном тем королем зле винили или его самого, или Дану, что дал презренному лед'ен такую силу, забрав разум.
Джейа считал иначе.
Это Найи не справился — сначала позволил безумию охватить Литу, а потом позволил себя убить.
Джейа был сильнее этого глупого ледани.
Джейа справится.
…А пока он был уже готов встать и подойти к Девону, но тот его опередил, внезапно вскочив и в несколько шагов оказавшись напротив Тени. Джейа не успел ничего сказать, или сделать, только встать на ноги, прежде чем в него вцепились в крепком, полном какого-то отчаяния объятии.
И откуда столько силы в таком слабом теле?
Чужие слёзы быстро намочили плечо, а острые ногти, похожие на кошачьи коготки, вцепились ему в спину. Казалось, если в эту хватку будет вложено чуть больше сил, ему без труда сумеют вспороть одежды, кожу, мышцы, добраться до самых костей, оставить на них свои следы.
Если бы принцу от этого стало легче, он бы позволил.
Правда, позволил бы.
Все что угодно.
А Девон плакал беззвучно.
Ни всхлипов, ни дрожи, ни судорожного дыхания — только цепкая хватка, не дававшая дышать.
Джейа прижал друга в ответном объятии, столь же крепко, давая ему ощущать себя в «здесь и сейчас». И сколь нежным казался жидкий шелк распущенных, чуть всклокоченных волос, локоны которых скрывали заплаканное лицо, не давая увидеть красных воспалённых глаз и влажных дорожек на щеках.
Даже ему Девон своих слез не показал…
Нужно что-то делать.
Срочно.
Одной рукой Джейа аккуратно, почти невесомо коснулся макушки друга, погладил раз, другой — так обычно утешали матери своих детей, если верить книгам. Ему-то откуда знать? Его матушка умерла, едва успев ему самому жизнь дать… А Девон, едва ощутив новое прикосновение, вцепился еще сильнее, словно бы его кто-то пытался оторвать, словно Джейа остался его последней опорой, последней надеждой…
Быть опорой оказалось приятно.
Быть единственным.
Но это была опасная мысль.
— Я чувствую себя таким беспомощным, таким… Ничтожным, — прошептал принц куда-то ему в грудь. — Как тогда…
Вот оно что.
Как тогда.
Отстраняться Девон не спешил. Наверное, будь его саи-ри чуть меньше выбит из колеи, непременно ощутил бы неловкость от своего положения, но сейчас не было места смущению, только — бесконечному доверию. Было в этом что-то откровенное, что-то интимное, надрывное, что-то зыбкое, способное исчезнуть от любого лишнего движения, звука, выдоха…
— Мне страшно, — очень тихо, словно бы секрет сообщил князь. — Мне очень-очень страшно, потому что я не знаю, что грядет и как мне поступить.
Джейа вздохнул.
Он не мог признаться другу, что ему тоже было очень страшно.
И он тоже не ждал, что их ждало там, впереди.
— Что бы то ни было — прорвемся, — прошептал Джейа, стараясь вложить в свой голос как можно больше спокойствия и уверенности — тех самых, которых в его душе как раз таки не было.
Он понимал — нужно срочно исправлять сложившуюся ситуацию, отвлечь своего принца от всех его печалей. Раз императорская резиденция навевает Деву печальные воспоминания — нужно освежить счастливые. Раз приносит боль место — нужно найти другое, где его другу будет хорошо и спокойно.
И Джейа знал такое.
На самом деле, он давно планировал вытащить своего саи-ри на прогулку, отвлечь от всех его, безусловно, важных дел.
— Ты же знаешь — на свежую голову думается легче?
Его голос был спокоен и тих, и, наверное, столь тесно прижавшийся к нему в объятии Девон ощутил вибрацию, которой отдавались слова в кости грудной клетки. Казалось, эта вибрация прошлась и по телу князя — он расслабился, практически обмяк в руках Джейа, и тот тут же прижал к себе друга, удерживая его от падения.
— Знаю… Предлагаешь прогуляться? — куда-то в шею друга пробормотал Девон, щекоча позолоченную светилами кожу своим дыханием. — Тебе разве не надоело праздное шатание по всяким портовым городишкам?
— Не город.
— Не город?
— Наше место.
Принц даже немного отстранился, вглядываясь в лицо своего друга, словно желая по нему что-то прочитать.
«Бесполезно, Дев…» — пронеслось в голове у Джейа. — «По моему лицу даже ты ничего не сможешь понять — а в глаза ты смотреть не желаешь…»
— Ты предлагаешь…?
— Да.
Джейа не видел, но чувствовал всем своим существом улыбку друга. И от этого в груди разлилось тепло — сработало.
«Их местом» было спрятанное в лесу живописное крохотное озерцо, окруженное стенами скал и укрытое от всего мира вековыми соснами, которые, казалось, подпирали собой небо, как поддерживавшие купол в храме колонны.
Таким оно было десятилетия назад, когда они были здесь в последний раз…
Когда они были совсем детьми и играли здесь под неусыпным взглядом стражи — маленький наследник и его саи-ри были тогда самым бесценным сокровищем империи. Как теперь Алаи была самой главной драгоценностью Ваккеш Ати.
Впрочем, «лес» было слишком громким словом — это скорее имитирующий его и некогда им бывший громадный парк, которому, тем не менее, не позволяли зарастать окончательно. Здесь не водились хищники опаснее диких котов, потомков некогда привезенных на остров, а потом сбежавших домашних любимцев первых жителей Беркена. Сеть аккуратных тропинок, специально протоптанных и регулярно обновляемых, позволяла добраться до любой точки «леса», в том числе и до того самого озерца, одного из многих, но самого красивого.
И хоть императорские особы посещали эту свою резиденцию крайне редко, здесь очень строго следили, чтобы и она сама, и императорский лес были в идеальном состоянии.
Конечно, как и в любом поместье могущественного клана, у Дома Талэ на территории каждой резиденции был храм, в этом не было ничего удивительного. Почти всегда это был Храм Трех, посвященный трем богам Тёмного Пантеона — Владычице Белого Города Саинэ, Хозяину Времени Вэниа и Стражу Жизни Арану, Победителю Убийцы Светил. Построенные из бесконечно дорогих пород камня, эти храмы сверкали золотом и драгоценностями, привлекая к себе даже тех, кто не отличался излишней набожностью.
Однако — мало кто знал, что в глубине императорского леса спрятался аккуратный и скромный храм другого божества. Он был гораздо старше города и поместья. Некогда обветшавший и унылый, теперь он был восстановлен, и хоть не блистал как Храм Трех, всё же притягивал взгляд не меньше.
На самом деле Храмы Даны все были такими — в народе Хозяина Снов считали негласным покровителем всех изгнанников и странников, искателей правды и наказанных, пострадавших за неё. Его святилища были скромны, как и подношения, но зато их бесчисленное множество рассыпалось по всем землям, где только ступала нога путника. По общему числу алтарей Дана не уступал Стражу, но молились ему лишь самые отчаянные — легенду о Лите помнили все.
…Вот и это невзрачное строение было ухожено, чисто и залито светом очага, хотя ни настоятеля храма, ни кого-либо ещё рядом не видно было.
— Давай зайдем? — заворожено произнес Девон.
И они зашли.
Джейа не видел причин отговаривать друга, хотя его реакция показалась ему странной. Необъяснимое оживление, волнение даже казались почти подозрительными. К чему бы это? Принц набожным никогда не был, предпочитая верить не в мифическую помощь Высших, которым было всё равно на смертных, а в самого себя и, он смел надеяться, в него, Джейа. На мгновение ему показалось, что у Девона даже сбилось дыхание.
Внутри храма царил полумрак, несмотря на то, что сегодня был достаточно ясный день и Иса сподобилась-таки выглянуть из-за туч и озарить своим равнодушным ликом Вольные Острова. Многие десятки зажженных палочек благовоний делали воздух тяжелым, каким-то вязким, а голову гулкой, пустой, цвета словно бы становились ярче, пронзительнее — неприятное, на самом деле, ощущение, но людям наверняка такое нравилось. Запах, тем не менее, пожалуй, был бы даже хорош, если бы не такая его концентрация.
В этом месте не ждали шесс'ен.
Оно было создано людьми для людей.
Но Девон, кажется, ничего этого не замечал — его взгляд был прикован к фреске, изображавшей Хозяина Снов.
— И почему всех Дха'авир'е рисуют беловолосыми? — раздался внезапно вопрос, и, казалось, разбитая этими словами густая тишина стала колыхаться, пошла волнами, словно круги на воде от брошенного камня.
— Не знаю, — голос Джейа был чуть хрипловат.
…Это все из-за благовоний, да.
Фреска, безусловно, была прекрасна. Тонкая работа древнего художника поражала. Она, яркая, словно светившаяся изнутри, была тем единственным, что не пришлось восстанавливать, что сохранилось с тех давних времен, когда первая империя шесс'ен процветала.
Облаченный в синие одежды, нарисованный Дана гордо взирал на своих прихожан. Позолота поблескивала в свете очага, чей неровный свет бросал свои отблески на лицо божества, создавая впечатление, что оно менялось, следила на всеми кто был здесь сейчас. Следил же Хозяин Снов глазами, цвет которых был точь-в-точь как у Девона…
Хотя нет, глаза принца были и прекраснее, и смертоноснее, хотя это и была крамольная мысль.
И сколь бы не была красива фреска, отблески пламени, запутавшиеся в волосах Девона, были более чарующими. Неровный свет касался острых черт худого лица, делая их еще выразительнее.
…Его господин был прекраснее любого божества.
И это тоже очень опасная мысль.
А их место за минувшие годы действительно практически не изменилось — только сосны стали выше. Озеро, похожее на оставленный кем-то гигантский след, было практически круглым. Пополнял его всего один ручеек, чья не успевавшая прогреваться родниковая вода кристально чистыми струями падала с высоты скальных стен. За водопадами нередко можно было найти пещеры, но этот был столь крохотным, что в особо жаркие года пересыхал.
Озеро было мелким и, на удивление, в отличие от ручейка, прекрасно прогревалось — можно было, разувшись, опустить ноги в воду, не боясь переохлаждения, которое для князя допускать было нельзя.
А ещё оно, это озеро, полнилось природной сай'и, получая её с ключевой водой из недр земли. Всякому сайши в столь энергетически ярком месте дышится легче и свободнее, ведь это их стихия… Обычно в таких местах ставили храмы и монастыри, многие кланы строили свои поместья на Источниках, тренируя учеников в богатых сай'и условиях.
Как хорошо, что конкретно это место принадлежало лично Дому Талэ.
Конкретно Девону.
И сколь же приятно было видеть, как он расслаблялся, наконец чувствуя в безопасности — так обычно бывало только на территории его собственного поместья, где он был полноправным хозяином, где его слово — закон.
Возможно, этому способствовало то, что вызванные Джейа после происшествия в усадьбе Вороны, которые и так тайно следовали за ними, пришли на смену тем стражникам, что оберегали принца на протяжении его путешествия. Зная, насколько нестабильным могло стать состояние Девона, Джейа не решился отставлять рядом с ним тех, кому тот не доверял — а Вакке были беспрекословно преданы конкретно ему.
Его Императорское Величество и Его Королевское Величество, кажется, такое дерзкое самоуправство Тени Наследника только одобрили.
Удивительно, но замечательно.
Так или иначе, уйдя подальше от чужих глаз, выйдя из поля зрения отцовских слуг и шпионов, оставшись только под опекой своей личной охраны, Девон действительно смог позволить напряжению уйти из него, ослабить собственные щиты, не боясь причинить кому-либо вред.
Робкая, неуверенная улыбка озарила лицо принца и, раньше чем Джейа успел среагировать, он, даже не разуваясь, шагнул в воду, сразу оказываясь в ней по колено и, кажется, даже теряя равновесие.
Действовать надо было мгновенно. Помня о том, что Его Высочество научиться плавать так и не соизволил, а также о легендарной, ставшей их личной шуткой неуклюжести принца, Джейа тут же бросился к нему, протягивая руку…
Чтобы внезапно обнаружить, что силы в тонком и хрупком Девоне достаточно, чтобы утянуть его с собой в воду под заливистый смех принца.
Вода же, вопреки опасениям, оказалась не такой холодной, какой ей следовало быть в это время года, но Джейа не мог гарантировать, что это не заслуга его друга, которому достаточно было добавить куда-либо своей огненной сай'и, чтобы это что-то нагреть.
Они были промокшими до нитки, одежды, потяжелевшие, неприятно липли к телу, пряди волос лезли в глаза, думать о том, каково было другу с его длинными космами, не хотелось…
…Но Дев смеялся, и это главное.
Ради этого можно было потерпеть что угодно…
И брызги в лицо, и совершенно детскую, недостойную господ их возраста и положения возню. Словно им снова было по восемь лет… И не смущали даже взгляды Вакке— их не было видно, но присутствие своих подчинённых Джейа чувствовал почти физически, как и представлял будущие добродушные смешки.
Впрочем, не впервой.
Уже позже, расположившись на согретых дневным светом камнях, разложив одежды сушиться, они сидели в одних нижних штанах, окутанные мягкой сай'и озера, надежно ей защищаемые от прохладного ветра, который в обычной ситуации, непременно, вызывал бы волну мурашек по коже.
Черты лица принца смягчились, уголки его тонких губ были приподняты в улыбке, даже несмотря на то, как он увлеченно пересказывал сюжет недавно прочитанной в качестве отдыха от своих исследований истории. Движения перестали быть скованными. Говоря, Девон был щедр на жестикуляцию, Джейа даже со смешком думал о том, что принц, увлекшись, мог бы даже нечаянно его ударить. Этого он бы не допустил — Дев такому явно расстроился бы, а он не для того все это устроил, чтобы портить другу настроение такими мелочами.
Спустя несколько дней, когда Девон закончил все свои дела, они были готовы отправляться.
Ормэ, новый лорд Йорен, доселе поглядывавший на своего дядюшку с опаской, готовый в любой момент отстаивать свое право быть правителем этих территорий, никак не ожидал, что к нему никаких претензий не будет и вовсе. Официальный прием, устроенный в честь Его Императорского Высочества, прошел нервно, но гладко — никаких скандалов. Даже удивительно. Хотя, конечно, местная аристократия очень настороженно относилась к людям — были ещё те, кто помнил мятежников, жалкие осколки канувшего в небытие Союза Аниа, чьи восстания еще долго тревожили покой мирных жителей Вольных Островов.
Уже более неофициальный семейный ужин и вовсе мог похвастаться расслабленной атмосферой — когда до благородного семейства Йорен, наконец, дошло, что никого карать, за что бы то ни было, Девон не собирался и вообще хотел отправиться навестить сестру, за этим, собственно, и прилетел.
И, конечно же, и принцу, и его Вакке, и прочим нужным лицам преспокойно предоставили несколько азафов, снарядили в путешествие, благословили подольше не возвращаться.
В общем, проявили всевозможное гостеприимство, спасибо им на этом.
…А охваченные пламенем осени, пламенеющие алым леса были похожи на поля цветов, тех самых, из которых Джейа когда-то в юности любил плести венки, чтобы потом надевать их на Девона, который потом ходил с важным видом, словно это была самая настоящая корона…
Наверное, это того стоило.
И эти воспоминания, и возможность обнимать друга, с которым они летели на одной птице — просто потому что могли.
Вовсе не потому что у него кружилась голова и подскакивал в горло желудок.
Девон смеялся…
Это — главное.