С днём рождения меня!
Шани хорошо знал историю своей семьи. Все её взлёты и падения, все самые важные моменты прошлого, сыгравшие свою роль в становлении, развитии и падении государства.
Положение наследника обязывало, всё-таки.
Он знал историю Эйрена Великого и каждого из его выдающихся потомков.
Знал про времена расцвета империи, когда Дом Талэ был очень многочисленным, одним из крупнейших. У каждого Владыки было множество жён и детей, братьев, сестёр, племянников, и всякий из них был драконьим всадником, ибо только богоизбранная семья потомков Первого Короля могла править драконьим народом и подчинять себе последних детей погибшего народа крылатого. Наказанные за свою гордыню и высокомерие, драконы, бывшие слуги Мрака, должны были, волей Стража, подчиняться Эйрену и всем в ком текла его кровь.
Долгие века, тысячи лет, с самого создания империи было так.
Те кланы, что породнились с Талэ, в чьих венах текла та же кровь, отдавали своих детей, чтобы те могли стать всадниками, ведь это была великая честь. Служить короне, служить Владыке — честь.
И всё было хорошо до тех пор, пока династия не стала приходить в упадок…
Лучше всего Шани знал про падения их династии, приведшее к Прорыву. И, что важнее — историю нового возвышения Талэ.
Шани мог не задумываясь рассказать и про Исход Драконов, случившийся в царствование Ниффе Третьего, и про последовавшую за ним проигранную войну с северянами, наконец создавшими независимое государство и изолировавшимися ото всех остальных.
Мог рассказать про век упада нравов и медленного духовного развращения народа, про мятеж Верных, возглавленный Саалоной Риши. Они отреклись от Владыки и всего что имели под золотыми небесами, чтобы уйти вслед за драконами. Именно потомки Верных стали армией его отца, когда новый владыка вернулся в Шесс'Баа, чтобы взять принадлежавшее ему по праву.
И хоть род Риши угас — ветка Саалоны была уничтожена в ходе компаний Союза Аниа, а неотрёкшиеся стали одними из первых жертв Прорыва — подвиги этого Клана остались в веках, и в День Скорби их души поминали наравне с прочими героями древности.
И много ещё было таких угасших старых родов. Больше, чем пришедших им на смену, увы. Высокородные шесс'ен вырождались, хотя их потомков среди людей становилось всё больше.
Драконья кровь разбавилась человеческой — так про это говорили северяне, с презрением относившиеся к подобному. Хоть в этом и не было ничего плохого. Их, шесс'ен, задачей, в конце концов, было уберечь осиротевший мир и быть защитниками старшему народу…
И в людях не было ничего плохого. Народ, лишившийся своего Творца, они были свободны в выборе своей судьбы. Они сами решали, каким богам поклоняться, сами развивали в себе ту энергию, какую хотели. У них не было предопределённости. Не было заступников, но не было и повелителей.
Старший народ…
Свободный народ.
В них были благородство и честь, Шани знал много таких людей, но были и подлецы. Были и злодеи, равнодушные к божьим законам — потому что они знали, что Богам на них было плевать. У них не было своего пантеона, своего мира, своей религии и своего Светила. У них были лишь те, кто вознёсся и сам стал божеством — и лишь в таких люди верили.
Верили в свою собственную силу и волю.
Что-то в этом было…
Что-то, что предопределило его, Шани рождение.
В конце концов, именно такие люди похитили и искалечили Девона…
…Шани знал историю.
Шани не любил историю.
Не потому что она была скучной — напротив, сплошные легенды и саги, даже политика в ней уже не казалась столь запутанной.
Просто слишком горько было думать о всё минувшем.
О былом великолепии.
О былом крахе.
Матушка правда старалась, подбирая наставников таким образом чтобы хоть он, самый младший ребенок, оправдал их с отцом надежды. Груз возложенные на него ожиданий порою казался Шани невыносимым.
Он знал — множество юношей по всей стране, и, вероятно, даже его родные братья отчаянно завидовали его положению. Наверное, эгоистично было иногда мечтать о жизни простого ребёнка. Об обычном, не благородном происхождении, о не обременённых властью родителях, о любящих братьях и сёстрах, в чьих глазах не блестел холод неприязни.
Больно было знать, что всем своим существованием он был обязан только двум фактам — Девон оказался вычеркнут из линии наследования, а Никко родилась девочкой.
Слишком часто Шани тыкали лицом в ошибки брата — он тоже был любознателен и непоседлив, он тоже летал на своём драконе словно бы родился на его спине, словно бы сам он крылат, словно бы был его частью, так естественно и привычно это было для ребёнка — истинно драконья душа.
До того, как всё рухнуло.
До того, когда Девон взял больше, чем был способен вынести, защищаясь. До того, как он иссушил свои меридианы, истощил внутренний источник, став несостоятельным как сайши.
Калекой.
Который точно не мог быть лицом империи.
Придворные часто обвиняли Девона в женоподобности, говорили о нём грязные вещи, за которые должно бы вырвать их лживые языки. Но отец почему-то это игнорировал. Всегда игнорировал.
Как почему-то всё те же придворные игнорировали женственность и изящность самого Владыки. Отец был высок, да, но талия его была узка, а движения грациозны. Тонкая длинная шея и длинные же волосы создавали образ обманчиво хрупкий, иллюзорно безобидный.
Говорили, Страж в материальном своём воплощении был таким же. Потому что Дха'авир'е заключали в себя всё, и в каждом Высшем заключалась и мужская и женская ипостась, и сами они выбирали как называться и выглядеть.
Говорили, Эйрен Великий был таким же.
Говорили, отец был не потомком Эйрену, а единокровным братом. Что породил его сам Страж, жаждая спасти свой угасающий народ.
Чушь, конечно.
Но народ верил в эту чушь.
Отец действительно не был похож на выходца из клана Олэй, кем являлся по рождению… В отличие от своих братьев и сестры, пусть дядюшка Руни и не был родным им по крови. Да и те же Веарди и Арека, да даже сам Шани явно пошли или в сторону матери, или в Олэй, будучи крепче, приземистее, коренастее.
Только Никко и Девон были более все иных похожи на отца.
И не только внешностью, пожалуй.
Им не сиделось на месте…
Брат и сестра рвались в странствие, и при первой же возможности покидали дом, отправляясь навстречу неизвестности. Как и отец когда-то в юности, на своём пути к воцарению…
То, что поощрялось и славилось в их отце, ставили им в вину.
Как иронично…
Да, Шани хорошо знал историю империи и династии Талэ.
Но знать — не значит любить.
Любил он истории гораздо более древние. Те, что можно найти в священных писаниях. Те, что жрицы рассказывали на проповедях. Те, что повествовали о рождении их вселенной, о Праматери и Творцах. О других мирах и их народах. О древних богах. Об одном из них, что пошёл против всех, став Убийцей Светил…
О драконах.
Изначально была только бесконечная и необъятная пустота Первородного Хаоса. В нём не было ничего и было абсолютно всё. Смертным невозможно осознать, что он такое, это вне их понимания.
Но зато сама пустота осознала себя.
И тогда появилась мысль.
И мыслью той была «Ианэ» — вселенная, что родилась из неё.
И мыслью этой сама себя воплотила Праматерь, Эйра.
Взяла она двенадцать капель своей сути и создала Творцов, что по задумке её зажигали звёзды и создавали миры, каждый — свой. И каждый Творец создал по миру. Кто из глины, кто из камня, кто изо льда, а кто из жаркого пламени, на свой вкус и по своему разумению слепил для них жителей — так появились первые народы Ианэ, в которых Праматерь вдохнула души.
Дала она народам, внукам своим, бессмертным и вечно юным, знание о таинстве сай'и — сути мира, которой можно повелевать при должном умении. А чтобы контролировать это, создала она Свет и Тьму, Абеша и Дха.
Свет рассказал первым народам о всём материальном — о дожде и ветре, о стихиях и них самих. Вложил Абеш в эти народы со своим знанием частицу собственной сути, наделил их даром, и стали те называться Светлыми.
Тьма рассказала обо всём духовном — о душе и смерти, об искусстве и разуме, о снах и грани миров. Те народы, что вняли её мудрости, стали тёмными, неся в себе благословение Дха.
Но на закате Первой Эпохи Дха и Абеш поссорились, решая, что же важнее — материальное или духовное. В результате их дуэли оба погибли, лишившись тел. Разозлённая и расстроенная произошедшим, Праматерь, воскресила своих детей и наказала им создать своих наместников, каждый из которых будет отвечать за что-то одно из того, что раньше контролировали Свет и Тьма, а сами они должны были удалиться в Безвременье, и уже оттуда наблюдать за Ианэ, не вмешиваясь, как делала и она.
Так появились Светлый и Тёмный Пантеоны.
Абеш породил Риду, богиню лета, плодородия и деторождения; Миаш, богиню семьи и брака; Хаши, бога весны и юности; Эмиша, бога осени и старости; Ариташа, бога морей и водной стихии; Олите, богиню зимы, снега и холода.
Дха породила Саинэ, богиню смерти, правосудия и справедливости; Вениа, бога времени и памяти; Таиша, бога надежды и веры; Лийаш, богиню искусства и вдохновения; Арана, бога войны и власти.
Их нарекли третьим поколением Высших, но первыми, кого истинно называли богами.
С их появлением началась Вторая Эпоха, ознаменовавшаяся приходом смерти в Ианэ. С тех пор, как бесконечный свет Абеша перестал пронзать всё и каждого, даря вечную жизнь, в миры пришли старость, увядание и гибель. Раньше неразрушимые оболочки перестали быть таковыми, и, дряхлея, те обращались в прах, чтобы души отправлялись на суд Саинэ или, минуя его, сразу в новую жизнь, разум же сливался с сутью мира, дополняя и формируя её, а тело возвращалось в землю. Но вместе с тем, ставшие смертными народы миров Ианэ получили взамен возможность создавать саму эту жизнь — производить на свет себе подобных. Способность рождать детей… От плоти и крови своей, а не от сути и души, как это делали боги.
Без поддержки младшего брата своего, Творцы не могли долго поддерживать свет, дарующий жизнь, и одновременно с тем разбираться с проблемами новоявленных смертных. И обернулись они тогда Светилами своих миров, чтобы дарить им свои силы, заняв тем место ушедшего в Безвременье Абеша, оставив управление народами на них самих, избрав каждому достойного правителя, а приглядывать же за ними должны были боги Светлого и Тёмного Пантеонов. Став Светилами, Творцы потеряли возможность как-либо вмешиваться.
Но без внимания и справедливого суда Творцов жутко расплодившиеся смертные не могли уже разрешить свои конфликты и погрязли в бесконечных и бессмысленных войнах.
Глядя на то, как были несчастны живые смертные, как страдали они почти каждый свой миг, как взывали к нему, моля и надежде и чуде, Таиш сошёл с ума от ужаса и боли, от несправедливости и неправильности происходящего.
Он видел, что в Белом Городе, в обители его старшей сестры, Саинэ, души существовали в умиротворении, свободные от мирских забот и переживаний.
От жизни.
От тела.
Вот только войти в Белый город могла не всякая душа, а лишь раскаявшаяся и простившая себя. Остальные были обречены на вечные скитания по Пустоши или на бесконечный круг перерождений.
И тогда Таиш, благодаря молитвам отчаявшихся сильнейший из богов, решил всех спасти — и тем спасти и самого себя.
Он видел надежду только в беспробудном Мраке, в котором чувства и мысли становились бессмысленными, бесполезными, в котором существовало только блаженное ничто, где не была света жизни, где сама суть мирозданья теряла свою силу. Но в отличие от Хаоса тот Мрак не разрывал, не поглощал, не уничтожал всё в него попадавшее, а лишь обволакивал и искажал, делая себе подобным.
И был тот Мрак бескрайним, вечным и непостижимым, лишённым звездного света и внимания Творцов. Противоположное всему тому, что создала Праматерь, всё, что осталось от Хаоса, который если и существовал теперь где-то, то явно за пределами Ианэ и защищавших её Граней Безвременья.
Жаждая создать обитель для спасённых им душ, соткал Таиш из того Мрака Бездну.
Он гасил Светила одно за другим, губя целые миры и забирая их народы в свои чертоги, где они могли бы быть свободными от жизни и страдания. Где они могли бы стать счастливыми и вечными.
Но не учел Таиш, что лишившиеся света, прикоснувшиеся к его Мраку души искажались, становясь обречёнными уже на бесконечные муки — не способные жить и не способные окончательно исчезнуть.
Не замечал этого обезумевший от боли этих душ Таиш, Убийца Светил, продолжая губить миры до тех пор, пока Аран, бог войны, не сразил его, запечатав вместе с искаженными душами во всё той же Бездне.
Не под силу Ему, наречённому Стражем Жизни, было уничтожить старшего брата и его слуг окончательно, мог навредить Он смертным Своей божественной силой, уничтожить оставшиеся миры, пытаясь.
И тогда создал Он из душ бывших народов Цавербы цав'ен, детей умирающей Солы, чтобы хранили они и оберегали свой мир от Разлома и недобитых Тварей.
Из душ драконов, детей золотого неба А'Ксаана, Он создал драконий же народ, дав им племенную суть и почти человеческое тело.
И стали шесс'ен и цав'ен последними темными народами.
С победы над Убийцей Светил началась Третья Эпоха.
Ранее уважаемые в Ианэ тёмные народы стали гонимы и ненавидимы за дела одного из своих богов, хоть и были они созданы уже после его заточения, хоть и были они созданы для того, чтобы оберегать от тварей остальные миры.
Не желали светлые внять этой истине, выбрав веру в предрассудки.
…А чтобы не рассорились меж собой уже сами горячекровые шесс'ен, чтобы не стали последние драконы вновь чинить козни другим смертным, Аран принял смертный облик, и зачал сильнейшей из смертных дев сына.
И нарёк Он Своё дитя Эйреном Талэ, Стражем Крови.
И несла династия имя это, знаменуя о своей принадлежности к крови сильнейшего бога.
И вела династия Талэ свой род от победителя Убийцы Светил, и всякому дитя этого Дома, кого благословил Прародитель, покорялись драконы, признавая в том потомка Первого Владыки, потомка Стража.
Так длилось много веков, пока великий дом не выродился, потеряв благословение своего Прародителя, пока освобождённые от клятвы драконы не покинули мир золотых небес, пока Прорыв и падение империи не знаменовали начало Четвёртой Эпохи.
И длилось она, пока Верные не искупили вину своего народа, пока не вернулось к последним Талэ благословение и не послал им Страж сильнейшего из Своих потомков, пока не нарек Он его собственным же именем.
И покорил юный Владыка драконов обратно, и принял их новую клятву, и вернулся с ними под золотые небеса, чтобы занять принадлежавший ему по праву трон и восстановить империю.
И с коронацией юного Владыки началась Пятая Эпоха.
Да, да, да, и шёл уже девятнадцатый день десятого месяца восемьдесят седьмого года Пятой Эпохи…
Очередной обычный день.
Обычное начало недели.
Обычная проповедь в Храме Трёх.
Жрицы Стража вещали о святости и богоизбранности его семьи, а Шани было тошно.
Боги в предках?
А есть они, эти боги?
Если и есть, то почему так равнодушны они к страданиям смертных? Неужто боятся стать новыми Убийцами Светил?
Как же всё это было гадко…
Ола рассказывала, что у лед'ен было своё летоисчисление, и им не было дела до аксаанских Владык, что и не удивительно, у них собственных хватало, история спящего народа не менее богата и удивительна, чем у драконьего.
У лед'ен счёт лет шёл от коронации Литы.
Были ещё те, кто угодливо предлагал королю Хар-Ани, уничтожившему Тау-Ри-Эвен в его первоначальном варианте, назвать своё правление новой Эпохой, и сторонников у этого было на удивление много, но сам Чёрная Птица не считал себя равным своему великому предку и на подобное предложение только разозлился.
Потому, пока на А'Ксаане шёл восемьдесят седьмой год, на Леде недавно встретили две тысячи триста пятый.
Летоисчисление Нетала и Аритума никогда не интересовали Шани, это были всё же одни из самых отдаленных миров, с которыми у империи почти не было торговых отношений и в принципе причин для какого-либо сотрудничества.
А вот Цаверба всё ещё считала годы от Прорыва, для них Четвёртая Эпоха не заканчивались, и его царственного отца они считали не более чем узурпатором и поработителем обретших свободу шесс'ен.
Видимо, именно освобождением Братского народа они оправдывали своё вероломное нападение девять лет назад.
Шани помнил свой ужас тех лет — когда началась война, ему едва исполнилось шесть лет. Северяне, предав Владыку, пропустили по своим речным путям флот вторженцев, оставшись нетронутыми. И флот цав'ен, укрытый мощными чарами скрытности и отведения внимания, пробрался в самое сердце империи и осадил ничего не ожидавшую столицу.
В войнах с людьми и подавлении восстаний драконы были крайне эффективным аргументом сдаться и не испытывать судьбу и терпение владыки, но цав'ен, бесстрашные и безрассудные дети умирающей Солы, способные поднимать и контролировать нежить, были страшными врагами. Они не боялись драконов, сбивая их, а потом поднимая Тварями и натравливая на ещё живых их собратьев.
Это было страшно.
Расколотые синим и алым пламенем небеса и падавшие из-под облаков драконы со своими всадниками — то, что он заполнил лучше всего.
Такое невозможно забыть…
В конце концов на бой вышел отец и самолично испепелил вражеский флот, сняв осаду, но к тому моменту полсотни всадников и их драконов были уже мертвы. Пожалуй, на то, чтобы упокоить мертвецов ушло даже больше времени, чем Тау'Кса была в осаде, и в результате Кланы тоже понесли потери — цав'ен прекрасно умели создавать практически неуязвимых тварей.
Может быть всё было бы иначе, реши отец остановиться на этом, но он отправился в карательный поход, опрометчиво забрав с собой ещё и всадников севера, Ареку и лорда Тиори.
Конечно, матушка более чем хорошо справилась с восстановлением столицы, в ней никто и не сомневался, но вот что случилось между отцом и сестрой под светом Солы, неизвестно — Арека, не возвращаясь в империю, сбежала в Тау-Ри-Эвен, отрекаясь от своего титула, и никто не сумел ей в этом помешать.
И из двух сестёр рядом с тогда ещё совсем маленьким Шани осталась только Никко.
И ему было из-за этого невыносимо одиноко.
Воевать на родной земле врага оказалось сложнее, чем на территории империи — Шесс'Вод'е не могли помочь своим детям, и в боях с Цоасским царством шесс'ен потеряли почти всех отправившихся в поход всадников, больше половины флота и невообразимое количество солдат.
Но, в конце концов, Цоасси покорились, выплатили громадою контрибуцию, а ещё в качестве почётной заложницы отдали свою совсем юную царевну.
Цонору.
Которая должна была стать женой Веарди, скрепляя тем договор, согласно которому цавербийский город-государство Цоасси становился, подобно Вольным Островам, частью империи и обязывался платить дань.
Возможно, у этих варваров было естественном, чтобы одиннадцатилетняя девочка стала женой шестнадцатилетнему юноше, потому что ставший наместником цавербийский царь именно этого и ожидал, но отец проявил благоразумие и настоял — свадьба состоится только после совершеннолетия девочки, и никак иначе.
И вот, семь лет спустя, Цонора месяц назад выполнила свой долг, выйдя замуж за одного из сыновей Владыки.
Естественно, за отец бы не позволил дикарке стать императрицей, как не позволил бы ей стать королевой севера, поэтому в жены Девону и ему, Шани, никто её и не предлагал, хотя, говорят, отец Цоноры на том очень настаивал.
Мнением же Веарди в этом вопросе интересоваться тоже никто не собирался.
Их царственный отец всегда был излишне авторитарен. Противиться его воле посмели только близнецы. И им это вышло боком…
Впрочем, не похоже, чтобы хитреца Девона это хоть сколько-то расстраивало. Напротив, он словно бы наслаждался всем происходящим, получая удовольствие от каждого мига. Подобное отношение к жизни удивляло. Отец, казалось, считал Девона пьяницей, повесой и в принципе слабым звеном династии. Может, потому и лишил его права наследования. Хотя, вероятнее, именно такое отношение отца сделало брата тем, кем он являлся сейчас. Самый уязвимый, он был самым бесстрашным, на грани безумия. По крайней мере, из всех детей Владыки только он мог одобрить побег сестры в Тау-Ри-Эвен, самому отправиться туда чтобы поддержать её, а вернуться с прелестной молоденькой женой.
Этому даже никто не удивился.
При дворе вечно ходили слухи о похождениях брата. О его сомнительных подвигах в постоянных странствиях.
Нет, удивились тому, что девица оказалась не каким-то нежным цветком из публичного дома, а самой настоящей принцессой. Дочерью Хайсена Расери. Ещё и сайши. Брат познакомился с ней именно в Тау-Ри-Эвен, где та прилежно училась ранее, а не незадолго до их знакомства стала адептом.
В глаза брату это никто не говорил, но даже их царственный отец, казалось, считал, что Ола — лучшее, что могло случится с Девоном, но он её просто был не достоин…
И хотя все видели, как брат изменился, остепенился, как он боготворит жену, носил бы её на руках если бы мог, но странствий своих не оставил, хоть в сомнительной компании его больше не видели.
Даже те, кто предвзято относился к лед'ен и светлым в принципе считали, что добродетельная Ола была достойна лучшего, чем немощный вечно отсутствующий муж-пьяница, не способный даже сына зачать. И как ему только править Севером дальше? Небось, станет марионеткой в руках Совета Лордов, или Ола снизойдет и будет править от имени мужа. Жаль её, бедняжку…
Но несчастной Ола не была, Шани знал.
Ола фактически управляла Ваккеш Ати в отсутствие мужа, то есть практически всегда, и грозную силу из Воронов сделала именно она.
Хотя и Девона недооценивать было глупо. Почему придворные забывали, кто подавил мятеж северян?
Когда во время цавербийского похода Владыки оставшиеся всадники подняли восстание, справедливо полагая, что кровопролитная война ослабит Тау'Ксу и они смогут обрести так желанную ими независимость. Дядюшка Руни был арестован и помещён под стражу. Убивать саи-ри Владыки было чревато, да и его хотели вернуть Владыке в качестве жеста доброй воли. Мару, верного пса отца, тоже не было в Талурене, чтобы предотвратить восстание.
В чём-то мятежников можно было понять — почти половину лордов Севера отец казнил за предательство, ведь именно они, сговорившись с цав'ен, пропустили врагов в самое сердце империи. А сыновья убитых просто выполняли свой долг — отстаивали честь семьи, искренне веря в праведность собственных действий.
Как они смогли обойти навешанные на них клятвы — другой вопрос. Шани думал, что это невозможно.
Так или иначе, мятежники напали на Ваккеш Ати, желая взять в заложники Олу и угрожая ей заставить Девона отречься. К их несчастью, брат оказался дома, и сумел, к всеобщему шоку, подчинить драконов, а вместе с ними и их всадников. Он убедил мятежников сложить оружие и сдаться, пообещав им защитить их от гнева отца и добиться максимально возможной независимости для Севера. Все понимали, что стоит закончиться цавербийской компании, и Владыка примется за северян, затягивая удавку на их горле потуже, лишая их оставшихся крох свободы.
Казалось, в слова Девона они не особо верили.
А зря.
Потому что он их сдержал.
Неизвестно, о чем отец и брат говорили так долго, запершись в кабинете освобождённого к тому моменту Руни, но по итогу никаких санкций в сторону Севера не последовало, и они смогли спокойно дальше сами решать, с кем им торговать.
Вот только всадников Талурен лишился.
Все пережившие войну драконы севера и их всадники оказались в ведении Девона, став частью его Вакке.
А те, кто не желал подчиниться… Кто знал, где теперь из души?