Если быть откровенной, чего-то такого она и ожидала.
В тот самый момент, когда Паучиха решилась на радикальные действия, когда она без малейшего зазрения совести, пусть и чужими руками, но убила собственного внука, Мие стало очевидно, что и Риен не жилец.
Пусть внешне он и был невообразимо похож на отца, но натура его — совсем иная. Риен с малых лет был избалован, высокомерен и абсолютно неуправляем. И пусть его воспитанием занимались люди Заней, вышло, надо сказать прямо, не очень — более наглого, привыкшего к собственной безнаказанности и жестокого принца Восток не видел многие века. Да и на манипуляции, к удивлению, мальчишка поддавался плохо. Риен был самым настоящим живым воплощением хаоса — он делал что хотел, и даже дражайшая бабушка для него не была авторитетом.
И в какой-то момент из удобной марионетки, замены своему отцу, Риен стал угрозой.
Угрозой даже большей, чем был Леан — потому что младшенький в своей наивности и праведной жажде справедливости был невероятно предсказуем, и с ним было просто и понятно, за какие ниточки дёргать.
Риен — бешенная псина.
И хозяйскую руку он уже ни раз укусил, ввязываясь раз за разом в конфликты, последствия которых Заней приходилось потом разгребать.
Видимо, стоило замаячить на горизонте альтернативному варианту, она решилась выбросить ставшего ненужным, оказавшегося бракованным наследничка.
Возможно, в этом была и её, Мии, вина.
Возможно, это тот самый ритуал по уничтожению наследия шесс'ен так подействовал на разум новорожденного Риена, безвозвратно что-то повредив в нём. Возможно, пламенная душа чуяла, что её обманули, и порождала это безумие…
Других вариантов Мия просто не видела.
Хотя, может быть всему виной были века кровосмешения, когда Шисэ женились только на людях своего Дома, чтобы кровь не уходила на сторону и не плодились лишние претенденты на трон. Даже сама Заней стала женой своего единокровного младшего брата — чтобы предупредить возможные конфликты за власть. И только невероятным мастерством придворных целителей можно было объяснить, почему все эти дети инцеста рождались здоровыми и доживали до преклонных лет потом.
Для всех народов, во все времена кровосмешение было страшнейшим грехом — но только не для королевских родов людей, видимо.
Так или иначе, многие годы всё было хорошо, пока в игре не вмешалась кровь шесс'ен — именно она, видимо, своей тёмной энергией выжгла весь тот эффект, что давали методы светлых целителей… У Риена — агрессия и жестокость, конфликтность, у Леана — слабое здоровье и постоянные головные боли.
А теперь их нет.
А теперь оба её мальчика — две таблички с датами и урны с прахом склепе.
А теперь — она мать убитых сыновей.
Подступающая осень забрала у неё младшенького, и он был по-особенному прекрасен, утопая в цветах. Грядущая весна забрала старшего.
И к нему не шли такие толпы.
За него не плакали юные девы и Серые Сёстры.
По нему не скорбел народ.
Но, несмотря ни на что, Мия — скорбела. И пусть пока хоронили её дитя, она сжимала руку своей невестки, у которой от переживаний начались преждевременные роды. И пусть её взгляд, не имевший права наполниться слезами, раз за разом цеплялся за черную нить на запястье. И пусть она не была рядом со своим мальчиком, когда Серые Сёстры готовили его тело к погребению, а Лирен допрашивала слугу, из чьих рук сынок принял отравленное вино.
И пусть она была отвратительной матерью.
Она — рыдала.
Просто — где-то в глубине своей души.
Роды Наэшафи проходили тяжело. Целители говорили, что ребёнок был крупным, оттого и все беды. Бедняжка металась в горячке, рыдала, сорвала голос в крике… Мия помнила собственные роды, как она страдала, как только целители присутствовали, да Заней. И никто не пытался облегчить её участь. Может, ждали, что она умрёт и всем облегчит тем жизнь…?
Как бы не так!
Мия позволяла Наэшафи до хруста сжимать свою руку — потому что ей никто этого не позволил. Сломает кость? Пускай! Если это поможет родиться её внуку — пускай! Если девочке поможет это хоть чуть-чуть отвлечься от собственных мук — пускай!
…На горизонте забрезжил рассвет, когда наполненную полумраком комнату разрезал детский крик.
Мальчик.
Здоровый.
Внук.
Её, Мии, внук.
Так себя чувствовали мужчины, став отцами? Ошеломлённо, растерянно, но — бесконечно счастливыми?
Наэшафи лежала в забытии, вся комната пропахла кровью, потом и ужасом, но всё это было не важно. О юной матери заботились целители. Они же забрали у Мии младенца, чтобы отмыть его от крови и слизи, перевязать пуповину и запеленать, и обратно вернуть его королеве.
Держа в руках своё маленькое сокровище, что, растерянно моргало своими голубыми, совсем как у неё, глазами, Мия чувствовала внутреннюю дрожь. Вот оно, её продолжение, с тёмным пушком на голове и смуглой кожей, с, несомненно, тёмной сай'и, окутывавшей его.
Это дитя было шесс'ен.
Не человеком.
Приговор дому Шисэ.
Триумф дома Талэ.
И — Ксерай.
Младенец был таким хрупким, таким… маленьким, беспомощным. Ничего не весящим. Мие было страшно — она же могла уронить, слишком сильно сжать, навредить…
Но не имела права.
Она держала у себя в руках будущее огромной страны. И она будет оберегать его до последней капли крови.
— Ну здравствуй, мой дорогой… — прошептала она, покачивая младенца. — Твоя мать дала тебе имя Наэлина. Будет тебе покровителем один из твоих давних предков, да, кроха? — со стороны Наэшафи послышался едва осмысленный, по явно утвердительный звук. Мия поднесла ребёнка к ней, положила ей на грудь. — Ты молодец, девочка. Всё будет хорошо.
Наэшафи выглядела измотанной и едва осознающей происходящее. Она что-то бормотала, но разобрать это не получалось — у девушки слишком заплетался язык. Мия гладила её по голове, желая своими прикосновениями забрать боль и печаль.
— Я хочу домой, — наконец услышала она.
— Ты дома, дитя.
— Домой…
О, Мия тебя прекрасно понимала, дитя. Она тоже была лишена этого дома долгие, долгие годы. И поместье было не более чем резиденцией. Ведь там её никто не ждал. Никогда — не ждал. Дом остался где-то там, на сожжённом братом острове, под небесами другого мира, под чужим светилом.
Она всегда была здесь чужой.
И девочка была обречена на то же.
Бедняжка.
Мие не было стыдно, что она отсутствовала на церемонии прощания с наследником.
Она просто не могла.
Не могла.
Не могла видеть и второго своего сына мёртвым. Не могла осознать, что всё, что никогда больше этот заносчивый мальчишка не натворит ничего, что никогда не больше ей не придётся краснеть за него, что нигде больше…
Никогда.
Её приговор.
Её судьба.
Её ноша.
И ей нести её, с гордо поднятой головой и маской невозмутимости на лице.
И только Заря, её прекрасная мудрая Заря понимала боль Мии. Не было во всей Ианэ матери, что похоронила больше своих детей, чем эта драконица. Они обе в глазах остальных — древние дети пламени, живой огонь, могущественный и беспощадный, заключенный в плоть, скованный ею. Матери, отдавшие своих детей войне и интригам.
Но, боги, за что ей всё это выдалось?
Сколько ей ещё придётся вытерпеть?
Много.
Мия не имела права на слабость. Она была опорой и защитой своей невестки и внука. И никто в целом мире не осмелится встать между ними и замыслившей недоброе Заней, кроме неё.
Разве что лорд Ксерай, её и Лирен добрый старый друг Наэлина, был способен на это, но кто бы ему такое позволил? Его голос имел вес, конечно, даже на Востоке, но в противостоянии двух королев посторонним вмешиваться было чревато. И если раньше этот конфликт был основан на разных взглядах, носил идеологический характер, то теперь же… Теперь это личное.
И если до узаконивания происхождения её внука Мия не могла как-либо действовать, то сейчас ей было нечего терять. Толька Наэшафи и малыш Наэлина, но уничтожение Паучихи — залог их спокойной жизни.
Иначе никак.
Ни о каком поминальном пире, слава богам, и речи быть не могло, в таких-то обстоятельствах.
Нахождение в дворце, а не в своей резиденции, конечно, нервировало — Мия привыкла полностью контролировать ситуацию, а сейчас, в этом здании было целых двое людей, которые могли оспаривать её решения. И, что важнее, одна из них не стеснялась этим регулярно заниматься.
Заней удивительно хорошо, даже для себя, играла удивление, шок и даже какое-то отчаянье. Если бы Мия не знала эту гадину так долго, то решила бы, что всё происходящее шло вразрез с её планом, но такое предположение даже звучало бредово. Чтобы под носом у Паучихи кто-то плёл интриги, да без её ведома? Скорее Очи взойдут утром на западе, чем такое случится.
Но Заней делала несвойственные себе вещи, совершала ошибки, и это пугало — непредсказуемость её действий было по-своему предсказуема, и паническая хаотичность из этого выбивалась ой как сильно.
И если попытка отобрать младенца, чтобы провести над ним тот де ритуал, что искалечил когда-то её, Мии, детей, ещё хоть сколько-то укладывалась в канву её поведения, то вот то, что Заней посмела обвинить в убийстве Риена Веарди — уже нонсенс!
Но ведь-таки обвинила!
На глазах у всех!
Благо, Вейли хватило ума заткнуть мать и сгладить углы зародившегося конфликта — что-что, а выступать миротворцем он умел, чтобы про него его мать не считала.
А Вейли, оказывается, был свидетелем того разговора их сына с племянником, и, как оказалось, Риен угрожал расправой своей невесте, а Веарди же заступился за Наэшафи, заявив, что стоит только упасть волоску с головы девушки, как принца скормят Цаишу. Конечно, весьма мальчишеское заявление, убийство наследника дело наказуемое, но если бы это было в раках дуэли чести, то ничего в этом удивительного не было бы, в конце концов Веарди спокойно мог и имел право заступиться за сестру по вере, да и состояли Ксерай пусть и в очень отдалённом, но родстве с Талэ.
Казалось, Заней даже сумела вовремя опомниться — обвинять в чём бы то ни было драконьего всадника, да ещё и наследника Юга тоже было ой как чревато, а ссориться с Эзареном Востоку сейчас было крайне невыгодно.
Быть может, если бы большинство гостей её поддержало, то это могло и сработать, но у дражайших лордов инстинкт самосохранения ещё не окончательно отсох и они решили сохранить нейтралитет или робко высказаться в защиту Веарди, хотя таких было и не особо много.
Ну или слава того, кто сжег Хэлисс бежала впереди него, и связываться с ним просто боялись.
Ну, или всё вместе — тоже вариант.
Так или иначе, все обвинения Веарди опроверг, страшно оскорбился, давая Заней понять, что она обрела врага в его лице и вообще дура, подхватил под руку жену, забрал своих гвардейцев, включая того блондинчика, что просил за Наэшафи когда-то, и покинул дворец, отправившись в поместье Мии.
Блондинчик, именуемый дае Феаном, этому, кстати, был явно недоволен — он, по всей видимости, хотел бы остаться рядом со своей рожающей подругой, чтобы обеспечивать ей безопасность, но оспаривать решения своего принца мальчик не стал, умничка. Сразу видно выучку всадников — те в неформальной обстановке могли быть хоть какими разгильдяями, но когда ситуация накалялась, они теряли всю свою придурь, становясь собранными и дисциплинированными. И даже личное они бы не поставили выше долга.
А для дае Феана Наэшафи была личным, безусловно.
Себя-то он мог до бесконечности обманывать, считая её названной сестрой, и Мия могла бы в это поверить, но глаза у неё имелись, и голова на плечах, чтобы сложить два и два.
Главное, чтобы детишки не натворили бед.
А то этот Рик очень уж горел вопросом справедливости и был скор на решения… Наверное, именно таким бы вырос Леан, если бы ему дали на это время.
Но Леан лежал прахом в погребальной урне, дае Феан защищал своего господина и его жену, Вейли пропадал неизвестно где и, вероятно, занимался официальной частью церемонии похорон, а Наэшафи была под опекой Мии, и вместе с ребёнком перевезена в её поместье. Уж сюда, в логово взбешённой драконицы, в чьей семье появилось пополнение, ни один даже самый безумный и бесстрашный убийца не сунется.
Она тогда не знала, что один-таки, на свою беду, найдётся.
Спустя несколько дней этого безумия, сидя в саду, в своей любимой беседке, Мия смотрела на звёзды и ощущала, как боль вновь раскалённым обречем охватывала её голову — это ощущение слишком редко покидало её в последнее время, но отвлекаться на это времени просто не было, как и на то, чтобы жалеть себя.
Наверное, если бы рядом не было Руни, она просто сошла бы с ума.
Присутствие брата и его дракона успокаивало.
Да, полетать и расслабиться сейчас было невыполнимой мечтой, но дорогого стоило уже одно то, что рядом был тот, на кого можно было положиться, в чьей надёжности не приходилось сомневаться, и, случае чего, он мог дать моральную оплеуху и привести её в чувство.
Конечно, всё это могла сделать и Лирен, но она сейчас была слишком занята расследованием смерти Риена.
Слугу, конечно, казнили — других убийц так и не было найдено, а народу надо было показать, что подобные выходки казались с особой жестокостью.
Однако, Грифы успели его, этого слугу, допросить. Как оказалось, с разумом мальчонки кто-то поработал. Всё бы ничего, если бы не выяснилось, что подчерк менталиста был тот же, что и наблюдался у расерийских работорговцев полгода назад. С тех пор неизвестный мастер разума, по всей видимости, оказывающий свои услуги за деньги и очень нелюбящий Умэ-Дио и его правящую семью, не проявлял себя. Вплоть до смерти Риена.
Теперь его поисками занимались и её, и королевские Грифы — бесхозные мастера разума, особенно умеющие работать с чужими воспоминаниями или даже внушать что-либо своим жертвам были товаром штучным, ценным и до безумия опасным.
Если Заней успеет найти его первым — в её руках появится исключительное оружие, потенциально способное потягаться в смертоносности с драконами. Если не хуже…
Если его первой найдёт Мия — уничтожит.
За сына.
За обоих сыновей.
За всех, по пострадал по вине этой твари.
Но сначала нужно было поймать вредителя, а только потом размышлять, как бы отправить его в залив, рыб кормить. Поспешность решений ещё никому не помогала.
— Твой внук очарователен.
Руни появился совершенно внезапно, словно бы соткался из ночной тьмы, ещё более бледный в своих сине-чёрных одеяниях. Одни только рыжие глаза пылали, совсем как у Тагуша — сразу видно, что прошлое воплощение Руни и этот дракон были родными братьями.
Брат уселся рядом, положил руку на плечо.
Он ни единого слова утешения не сказал ей, не унизил её своей жалостью. Единственный из всех, пожалуй. Ведь, в конце концов, ей не жалость и сочувствие нужны были, а возмездие.
Месть.
Точно так же Руни когда-то без единого слова жалости или осуждения полетел вместе с Магни в степь — наказать тех, кто убил его детей и жену.
Точно так же он стоял молчаливой тенью рядом с Араном, на чьём лице, казалось, навсегда застыла маска равнодушие, и рыдающей Сатин, когда они хоронили первенца. Младенец был здоровым и крепким, но вот только было слишком много желающих навредить семье Владыки и причинить боль ему если не напрямую, то хотя бы косвенно. После того случая а'вэди и Сатин ещё долгие годы не решались заводить детей — пока всякое инакомыслие не было задавлено, пока вся империя не склонилась перед своим Шесс'Алори, пока не были уничтожены усе возможные угрозы для Талэ, насколько это было возможно.
В конце концов, Мия не первая из их семьи, кто похоронила своих детей.
Руни в принципе был единственным из её братьев, кто не разделил этот горький рок, постигший их всех. Наверное, память о бытии драконов, о собственной жестокой смерти отбивала всякое желание обрекать себя на подобное наличие слабостей.
Ну или просто Руни из них был самым умным.
Или хитрым.
— Похож на свою мать, — улыбнулась Мия наконец, а в голове у неё тут же всплыл образ растрепанной, но уже явно намного лучше себя чувствующей невестки. Девчонка отказалась от кормилицы, заявив, что её молока ребёнку точно хватит и никому постороннему она своё дитя не даст.
Интересно, если бы у Мии хватило бы духу так же себя вести, всё было бы иначе? Если бы она сама кормила своих детей, ели бы она х воспитала?
Так или иначе — за обманчивой мягкостью внешности крылся стальной характер. Теперь Мия видела в ней внучку Наэлины.
Он, лорд Ксерай, порывался остаться в Диорене, но только разговор с Наэшафи заставил его спешно покинуть город и направиться в свои земли. Приближалась буря, и девочка хотела максимально обезопасить свою семью — Мия её прекрасно в этом понимала, поддерживала, и внутренне умилялась, особенно в свете того, что теперь в категорию семью тоже входила. Любимая свекровь, как-никак.
— Заней в бешенстве, — невзначай сообщил брат, отвлекая Мию от её мыслей.
Ну кто бы сомневался!
— А её к младенцу никто и не подпустит, — оскалилась она, вдыхая холодный ночной воздух и потеплее кутаясь в меховую накидку. — Это мой внук, моя кровь. Но да, подпортили мы династию Шисэ… Семнадцать поколений человеческой крови — и кроха-хелишен всё перечеркнул. Уже его люблю.
С каждым словом перед ней появлялось облачко пара — это только днём, под светом Очей, снег начинал таять, а вот в тёмное время суток лёд снова сковывал всё.
С удивлением Мия поняла, что у неё окоченели пальцы.
Стареет, что ли?
— Какая ты добрая.
— Какая есть.
Какая есть.
Другой уже не будет.
Не будет.
Ничего уже не будет…
Внезапно, в звёздном свете, Руни показался ей тоже постаревшим. Сайши их уровня едва ли могли заработать морщины, но, тем не менее глубокая складка залегла меж его бровей — не слишком ли часто брат стал хмуриться?
Да, поводов для радости у них было не то что бы слишком много, но терять позитив в их случае было смерти подобно. И вообще, за уныние в их семье отвечала именно она, Мия. Ещё с самых давних пор.
— Я так устал, сестра.
Его голос звучал обречённо.
Как же она его понимала…
— А кто из нас не устал?
— А'вэди?
— А вот он-то как раз больше всех устал, братец, — её усмешка вышла чересчур горькой. — У каждого из нас на шее ярмом весит по королевству, у него же — вся империя. Боюсь предоставить, как сильно болит у него голова.
Если у неё-то она, казалось, сейчас расколется пополам.
— У а'вэди есть Сатин. А мы — одни.
— Я, вообще-то, замужем.
— И сильно тебе это помогает? — озвучил Руни её собственные рассуждения, прекрасно поняв, что её слова были не более чем формальностью. — Или всё-таки скорее мешает?
Да, брат всегда её понимал.
Все братья…
Но в какой момент это изменилось? Когда а'вэди отдалился от них всех? Когда её собственный близнец перестал быть её половиной, когда его мысли и стремления стали для неё загадкой?
— Я не хочу об этом говорить.
— Когда мы по дороге к прекрасному светлому будущему свернули не туда? Когда мы стали столь несчастны?
— Наверное, когда выбрали брата, — пришлось признать.
— Или он — выбрал нас?
— Какая разница… Мы стали Талэ — и это нас уничтожило.
— Очень хочется думать, что мы и Сатин тот фактор, который не дал а'вэди стать чудовищем, но…
— Но от-таки стал, да? Как и каждый из нас. Мы все стали тем, кем нас малевали враги. Стали тем, кого боялись. Но поворачивать назад, каяться и сдаваться поздновато, тебе не кажется?
— Я хочу домой.
— Девочка так же говорила.
— Умная у тебя невестка… Береги её.
— Обязательно.
Вся магия семейных посиделок с братом рассыпалась в тот миг, когда Заря по связи сообщила о том, что в поместье пробрались незваные гости. Мия и сама почувствовала, как рухнул под натиском чужаков казавшаяся ей раньше нерушимым защитный барьер.
Руни тоже почувствовал это. Брат подобрался, положил руку рукоять покоившегося в ножнах меча.
— Любой ценой защитите мою невестку и её ребёнка, — приказала Мия окружившим её гвардейцам, чей настрой оберегать именно её был более чем очевиден.
— Но Ваше Величество… — впервые за все годы её брака возразили те ей возразили.
— Вам не ясен мой приказ? — вспылила она. — Я могу за себя постоять, сейчас здесь будут Заря и Тагуш, со мной находится мой брат, а Наэшафи и мой внук беспомощны. Потому. Я сказала. Защищать их до последней капли крови!
Наконец, они остались одни, посреди сада.
Ярость и негодование клокотали в груди Мии — как эти неизвестные посмели только сунуться на её территорию?!
Потом к этому примешалось то, чего она не ощущала очень, очень давно.
Предвкушение.
Предвкушение битвы.
Предвкушение крови.
Она — драконица, защищающая своё гнездо. Она — глава своей семьи, королева, она будет стоять до конца. Но знают боги, как она соскучилась по тяжести меча в руке. Ежедневные тренировки не давали этого ощущения.
Она — хищник.
И сунувшаяся на её землю добыча сейчас очень пожалеет о своём решении.
…Вот только, когда она и Руни примчались на звук боя, чтобы застать трупы нескольких гвардейцев Мии и — внезапно — дворцовых стражников, они увидели, что нападавших возглавлял бледный, залитый чужой кровью и взбешённый чем-то Вейли.
Вот с этой стороны предательства она не ждала, признаться. Только многолетний опыт не позволил Мие запнуться от шока.
— Ты что творишь? — прошипела она мужу, когда, тот налетел на неё, метя своим клинком ей куда-то в живот, но она успела парировать этот выпад и отбросить мужчину на несколько метров от себя.
В своих массивных доспехах, да и при всём своём немалом росте, Вейли был тяжёл. Но и она не дура — полагаться только на грубую силу не было смысла, когда в игру можно было включить аши. Сайши она или кто? Хотя, при прочих равных условиях, даже будь она тоже в своём доспехе, Мия всё равно имела бы преимущество. Шесс'ен были от природы сильнее и быстрее людей, такими уж их создал Страж когда-то.
Всё осложнялось тем, что, в отличие от своего свихнувшегося супруга, она своего противника убивать не собиралась. А сохранить жизнь в бою намного сложнее, чем просто прибить наглеца.
Руни в это время сражался с оставшимися приспешниками Вейли, не давая им вмешиваться — но и помощи от него ждать было бессмысленно.
— Ты убила её! — прохрипел Вейли, поднимаясь.
Ему на это понадобилось некоторое время, но, всё равно, намного меньше, чем обычному человеку.
Странно.
Мия никогда раньше не сходилась в бою с мужем, даже в тренировочном, но знала, что сайши он не был, возможности его были как у среднестатистического обученного человеческого воина. Но то что он показывал сейчас — выходило за эти рамки.
И это пугало.
Неужто неизвестный мастер разума решил вмешаться ещё раз?
Или кто-то ещё?
— О чём ты? — попыталась достучаться до него Мия. Нужно же ей было понять, какого Веа эти идиоты решили сунуться к ней в гости. И помяните её слово — если хоть кто-то из её подопечных пострадает, она заставит Зар сжечь виновником, и плевать ей на их души.
— Ты убила её! Мою Лию! Моих сыновей! — каждое слово Вейли сопровождалось ударом, от которого Мия, лёгкая и ловкая, успевала увернуться. — Ты! Это всё ты!
— Вейли, успокойся! Объясни, в чем дело.
Она не теряла надежды образумить его, хотя было очевидно, что это бессмысленно. В своей ярости человек будет идти до конца.
И… Вейли что-то говорил про Лию. Уж не про свою ли фаворитку?
— Ты приносишь только смерть! Ты меня обманула! Ты же обещала… Обещала!
В очередной раз уходя от удара, Мия нанесла собственный, по коленям. Мужчина потерял равновесие, ещё одного толчка было достаточно, чтобы он упал.
Но вставать он уже не спешил.
В темноте пахло прелой листвой, кровью и речной тиной.
— Вейли!
Мужчина не ответил.
Приблизившись к нему, Мия увидела, как возле его головы расползалась лужа крови, казавшаяся совершенно чёрной. Она же не просто так всегда говорила своим теням носить шлемы.
На Вейли шлема не было.
Был камень.
Камень. На который тот упал.
Как глупо…
— Ты убила Лию… — прошептал Вейли, и, затрещав, никогда не бывшая крепкой, связывавшая из золотая нить оборвалась.
Мия с непониманием смотрела на чёрную линию, опоясывавшую её правое запястье. Только что эта линия была отвратительно-жёлтого цвета. Теперь — как росчерк чернил, как глупая шутка, как бред, как…
Как?!
— Мия.
Руни появился рядом. Стало быть, с стражниками покончено. Брат быстро оценил ситуацию и, вздохнув, обнял её.
— Забирай детей и улетайте.
— Куда?
— К Магни. Я разберусь.
Женщина ощущала, как невыносимо ныло сердце. Как кричала и плакала её душа. Почему всё это происходило с ней? Почему она должна была переживать всё это? Неужели действительно — расплата за их выбор?
— Руни…
— Я разберусь, — повторил брат. — Всё будет хорошо.
Мия слышала, как громко, заполошно билось его сердце.
Мия знала, как звучала ложь.
Ничего не будет.