Ауксилия повстречала архонта в Ремесленном Квартале. Скат Селевка чётко отследил передвижение предателя. Стон его опускался на землю с небес. Виверны поспевали слепо за ним.
Бойцы начали что-то подозревать. Но ни один из них не понял до конца, в какую передрягу вляпался. Кроме Селевка.
Завидев некромантов, Актей остановился. Оглядел семёрку воинов Смерти, улыбнулся надменно и бросил лично превентору:
— Не справился сам, и привёл подмогу? Выйди вперёд, мальчишка, не прячься за их широкими спинами.
Селевк оскорбился до глубины души. С места не сдвинулся, не поддаваясь на провокации. Да, он выглядел молодо, хоть и прожил полторы человеческие жизни.
Это значительно меньше, чем остальные ауксиларии. Те успели тысячи лет разменять в землях за Экватором.
Но и он сам пробыл на свете всяко больше, чем юный Ламбезис. Будь он все ещё простым смертным. Естественно, разум архонта слился воедино с сознанием Бога Смерти.
— Мы здесь, чтобы вернуть всё на круги своя, — выйдя вперёд, заговорил магистр. Тон источал решимость. — Архонт. Где мощи Неназываемого?
Ламбезис прошёл ещё пару шагов к Ауксилии. Некроманты обнажали оружие из биомантия, готовые зарубить его, если приблизится ещё хоть немного. Металл шевелился, отзываясь на манипуляции хозяев.
Они рвались в бой. Все, кроме Галактиона. Секира предводителя смотрела лезвием в пол. Селевк также не спешил.
Киаф Бога Мёртвых покачал головой, почувствовав страх труповодов.
— Боюсь, вы опоздали, господа, — угрюмо заявил Актей.
Рядом с ним из ниоткуда всплыл полупрозрачный образ Неназываемого.
— Уже? — встрепенулся Селевк, выдавшись вперед. — Так быстро?..
— Саркофаг пустует несколько дней к ряду, — продолжал изменник, потешаясь над преследователями. — Прах божьих костей облепил моё тело. И теперь мы единое целое. Во веки веков. Ничто не разлучит нас. Даже смерть.
Галактион стал чернее тучи. Остальные некроманты померкли. Только сейчас они начали понимать, что могут и не вернуться обратно в Дельмейский Деспотат. Ауксиларии прилетели на убой, раз уж Вознесение архонта уже случилось.
Не живы и не мертвы, воины Смерти не ведали чувств тех, у кого бьётся сердце в обычном ритме. И всё же, некое подобие ужаса пленило их рассудок, сдавливая, будто в тисках. Выступить против Бога даже им казалось проигрышным заведомо.
Превентор сопротивлялся гнетущему порыву, ища поддержки во взгляде магистра. Галактион понимал шаткость их положения гораздо больше, чем кто-либо. Надеяться на него не стоило.
Раннее утро портилось буквально на глазах. Неровен час, над Саргузами вновь установится пасмурная погода, и кадавры выйдут на охоту.
Но пока гнойно-жёлтый свет бил архонту в спину. Пёк бледную кожу. Его белые волосы сияли и искрились, напоминая божественную ауру. Даже к избраннику Неназываемого это было вполне применимо.
Бог Мёртвых разжал свои жуткие зубы. Его голос и голос Киафа слились воедино.
Прародитель некромантов обращался к Ауксилии с позиции силы. Всё равно, что строгий отец к нерадивым детям:
— Что я вижу перед собой? — Неназываемый говорил гулко и в то же время угрюмо, испытывая неподдельное разочарование.
Тело Ламбезиса совсем не двигалось.
Актей стал не более, чем глашатаем божественной мысли. Бог выплескивался за пределы избранного им сосуда.
— Горстка побитых дворняг, загнанных в угол. И больше всего меня печалит, что такая участь вам по душе. Те, кто был до вас, — те, кто служил лично мне, — знали порядок вещей, своё место в мире и не боялись его защитить. Они были по-настоящему могущественны. А вы? Жалкие приспособленцы. Пугливые слуги никчёмных царьков. Отнюдь. Вы не лучше глистов, роющихся в куче дерьма. Ауксилия… Звучит нескромно. Даже громко — про копну бесполезных червей тем более.
В выражениях Пантеон никогда не стеснялся. И ведь Прародитель среди них был наиболее скупым в речах.
Правда Неназываемого жгла уши и глаза некромантов. Тот же Селевк прекрасно знал о лучших временах в истории предшественников. Они всегда стояли особняком среди всех прочих магов подобно Прародителю в Пантеоне. Потомки его одной рукой дарили Смерть, а второй преподносили Жизнь в новом, тёмном свете.
Ауксиларии даже близко не были так способны. Их удел — расплёскивать эфир и вести в бой безвольные куклы, набитые мертвечиной. Во славу базилевса или того, кто стремится им стать. Униженные, сломленные, податливые и послушные. Зато уцелели. Ценой достоинства и утраченной силы, которую мог привить лишь Неназываемый.
Ветвь некромантии встретила свой закат, когда Бог Смерти бросил вызов Пантеону. Его удалось остановить, но дорогой ценой. То, что уже мертво, невозможно убить. Неназываемого заточили в темнице на многие века. Верных ему труповодов истребили. Прямых наследников — тоже.
Помиловали только кучку отщепенцев, готовых служить в интересах росшей империи. Гориды уцелели, но лишь потому, что, кроме них самих, никто и понятия не имел об их причастности к Богу Смерти. Последствия наступили спустя многие годы.
Сейчас.
На предков Актея Ламбезиса ни Боги Пантеона, ни их наместники в лице императоров никогда не обращали внимания. Они были рядовыми вельможами в бедном краю гордых горцев, который дельмеи колонизировали в придачу к более богатым регионам. Рамхида расцвела при Горидах, создавая существенную прибыль для деспотов.
Со временем они стали править по обе стороны Давазских гор. Всех это устраивало: налоги шли, в их дела никто не лез без должной необходимости. Ламбезисы были всегда на виду, хотя их личные дела оставались в тени. Узнай об их родословной многим ранее, Неназываемый так и остался бы спать в Тропике Водолея. Но увы.
Рассуждения Бога Смерти глубоко ранили магистра. Галактион застал погребение Прародителя, он же и преобразовал Храм Костей в Ауксилию, сохранив часть адептов гнилой ветви. У него было своё представление о правде, пусть и навязанное. И он не хотел, чтобы Неназываемый затуманил мозги его последователей.
Галактион был бесконечно верен венцу деспотов. Не питал иллюзий насчёт мятежного Бога. С приходом Седьмой Луны Пантеон проснулся и преумножил былую мощь. Деспотат справится и без него. Малой кровью.
— Довольно пустых разговоров! — Магистр выступил против того, кому был обязан своим тёмным даром. — Актей Ламбезис! Архонт, я обращаюсь к тебе!
Бог Смерти оскалился. Молчаливый по природе своей, говорил он нечасто. Потому и ненавидел, когда перебивают. Неназываемый поплыл за спину Киафа, взял его за плечи, уставившись на свой позор в лице Галактиона.
Изменник посмотрел на предводителя ауксилариев исподлобья.
— Ты ничего нового не скажешь мне, — уверенно бросил ему Актей и выплюнул с презрением: — Пешка!
Каждый в Ауксилии понимал, чем обернётся разговор. И всё же, никто не проронил ни слова, оттягивая неизбежное. Так спокойнее. Галактион об этом даже не задумывался, и превентор это знал.
Учитель всё также смотрел на архонта, как на простого смертного из плоти и крови. Пытался пробудить в нём то человеческое, что осталось.
Селевк не стал противиться, лишь мысленно настраивал себя на худший исход. Он отказывался верить, что Киаф, уже вкусивший божественной мощи, отречётся от своего предназначения. Безумцам не писан закон, общий для всех. К морали они глухи.
— В погоне за мощами Неназываемого ты потерял всё! — начал магистр строго, вставая боком.
Его пальцы ощупывали позвонки, являвшие собой древко секиры. Биомантий рвался из рук в бой.
— Кроме тебя и твоей сестры никого не осталось.
— Ошибаешься, магистр, — покачал головой Ламбезис.
Потеряв единицы, он приобрел сотни. Тысячи. А со временем число легко могло перерасти в миллионы. Войско, которое не победить. Войско, которое очистит от скверны весь прогнивший мир.
— Базилевс распорядился стереть Горидов с лица земли. Мы повиновались, как и всегда. Ты изгнан из Храма Бурь.
— Шайка прихлебателей, — высокомерно отозвался архонт.
Жрецы изнежены изобилием. Они погрязли во грехе. Наоборот, Актей был рад, что больше не имеет отношения к хиреющим потомкам «лучших среди магов».
— Больше ты не властвуешь над Рамхидой.
— Это пока.
Власть приобретается и теряется. Архонт — человек, от природы одарённый и заточивший свой ум в лучших мусейонах Деспотата. Он понимал это даже больше, чем многие базилевсы. Его новая вотчина — Саргузы и прилегающие территории. Придёт час триумфа, и весь обновлённый мир будет чествовать его как нового владыку. Светоча, показавшего новый путь обеим половинам Аштума.
Голос Галактиона становился всё злее, отдавая скрежетом стали.
— Твоя семья перебита. Ваши имена вычеркнуты из истории мира. Ты больше не муж своей жене, не отец своему сыну.
— Я был готов на эту жертву с самого начала!
Любовь для потомственного аристократа — пустой звук. Брак по расчёту с ней не имеет ничего общего. Его жена стала просто придатком к его семье. Выгодным приобретением, не более того. А ребёнок от этой женщины, по разумению Актея, — самый никчёмный способ оставить след в мире.
Он был нацелен его пошатнуть, перекроить, сделать по-настоящему слаженным. А семья, дети — удел тех, кто неспособен на большее. Тех, кто готов уйти в никуда тихо, отдав свою жизнь на заклание ради шансов потомков на лучшую долю. Ламбезис видел в наследниках не больше, чем прихоть. Ибо знал: он изменит саму Жизнь. Это главное.
Истинный катарсис для него лежал в совершенно иных плоскостях. Вот, что роднило изменника с мятежным Богом особенно. Вот, почему Пантеон и его последователи страстно желали его уничтожить.
— Фамильный склеп, где покоятся твои предки, разрушен до основания. Твоё имение обратилось в пыль. Виноградники сожжены. Твои богатства перешли в казну Империи. Твои рабы отпущены на волю. Твои воины легли костьми. А когда Иоланта испустит последний вздох, ты останешься один против всех.
— Наивный вырожденец, — глумливо бросил Актей Галактиону. — Мертвецам плевать, что после них происходит на бренной земле. Базилевс лишил меня мирских благ, но взамен я приобретаю власть над всем сущим. Разве ты этого не понял?
Лицо магистра окаменело. Предводитель ауксилариев вздохнул, сжал древко секиры до судорог в пальцах.
— Этому не бывать, — сказал Галактион, как отрезал. — В тебе не осталось ни капли благоразумия, Ламбезис. Тебе плевать на мир. Личные амбиции — всё, что тебя волнует.
— Ничтожество, — усмехнулся Киаф. — Ты дышишь воздухом Аштума столько лет, но до сих пор не заметил противоречий, которыми он полнится. Граст показал мне, где надломился мир, и я прозрел в один миг. Я наведу порядок. Настоящий.
Селевк осёкся. Его учили бояться даже помыслить об имени Прародителя. Когда он его услышал, то по мертвецки бледной коже его пошли мурашки. Будто у обыкновенного, полноценно живого человека.
— Ты перечеркнешь все эпохи! Бывшие и грядущие! — сорвался магистр.
— Говоришь о том, чего не знаешь, — заметил изменник. — Тебе это не дано. Тебе не дано понять, я нечто большее, чем сын своего отца. Больше, чем человек. Не просто правитель Рамхиды. Я новатор. Я освободитель. Я архитектор нового мира. Я — отражение Бога Смерти, что поднимает из земли саженцы слаженной жизни. Я задаю порядок.
— Нет! — возразил Галактион, закипая от гнева. — Ты всего лишь умалишенный дворяшка, дорвавшийся до всеобъемлющей силы Прародителя. Думаешь, что управляешь ей? Нет! Она управляет тобой! Потому что ты слаб, ты не больше, чем простодушный смертный, как все прочие! Удобный сосуд. Поэтому ты угроза…
— Я — спасение, — нагло поправил его Ламбезис.
— Ты слился с Неназываемым. Здесь твоя жизнь окончена. Мы отрежем тебя от Бога Смерти. От тебя ничего не останется. Ни в Аштуме, ни в Аиде, ни в Эребе. Нигде!
Фантом выплыл из-за спины архонта.
— Смелое заявление, — хмыкнул Актей. — Сыпь угрозами, сколько угодно…
Он осмотрел поочередно всех ауксилариев. Обошёл Галактиона стороной. Заострил внимание на Селевке, который выглядел более взвинчено, чем остальные. После этого улыбнулся лукаво и прояснил:
— Да только условия здесь выставляю я. Пора бы это понять.
Превентор убрал глаза в сторону, не выдержав тяжелого взгляда Ламбезиса. Тот зрел ему прямо в душу, тонко ощутив червоточины на её поверхности.
— У вас только два пути, Ауксилия. Вслушайтесь в то, что я говорю.
— Кем ты себя возомнил, гнусный… — начал было Галактион.
— Закрой. Рот. — Актей отчеканил эти два слова, разговаривая с ним, как с бесправным рабом.
Магистр подавился собственным языком, опешив от приказного тона Киафа.
Ауксиларии начали мерно приближаться к изменнику. За ними поспешал учитель.
— Подлый изменник, — прошипел Галактион, обхватив секиру поудобнее.
Селевк же стоял там, где и был. Просто наблюдал за развитием событий. Он всё это время молчал, не вмешиваясь. Вспоминал поединок, приключившийся между ним и архонтом. С тех пор схватка не покидала его мысли. Превентор выжил, но едва ли для реванша бок о бок с некромантами. Он тоже своего рода узрел истину. Истину, озвучить которую в Ауксилии значило лишиться жизни в Посмертии.
— Выбор за вами, — невозмутимо продолжал изменник. — Я уничтожу вас — не моргну и глазом. Ваши души отправятся в Аид на корм демонам. Я не дам вам сгнить в сырой земле Саргуз. Я выжму все соки из ваших костей и эфира, что их наполняет. Повлиять на это вы не сможете, ведь покойникам не подвластны их тела.
— Не посмеешь! — взревел остервенело Галактион. — Тебе не одолеть нас!
Ламбезис ответил ему снисходительной улыбкой. Некроманты приближались, но его это волновало мало.
— Труповод понятия не имеет, что испытывает мертвец у него на ниточках. Но я предоставлю вам эту возможность. Навряд ли вы обрадуетесь такой участи, — рассуждал он. — Если кто-то хочет от своей судьбы чего-то большего, сейчас самое время действовать. Спросите себя, некроманты, какой удел вам милее — терпеть ошейник на привязи у архонта или влиться в новый мир, как хозяева?
Превентору далось не легко, но он приложил волевое усилие и последовал за своим учителем. Обнажил меч. Сколопендра зашевелилась, щелкая хелицерами.
На рукояти сошлись воедино две ладони. Он собирался нанести решающий, фатальный удар. Доказать в первую очередь самому себе, что чего-то стоит.
— Осталось ли у вас достоинство? Готовы ли вы сбросить оковы и последовать за своим Прародителем? — обращался к некромантам Актей.
Архонт видел их всех, но смотрел только на одного. В первую очередь, его интересовал Селевк. Тот во всей красе узрел силу Бога Смерти, пока дожидался в Саргузах других ауксилариев. Он не мог не подивиться тому, что несёт в себе моровое поветрие. У него было время призадуматься над тем, куда ведёт его дорога, навязанная Дельмейским Деспотатом. Лёд тронулся — и это оказалось в порядке вещей.
Действительно, Ламбезис не прогадал. Он хорошо разбирался в людях. Видел насквозь что Селевка, что Альдреда. Оба они неволей влились в игру, которую затеял избранник Неназываемого. И что первому, что второму в ней отведены особые роли.
Но Актей лишь нанёс превентору первый удар. Броня молодого некроманта ещё не раскололась окончательно. Он должен был закончить начатое. Поэтому заговорил опять:
— Я спрошу ещё раз, готов ли ты принять свою судьбу?
Селевк знал, обращаются именно к нему.
Пока он шёл, перед его глазами проносилась вся его долгая жизнь. Никогда прежде превентор не смотрел на неё под таким углом.
Ему было привычнее соответствовать постулатам Ауксилии. Мнить себя причастным к незримой силе, что прямо влияет на дальнейший ход истории дельмеев. Участвовать в переворотах. Свергать и садить на трон базилевсов. Просто быть и совершенствовать себя в ожидании напасти, которая всё-таки пришла в Аштум.
Но когда она всё-таки явилась, тут же вскрылась неудобная правда. Её озвучил сам Неназываемый Бог. Устами Киафа, которого тот избрал. Ненависть, копившаяся уже век, дала о себе знать. В самый неподходящий для Ауксилии момент.
Селевку никогда не давали выбора, как и куда ему идти, — только указывали. Никто ничего не предлагал ему. Кроме Ламбезиса.
До конца превентор не понимал, что именно готовил ему архонт, но подозревал: туманное будущее может избавить его от груза на душе.
Преобразить его. Сделать сильнее. Из послушного орудия в чужих руках — в полноценного некроманта. Наследника Прародителя.
Шанс встать на замену Галактиону Селевк потерял, разочаровав Ауксилию. Зато самого Неназываемого Бога он умудрился заинтриговать. Не стоило это игнорировать.
Пришла пора принять судьбоносное решение. Селевк не стал колебаться. Актей видел это, плотоядно улыбаясь. Превентор зашёл резко за спину магистра и нанёс удар.
Меч из биомантия высунул остриё из торса Галактиона, пробив грудную клетку насквозь. Бурая кровь заляпала мостовую. Глава ауксилии задёргался, испытав жгучую боль, которую давно позабыл.
Сколопендра зашипела, дробя хелицерами грудную клетку. Перемалывая живой доспех. Задрыгала конечностями, разрывая внутренности некроманта.
Остальные остановились, глядя на предательство в ужасе.
— Глупец, — сорвалось у магистра с синих губ.
А Селевк лишь произнёс тихо:
— Я готов…