С этого дня найденыш так загрустил, что жалко было смотреть. Работал он за четверых, но забыл про отдых и радость, и Мадлене не удавалось допытаться, что с ним. Как он ни клялся, что не любит Мариэтту и не жалеет о ней, Мадлена ему не верила — ничем иным она не могла объяснить его печаль. Она горевала, видя, что он страдает и утратил доверие к ней, и удивлялась упорству и гордости, с которыми молодой человек замыкался в своей тоске.
От природы чуждая всякой навязчивости, она решила больше не заговаривать с ним об этом. Она сделала еще несколько слабых попыток вернуть Мариэтту, но встретила такой отпор, что пала духом и замолчала; хотя тревога по-прежнему снедала ее, она этого не показывала, чтобы не причинять ближним еще больше страданий.
Франсуа работал на нее и помогал ей так же неутомимо и честно, как раньше. Он и теперь старался побольше бывать с Мадленой, но уже не мог говорить с нею так, как когда-то. При ней он всегда испытывал смущение. Он то краснел, как огонь, то белел, как снег, а ей казалось, что он заболел, и она касалась его запястья, проверяя, нет ли у него жара; но он отдергивал руку, словно прикосновение причиняло ему боль, и подчас делал Мадлене упреки, которых она не понимала.
С каждым днем отчуждение между ними все нарастало. Тем временем полным ходом шли приготовления к свадьбе Мариэтты и Жана Обара, назначенной на день окончания траура девицы Бланше. Мадлена боялась этого дня: она думала, что Франсуа может лишиться рассудка, и решила на время отослать найденыша в Эгюранд, к его прежнему хозяину Жану Верто — пусть там рассеется. Но Франсуа вовсе не желал, чтобы Мариэтта пришла к той же мысли, какой упорно держалась Мадлена. Он тщательно скрывал свою печаль при девушке, дружески болтал с ее женихом и, встретив Северу где-нибудь на дороге, перекидывался с ней шуточкой в знак того, что нисколько ее не боится. В день свадьбы он явился, и так как на самом деле был рад, что девчонка уберется из дому и Мадлена избавится от ее ложной дружбы, никто даже не заподозрил, что он когда-нибудь был влюблен в Мариэтту. Мадлене — и той пришлось поверить, что это правда, или хотя бы предположить, что он утешился. Она, как всегда, благожелательно простилась с Мариэттой, но поскольку эта девица затаила на нее зло за найденыша, мельничиха отлично поняла, что золовка уходит от нее без сожаления и доброго чувства. Как ни привычна была кроткая Мадлена к обидам, она все же всплакнула от такой злобы и помолилась богу, чтобы он простил девушку.
А еще через неделю Франсуа неожиданно объявил, что у него дело в Эгюранде и он уходит туда дней на пять-шесть, чему Мадлена не только не удивилась, а, напротив, обрадовалась, полагая, что перемена места пойдет на пользу его здоровью: ей казалось, что он захворал, так как слишком настойчиво подавляет свое горе.
Что до Франсуа, то это горе, которое он, на первый взгляд, избыл, с каждым днем все сильнее терзало его сердце. Он думал только о Мадлене — наяву и во сне, вблизи и вдалеке она всегда была у него в душе и перед глазами. Правда, он и без того всю жизнь любил ее и думал о ней. Но до последнего времени эта мысль была для него радостью и утешением, а теперь внезапно превратилась в источник смятения и горя. Пока с него довольно было считать себя сыном и другом Мадлены, он ничего лучшего на земле и не желал. Но теперь, когда любовь все в нем перевернула, он просто каменел от отчаяния. Он воображал, что, в отличие от него, Мадлена никогда не переменится. Он корил себя за то, что слишком молод, что встретился с ней, когда был слишком мал и несчастен, что стоил этой бедной женщине слишком многих трудов и неприятностей, что всегда был для нее предметом не гордости, а лишь забот и сочувствия. Наконец, он изображал ее себе такой красивой, привлекательной, желанной и стоящей настолько выше его, что ее разговоры о том, как она постарела и подурнела, казались найденышу уловкой, с помощью которой она хочет помешать ему домогаться ее.
Между тем Севера, Мариэтта и вся их шайка принялись открыто честить ее за Франсуа, и он испугался, что если сплетни дойдут до ушей Мадлены, она с досады захочет расстаться с ним. Он сказал себе, что по доброте своей она никогда ему в этом не признается, а просто будет, как раньше, страдать из-за него, и решил посоветоваться обо всех делах с господином кюре из Эгюранда, которого знал за человека справедливого и богобоязненного.
Он отправился к нему, но не застал его. Священник уехал к епископу, и Франсуа, зайдя переночевать на мельницу Жана Верто, согласился погостить там несколько дней до возвращения господина кюре.
Честный хозяин Франсуа остался все тем же приветливым человеком и добрым другом, а его достойная дочь Жаннета собиралась замуж за славного малого, которого выбрала скорей по разуму, чем по склонности, но, по счастью, питала к нему больше уважения, нежели неприязни. Поэтому Франсуа стало с ней легче, чем раньше, а так как вечер был субботний, разговор их затянулся, и найденыш, проникшись к ней доверием, рассказал обо всех напастях, из которых он, к удовлетворению своему, вызволил госпожу Бланше.
Мало-помалу Жаннета, девушка довольно проницательная, догадалась, что дружба эта волнует найденыша сильней, чем он говорит. И, взяв его неожиданно за руку, она попросила:
— Не таитесь от меня, Франсуа. Теперь я образумилась и, как видите, не стыжусь признаться, что думала о вас больше, чем вы обо мне. Вы это знали, но не воспользовались этим. Вы не захотели меня обмануть, и корысть не побудила вас поступить так, как поступили бы на вашем месте многие. За такое поведение и верность женщине, которую вы любите больше всего на свете, я глубоко уважаю вас, и не только не отрицаю, что питала к вам чувство, но даже с удовольствием вспоминаю об этом. Надеюсь, мои слова внушат вам только уважение ко мне, и вы по справедливости признаете, что у меня нет ни обиды, ни досады на вас за ваше благоразумие. Я докажу вам это еще более убедительно, и вот чем. Вы любите Мадлену Бланше не просто как мать, а как молодую, привлекательную женщину, на которой хотели бы жениться.
— О! — вырвалось у Франсуа, и он зарделся, как девушка. — Я люблю ее как мать и уважаю всем сердцем.
— Не сомневаюсь, — согласилась Жаннета, — но вы любите ее и так и этак, потому что ваше лицо говорит одно, а слова — другое. Я вижу, Франсуа, вы боитесь сказать ей то, в чем боитесь открыться и мне; и вы не знаете, может ли она, в свой черед, полюбить вас и так и этак.
Жаннета Верто говорила так тепло и разумно, весь ее вид был исполнен такого искренного дружелюбия, что у найденыша не хватило духу отнекиваться, и он, пожав ей руку, сказал, что почитает ее за сестру и что она — единственный человек, которому он не побоялся открыть свою тайну.
Жаннета задала ему еще несколько вопросов, и он без колебаний откровенно ответил на них. Тогда она сказала:
— Теперь мне все ясно, друг мой Франсуа. Я, конечно, не знаю, что думает Мадлена Бланше, но прекрасно вижу, что вы проживете с ней рядом еще десять лет, но так и не осмелитесь поделиться своим горем. Ну что ж, я сама все за вас узнаю и сообщу вам. Завтра мы втроем — отец, я и вы — отправимся к ней, словно решили познакомиться и по-дружески навестить достойную женщину, вырастившую нашего друга Франсуа; вы уведете отца во двор под предлогом, что хотите с ним посоветоваться, а я тем временем потолкую с Мадленой. Я буду осторожна и выскажу ваши намерения лишь после того, как она откроет мне свои.
Франсуа чуть не бросился Жаннете в ноги — так сердечно он был благодарен ей за доброту, и они сговорились с Жаном Верто, которого дочь, с разрешения найденыша, во все посвятила. Наутро они пустились в путь. Жаннета уселась на круп лошади, позади отца, а Франсуа опередил их на час, чтобы предупредить Мадлену о приезде гостей.
Франсуа вернулся в Кормуэ перед закатом. В дороге его прихватила гроза, но он не огорчился, потому что уповал на дружбу Жаннеты, и на сердце у него было спокойней, чем до ухода в Эгюранд. Туча роняла на кусты последние капли дождя, и дрозды надсаживались во всю мочь, словно благодаря солнце за прощальный луч, который оно посылает им перед тем, как спрятаться за холмом Большой Корле. Под самым носом у Франсуа стайки пичуг перепархивали с ветки на ветку, и щебет их подбадривал его. Ему вспомнилось время, когда он, совсем еще малыш, бродил по лугам, беззаботно мечтая и свистом подманивая птиц. Внезапно найденыш увидел красногузку, как именуют в наших краях снегиря; птаха кружилась вокруг его головы, словно предсказывая удачу и добрые вести. И тут ему на ум пришла старинная колыбельная на местном наречии, которую, баюкая его, певала матушка Забелла:
Мадлена не ожидала его обратно так скоро. Она даже побаивалась, что он вовсе не вернется, и, завидев найденыша, не удержалась, выбежала ему навстречу и поцеловала, чем, к удивлению своему, вогнала его в краску. Франсуа предупредил ее о гостях и, чтобы она ничего не заподозрила, — а быть понятым он, казалось, опасался не меньше, чем сокрушался о том, что его не понимают, — намекнул ей, что Жан Верто задумал купить участок в здешних краях.
Мадлена тут же захлопотала по хозяйству, чтобы как можно радушней принять друзей Франсуа.
Пока старый Верто ставил лошадь в стойло, Жаннета вошла в дом и с первого взгляда прониклась искренной дружбой к Мадлене, которая ответила ей тем же: начав с рукопожатия, они, словно из любви к Франсуа, уже через минуту расцеловались и заговорили так непринужденно, как если бы давным-давно знали друг друга. Но, по правде сказать, они просто были очень хорошие, очень стоящие женщины. Жаннета не могла подавить в себе легкую зависть при виде того, как человек, которого она, пожалуй, все еще немножко любила, так тянется к другой, но ревности она не почувствовала и утешилась сознанием того, что делает доброе дело. Мадлена же, приметив, как хорошо сложена и приятна с лица эта девушка, вообразила, что Франсуа любит именно ее и горюет о ней, что Жаннета обещана ему и сама сказала об этом. Однако она, в свой черед, тоже не воспылала ревностью, потому что никогда не думала о Франсуа иначе, как о сыне.
Но в тот же вечер, после ужина, когда старик Верто, приуставший с дороги, отправился на боковую, Жаннета увела Мадлену на улицу, шепнув Франсуа, чтобы он с Жанни держался в стороне, но сразу же подошел к ним, как только она опустит свой подоткнутый сбоку передник; затем она исполнила данное ей поручение, да так добросовестно и ловко, что Мадлена не успела даже ахнуть. Чем дальше шло у них объяснение, тем сильней изумлялась мельничиха. Сначала она предположила, что это еще одно доказательство доброты Франсуа — он хочет положить конец сплетням и стать ей помощником на всю жизнь. И она стала отказываться в убеждении, что такой молодой человек приносит слишком большую жертву, намереваясь жениться на женщине старше его; он еще в этом раскается и не сумеет долго хранить ей верность без скуки и сожаления. Нет, запротестовала Жаннета, найденыш любит ее так глубоко и пылко, что теряет покой и здоровье.
Этого Мадлена не могла понять: мельничиха всегда жила скромно и благоразумно, не любила наряжаться, почти не бывала на людях, пропускала мимо ушей любую лесть и давно уже не представляла себе, какой она кажется в глазах мужчин.
— Да перестаньте вы наконец упрямиться! — продолжала Жаннета. — Как можно ничего не замечать и не верить тому, что вам говорят, когда вы ему по душе и ваш отказ убьет его? Если вы ему откажете, значит, бедный мальчик вам не нравится и вы не желаете ему счастья.
— Не говорите так, Жаннета, — возразила мельничиха. — Я люблю его почти так же, нет, пожалуй, совсем так же, как своего Жанни, и, знай я, что он любит меня по-иному, я, конечно, не была бы так спокойна в своей привязанности к нему. Но что поделаешь! У меня в мыслях не было ничего подобного, и я сейчас так потрясена, что не знаю, как вам ответить. Прошу вас, дайте мне поразмыслить, поговорить с ним и убедиться, что им руководит не вздорная выдумка, или досада на что-то другое, или просто желание вернуть мне долг; этого я боюсь больше всего, потому что он сполна вознаградил меня за мои заботы, и отдавать мне свою свободу и самого себя — это уж чересчур, если только он впрямь не любит меня так, как вам кажется.
Услышав эти слова, Жаннета опустила передник, и Франсуа, державшийся неподалеку и не спускавший с нее глаз, подошел к ним. Жаннета ловко попросила Жанни показать ей ручей и ушла с ним, оставив Мадлену и Франсуа вдвоем.
Мадлена собиралась спокойно порасспросить найденыша, но тут вдруг оробела и застыдилась, как пятнадцатилетняя девочка: ведь причина такой стыдливости, столь милой и приятной нам в человеке, — не возраст, а чистота помыслов и поступков. И Франсуа, увидев, что его дорогая матушка краснеет и дрожит посильнее, чем он сам, понял, что для него это куда лучше, чем ее всегдашнее спокойствие. Он взял ее за руку и не смог сказать ни слова. Но когда, все еще дрожа, она сделала попытку направиться вслед Жанни и Жаннете, он сильным движением удержал ее и увлек за собой. И Мадлена, почувствовав, как решимость придает ему смелости противиться ей, поняла лучше, чем на словах, что рядом с нею уже не найденыш, ее былой приемный сын, а ее возлюбленный, ее Франсуа.
И когда они походили вот этак, молча, но держась за руки и прильнув друг к другу, как две лозы, Франсуа молвил:
— Пойдем к ручью — может, так у меня слова на язык придут.
У ручья они не нашли ни Жаннеты, ни Жанни — те вернулись домой. Но Франсуа, вспомнив, что впервые встретил здесь Мадлену и здесь же, одиннадцать лет спустя, простился с ней, собрался с духом и заговорил. Надо думать, говорил он хорошо, и Мадлена не смогла ему ничего возразить, потому что в полночь они все еще сидели там, и она плакала от радости, а он на коленях благодарил ее за согласие взять его в мужья.
— Здесь истории конец, — объявил коноплянщик, — потому что рассказывать о свадьбе было бы слишком долго; я был на ней и знаю, что в тот же день, когда, найденыш перевенчался с Мадленой в приходе Мерс, Жаннета вышла замуж в приходе Эгюранд. И Жан Верто потребовал, чтобы Франсуа с женой и Жанни, который был очень рад случившемуся, со всеми их друзьями, родичами и знакомыми приехали к нему вроде бы как на вторую свадьбу, и она оказалась такой удачной, пристойной и веселой, какой я с тех пор не видел.
— Выходит, ваш рассказ — чистая правда? — спросила Сильвина Куртиу.
— Если и нет, то мог бы ею быть, — ответил коноплянщик. — А не верите, сходите туда сами да поглядите.