Оливия
Семь недель спустя
За семнадцать дней до боя Сета против Дона
Я сжимаю руками керамический унитаз. Это третий раз в моей жизни, когда я становлюсь жертвой жареной курицы, приготовленной Селеной. Пищевое отравление. Это происходит каждый раз, когда она запекает курицу, и, как назло, я единственная в доме, у кого слабый желудок. Селена, Сет, Джексон, Дэррил и его жена съели то же самое, но похоже, что я единственная, кому достались недопеченные куски. Единственная причина, по которой я это съела, заключалась в том, что мы с Сетом заперты уже несколько недель. Я начинала уставать от его мужской, диетической и постной еды. Мой желудок скручивается, и я быстро заправляю выбившуюся прядь волос за ухо. Меня рвет. Снова тошнит до тех пор, пока я не перестаю дышать и пока мое горло не начинает гореть. Затем мой желудок успокаивается, а позывы к рвоте отпускают меня. Я отпускаю унитаз и приваливаюсь к стене ванной, совершенно измученная. Странно, учитывая, что я проснулась меньше часа назад. Я опускаю голову на колени и закрываю глаза. Ненавижу болеть. Я ненавижу болеть больше всего на свете. Вы не осознаете, насколько вы здоровы, пока не почувствуете себя плохо.
— О? — зовет Селена из моей спальни. — Ты в порядке?
Я не отвечаю. Боюсь, что, если я сделаю одно маленькое движение, меня опять вывернет. Раздается тихий стук в дверь ванной, и я стону «войдите». Даже я признаю, что это больше походило на умирающего тюленя, чем на человека, дающего разрешение открыть дверь.
— Как ты держишься? — спрашивает она, ее голос наполняет тихую ванную комнату.
— Я ненавижу тебя, — ворчу я, не поднимая лица.
Она смеется.
— Я не знаю, что сказать, О. Держись подальше от того, что я жарю, если не можешь с ним справиться. — Слово «жарю» заставляют меня съежиться. Я никогда, никогда больше не захочу есть ничего жаренного.
— Ты не возражаешь, если я немного посижу здесь? Джексон пришел, а я правда не хочу видеть его сегодня.
Я киваю. Это, должно быть, худшая комната в доме, в которой можно спрятаться, особенно когда кого-то тошнит вчерашним ужином и желудочной кислотой, но, эй, это ее выбор. Есть определенный режим, которому Селена и Джексон следуют каждые несколько дней. Он приходит. Они разговаривают. Занимаются сексом. Он кончает (буквально). Они спорят. Он уходит. Джексон здесь, так что это значит, что сегодня «плохой» день. Мой желудок сводит от этой мысли. Я действительно начинаю сожалеть о нашей договоренности с Селеной… И количество споров между Сетом и Джексоном просто смешно до нелепости.
Думаю, что Сет тоже сходит с ума, будучи все время запертым здесь. Он никуда не выходит, и из-за всего этого он даже тренируется дома. В гостиной царит беспорядок. Она заполнена беговыми дорожками, гантелями, скакалками, штангами, боксерскими перчатками и другими перчатками странной формы. Наш дом превратился в тренажерный зал, и Сет установил свой собственный распорядок дня. Секс. Тренировка. Еда. Секс. Тренировка. Еда. Больше секса. И так по кругу. Он так поглощен своим расписанием, что больше не соблазняет меня на секс. Он бросает на меня такой взгляд… Этот сексуальный, темный взгляд из-под бровей, который говорит: «Снимай одежду», и мы начинаем. Он агрессивен и капризен, и так было последние четыре недели. Он на самом деле немного меняется в преддверии большого боя, так что я не буду злиться на него. Я только надеюсь, что, когда все закончится, я верну своего Сета, того, за которого вышла замуж: очаровательного, милого, страстного и заботливого.
— Оливия, — зовет Сет через деревянную дверь, отрывая меня от собственных мыслей.
Выдыхая, я поднимаю голову и позволяю ей откинуться обратно на стену. Селена сидит, прислонившись к шкафам под раковиной. Ее светлые кудри собраны в милый беспорядочный пучок на макушке, и она сильнее натягивает свой пушистый халат на плечи.
— Который час? — спрашиваю я Селену, и она достает свой телефон из внутреннего кармана.
— Восемь.
Я вздыхаю.
— Сет закончил тренировку и хочет принять душ.
Вау. Его распорядок дня стал настолько масштабным, что я на самом деле знаю время, когда он принимает душ.
Селена поднимает ладони и встает на ноги.
— Больше ничего не говори. Я спрячусь в другой комнате до ухода Джексона.
— Я спущусь через минуту. Может, смогу отпугнуть Джексона своим смертельно бледным лицом, — говорю ей, и с неловкой улыбкой она выходит из ванной, впуская Сета.
Я остаюсь сидеть у стены, наблюдая, как Сет стягивает через голову толстовку. Она на три тона темнее, чем была, когда он ее надевал. Когда он отпускает ее, весь впитанный ею пот ускоряет падение на пол. Мой взгляд скользит по его спине, когда муж поворачивается в мою сторону. Я терпеливо жду, пытаясь разгадать, с каким Сетом мне придется иметь дело этим утром.
— Тебе лучше?
Я думаю над его вопросом. Живот больше не болит, горло не горит, но я все еще чувствую вялость.
— Я чувствую себя намного лучше теперь, когда из меня вышли все остатки курицы, приготовленной Селеной.
Сет смеется и протягивает свою большую руку. Я бросаю на него взгляд, но не решаюсь взять. Сет хмурится.
— Боюсь, что если встану… Меня может вырвать на все вокруг, — признаюсь я, подтягивая колени к груди.
— Я помогу тебе. Двигайся медленно.
Я в замешательстве наблюдаю за его милыми действиями.
— Почему мне нужно вставать?
— Потому что я собираюсь принять душ с тобой. Ты почувствуешь себя лучше.
Странно. Сет принимал всегда принимал душ в одиночку после тренировок дома. Когда я спросила Дэррила об этом, он заверил меня, что все это часть «ментальной подготовки» Сета.
— Что случилось, Оливия? — спрашивает он, все еще протягивая руку.
— Мы не принимали душ вместе неделями, — напоминаю ему. — Уверен, что хочешь…
— Я хочу принять душ вместе этим утром. — Его голос низкий и властный. — Дай руку.
Не раздумывая ни секунды я просовываю свою руку в его, и он проводит грубым большим пальцем по тыльной стороне ладони, а затем поднимает меня на ноги. Я слегка раскачиваюсь, и он делает паузу, проверяя, не нужно ли ему снова наклонить меня над унитазом. К счастью, мой желудок остается на своем месте. Сет хватает подол моей рубашки, прежде чем стянуть ее через голову. На прохладном утреннем воздухе мои соски твердеют, а кожа покрывается мурашками. Сет смотрит на мою грудь и затвердевшие соски и открывает рот.
— Я…
— Если ты скажешь хоть одну шутку про соски, клянусь Богом, я ударю тебя по больному месту.
Он закрывает рот и обращает свое внимание на свои штаны со шнурками. Я так и знала! Я знала, что он собирался сказать шутку про соски. Один за другим он дергает за шнурки, пока я быстро снимаю нижнее белье и отбрасываю его в сторону. Я прохожу мимо Сета и иду в душ. Ему нравится горячий душ, поэтому я поворачиваю ручки. На восемьдесят процентов горячую и двадцать процентов холодную. Лично я предпочитаю более низкие температуры, что-то среднее между теплом и холодом. Я держусь подальше от горячего потока, смачиваю только губку и добавляю каплю геля с запахом граната. Сет говорит, что ненавидит мой гель для душа с фруктами, но думаю, что втайне он ему нравится. Мы уже давно вместе, и я еще не видела, чтобы он пытался его заменить.
Сет заходит в душ и сразу же подставляет свое крупное тело под непрерывный поток воды. Он откидывает голову назад, позволяя ей стекать по лицу и вниз по телу.
Проходит несколько минут, и он бросает на меня взгляд через плечо. Я стою в стороне с намыленной губкой и просто жду, когда он даст мне знать, нужна ли ему моя помощь. Капли воды скатываются с краев его лица, прежде чем упасть на грудь.
— С тобой все в порядке? — Я слышу беспокойство в его голосе. Хотя Сет и был немного отстраненным и неприятным в последнее время, он всегда защищал меня и беспокоился обо мне. Это не изменилось.
Я киваю.
— Просто держусь подальше от тебя.
Его естественные правильной формы брови сходятся вместе.
— Почему?
Он выходит из-под душа и приближается ко мне. Его тело слегка розового оттенка от горячей воды, но даже такой женственный оттенок ему идет.
Я пожимаю плечами, опуская взгляд в пол.
— В последнее время ты стал другим. Отстраненный и трудный в общении… Я не знаю, чего ты хочешь.
— Я всегда хочу одного и того же, — говорит он мне, подцепляя пальцем мой подбородок и притягивая ближе. — Потерпи меня, О. Как только это закончится, я вернусь к нормальной жизни, обещаю.
Я снова киваю, это обещание очень важно для меня. Сет берет губку из моих рук.
— Повернись.
Я делаю так, как он мне сказал, и поворачиваюсь, становясь к нему спиной. Он убирает мои волосы и прижимает губку к плечу. Я почти стону вслух, когда Сет обводит мою левую лопатку, а затем правую. Я наклоняюсь вперед, упираясь лбом в холодную плитку.
— Приятно знать, что мой Сет все еще где-то там, — бормочу я, когда он проводит губкой по моему позвоночнику.
— Я все еще здесь, — отвечает он, убирая мои волосы с шеи. — Я под большим давлением, но все еще здесь.
Я улыбаюсь. Это все, что мне нужно услышать.
***
Сет
— Вау, — заявляет Джексон с дивана, когда мы с Оливией спускаемся по лестнице. — Стряпня Селены действительно навредила тебе.
Его глаз полностью зажил, и единственное, что выдает тот факт, что он вернулся к Лаки — порез на переносице. Мне любопытно посмотреть, может ли он все еще драться. Так ли он хорош, как я помню.
— Заткнись, Джексон, — огрызается Селена с кухни.
Большой частью своего веса Оливия опирается на меня, но мне все равно. Она не много весит. О настаивала на том, чтобы забраться обратно в постель, но мне удалось убедить ее, что пребывание вне темной комнаты с друзьями заставит ее чувствовать себя лучше. Я забыл, что ее друзья на данный момент ненавидят друг друга и превращают каждую секунду, проведенную рядом с ними, в ад. Вот почему не нужно трахаться с людьми, находящимися с тобой в одном социальном круге. Это странно, и заставляет всех вокруг чувствовать себя некомфортно. Думаю, если собираетесь устанавливать правила относительно дружбы, это должно быть одним из них. Есть мысль, что, если я перестану участвовать в боях, я всегда смогу делать те таблички с цитатами, которые люди наклеивают на свои машины. Знаете, те, на которых написано «сигналь, если ты возбужден» (прим. — Оригинальная фраза содержит двусмысленность и может переводиться так же еще как «сигналь, если ты рогатый») или «моя вторая машина BMW». На моей бы было: «Если хочешь войти в мой круг общения, не трахай моих друзей. Это дерьмо станет ДЕЙСТВИТЕЛЬНО странным ПО-НАСТОЯЩЕМУ быстро». Если бы только я мог вернуться назад во времени и оттолкнуть Джексона от Селены… Это бы сохранило теперешнему мне столько нервов и времени.
— У тебя никогда не было проблем с тем, что я готовлю, Джексон, — добавляет Селена.
— Ты готовила дважды, и оба раза нам приходилось уходить и брать еду на вынос.
Когда я провожу Оливию к дивану и укладываю ее, Селена вылетает из кухни и с прищуром глядит на Джексона. Его губы дергаются, когда она огрызается на него. Я понятия не имею, что она говорит, потому что когда Селена злится, то говорит слишком быстро. Добавьте к этому расстроенного Джексона и получите шумный хаос, в котором никто ничего не может понять.
— Хватит! — кричу я, заставляя всех в комнате подпрыгнуть. — Оливия плохо себя чувствует. Если хотите ругаться, то делайте это в другом месте.
Они немедленно закрывают рты.
Оливия кладет ноги Джексону на колени, и он двигает рукой, прежде чем положить их на ее лодыжки. Как по мне, этот жест слишком непринужденный, особенно когда его большой палец касается голеностопного сустава. Он тоже защищает Оливию, и я знаю, что Джекс не подразумевал ничего такого под этим жестом. Он мой верный друг и никогда бы не предал мое доверие, но Оливия моя жена. Я должен быть тем, кто создает ей комфорт, когда она больна, а не кто-то вроде Джексона, который — давайте посмотрим правде в глаза — не заслуживает того, чтобы прикасаться к кому-то такому милому, как она.
Я делаю шаг вперед и хватаю Оливию за ноги, убирая их подальше от Джексона.
— Я так не думаю, Джекс.
С ухмылкой он соскальзывает с места, а я сажусь вместо него, хватаю Оливию за колени и тяну вниз еще сильнее, пока ее ноги полностью не накрывают меня, а задница не прижимается к моему бедру.
— Лучше? — дразнит она меня, качая головой.
— Намного.
Я улыбаюсь, опуская руки к ее ногам, когда Джексон устраивается в кресле на другой стороне комнаты.
Он мне нравится там, где не влияет на мою жену и не заставляет ее задыхаться. Она утверждает, что ей нравится «страсть» Селены и Джексона, но я видел желание в ее глазах, когда она увидела их на фоне машины в пустыне. Ей нравится напористость Джексона, его агрессивность. Я бы завидовал ему, если бы не был, ну, собой. Джексон Куинн крутой, но он не Сет Марк. Я прочищаю горло и делаю быструю мысленную заметку никогда больше не говорить о себе в третьем лице.
— Вы двое много занимаетесь сексом, — заявляет Селена, перекидывая кухонное полотенце через плечо. — Может быть, ты сделал ей ребенка.
Все мое тело напрягается, и я чувствую, как тело Оливии делает то же самое. Я смотрю на нее, а она пристально смотрит на Селену.
— Или возможно твоя стряпня — просто дерьмо, Сел, — отвечает она с максимальной уверенностью. Это меня расслабляет. Женщины знают свое тело лучше, чем кто-либо другой… Верно?
Некоторое время назад мы кратко говорили о детях, сидя в ванне, и я хочу детей с ней, но решил, что не хочу их прямо сейчас. Я бросаю взгляд на Джексона, который пристально наблюдает за мной. На его лице нет никаких эмоций, но знаю, что он пытается мне сказать: «Лучше бы, блядь, это было не так». Я слегка качаю ему головой, и он незаметно откидывается на спинку стула. Я не знаю, почему почувствовал необходимость заверить его, что она не беременна. Это не его чертово дело. И Джексон, и Дэррил боятся моих отношений с Оливией. Они беспокоятся, что она разрушит все, над чем мы так усердно работали. Они не оказывают ей того уважения, которого она заслуживает. Если бы не она, я бы не был там, где есть сейчас. Это она подстегивала меня, когда я не хотел продолжать. Это она подбадривала меня после ссоры с Доном.
— Теперь, когда я думаю об этом, — говорит Джексон, — мне тоже не по себе.
Селена срывает полотенце с плеча, комкает его в своих маленьких ручках и бросает в него. Ее светлый пучок, завязанный на макушке, колышется, когда она швыряет полотенце.
— Ты несешь чушь, Джексон. Тебе понравилась моя жареная курица.
Он пожимает плечами.
— Может я сказал это только для того, чтобы залезть к тебе в трусики.
Он смеется и смотрит на меня, ожидая подтверждения, но я не тупой. Я не хочу добровольно становиться в очередь на смерть от рук Селены и Оливии. Он идиот, у которого отсутствует инстинкт самосохранения.
— Пошел ты, придурок.
Селена резко разворачивается на пятках и исчезает.
— Так держать, идиот, — огрызается Оливия на Джексона. Она пытается сбросить с меня ноги, чтобы встать и последовать за Селеной, но я опускаю на них вес своих рук, не давая ей уйти.
— Держись подальше от этого, — предупреждаю ее.
Ее великолепные зеленые глаза вспыхивают, призывая меня попытаться остановить ее. Я смотрю на Джексона и не говорю ни слова. Секунду спустя он выдыхает и встает с дивана.
— Ладно. — Он проводит ладонями по рубашке, расправляя зеленую ткань. — Я разберусь с этим.
Когда он выходит из комнаты, становится тихо и неловко. Оливия теребит странную нитку на рукаве своей толстовки. Хотя на самом деле эта толстовка моя.
— Ты как, нормально? — спрашиваю я после нескольких мучительных минут.
Она кивает.
— Настолько нормально, насколько это возможно при пищевом отравлении.
— Хорошо. — Я провожу ладонью вверх по ее ноге, а затем снова спускаюсь вниз. — Прямо сейчас мне не нужен подобный отвлекающий фактор… — Я сглатываю. — Не думаю, что смог бы справиться с этим на данном этапе своей карьеры.
Я не сказал Оливии, что передумал уходить из MMAC. Прошли месяцы, но я ждал подходящей возможности рассказать ей об этом. Последние несколько недель она тоже была не самым приятным человеком, с которым можно было жить, и поэтому быть с ней откровенным было намного труднее. Думаю, что она чувствует себя немного в ловушке, будучи запертой здесь, и я знаю, что она с нетерпением ждет, когда я уйду, хотя она никогда бы в этом не призналась. Избегая смотреть мне в глаза, она кивает головой.
— Верно. Мне бы не хотелось расстраивать тебя, вынашивая ребенка у себя в животе и производя его на свет из своего влагалища. Я уверена, что это очень усложнило бы тебе жизнь.
Я откидываю голову на спинку дивана.
— Это не то, что я имел в виду, Оливия, и ты это знаешь.
Она выдыхает, качая головой.
— Я даже не знаю, почему я это сказал. Мы не должны ссориться из-за того, чего не происходит.
Оливия убирает с меня ноги, садится, а затем встает.
— Но если это однажды случится, то надеюсь, что ты вспомнишь все, что сказал мне в ванне… В этом мире есть много вещей, с которыми я могу справиться, но ложь не входит в их число.
— Я бы никогда не солгал тебе.
— Надеюсь на это, — отвечает она через плечо, направляясь к лестнице. Я смотрю ей в спину, когда она медленно поднимается по ступенькам и исчезает за дверью спальни.
***
Оливия
Я не могу удержаться, чтобы не взглянуть на Сета, когда прохожу мимо него по пути в ванную. Он лежит на кровати лицом вниз, а его спина обнажена. Его черные спортивные штаны низко сидят на бедрах, почти открывая соблазнительный изгиб задницы. В комнате темно. Полагаю, этого следует ожидать в десять вечера. После того, как я оставила Сета на диване этим утром, я вернулась в нашу комнату и вздремнула. Когда проснулась, все следы тошноты, усталости и судорог исчезли. Приятно знать, что яд Селены не задержался в моем теле слишком долго.
— Я чувствую, как ты смотришь, — говорит Сет в подушку. — Тебе нравится вид?
— Если ты имеешь в виду то, как ты просто лежишь там, не говоря ни слова, то да.
Он приподнимается на локтях, и я быстро ныряю в ванную и запираю дверь, прежде чем он успеет возразить. Сет ненавидит, когда последнее слово остается не за ним. Улыбаясь, я открываю дверь душа и включаю воду. Затем цепляю пальцами подол своих спортивных штанов и стягиваю, бросая их на пол. Струи быстро наполняют ванную паром, отчего мои легкие наполняются тяжестью и теплом. Теперь я счастливее, тошнота не давит мне на живот, и тот факт, что Сет решил продолжить свою карьеру, не беспокоит меня. Это не мое решение, и я поддержу его, что бы он ни решил сделать. Я просто надеюсь, что, хотя его мнение изменилось, его обещания — нет.
Я стягиваю рубашку через голову и отбрасываю ее в сторону. Умираю от желания еще раз принять душ. Несмотря на то, что проспала весь день, пот кажется тяжелым, а кожа грязной. Я вхожу в душ и открываю холодный кран до тех пор, пока пар не перестает вырываться из воды. Я поворачиваюсь и откидываю голову назад, позволяя воде столкнуться с кожей головы и смыть сегодняшние проблемы. Пока вода ровно бьет мне в голову, я наклоняюсь вбок и тянусь за шампунем. Внезапно струя воды прямо сталкивается с моим соском, и это чертовски больно! Я вздрагиваю и прижимаю руки к груди, отворачиваясь от душа. Мои соски покалывают, посылая приятное ощущение по всему телу. Утренняя тошнота… Чувствительность сосков… Я вспоминаю свои занятия по половому созреванию в средней школе, и все мое тело замирает, когда все звуки удаляются. О, нет. Нет, нет, нет, нет. Этого не может быть. Мысленно я пытаюсь посчитать, сколько дней прошло с последней менструации. Я регулярно принимаю свои таблетки… После того, как я забываю, мне приходится догонять прием. Хотя иногда я принимаю таблетки поздно… Это не значит, что они становятся менее эффективными, верно? Я слышу голос Селены в голове. «Ты должна относиться к инструкциям от таблеток, как к Библии. Читай это дерьмо каждое утро. Убедись, что следуешь всем правилам, отмечай каждую важную инструкцию и молись Богу, чтобы все получилось». В ее устах звучит ужасно смешно. Во-первых, у нее нет Библии. Во-вторых, она пропустила все уроки религии в начальной и средней школе, и в-третьих, ну, она не верит ни во что, что не может выпить, надеть или нанести на лицо. Доктор сказал мне: «Принимайте по одной таблетке каждый день в одно и то же время. Если пропустите, у Вас есть 24 часа, чтобы ее принять». Алкоголь также снижает эффективность… Но я подумала, что Селена пьет как верблюд, так каковы шансы, что моя таблетка даст сбой раньше ее таблетки? Я прислоняюсь к стеклу, все еще обхватив руками собственную грудь. Может быть, ты просто слишком придаешь этому значение… У тебя болит грудь как раз перед месячными. Эта мысль принесла бы утешение, если бы я точно знала, когда у меня должны начаться месячные.
— Просто пережди это, — шепчу я себе. Я провожу руками по лицу и заправляю мокрые волосы за уши, делая короткий вдох. — Все в порядке. Все будет хорошо.
Я хватаю шампунь, поворачиваюсь спиной к резким струям и заканчиваю принимать душ, бездумно оттирая свое тело и игнорируя любые мысли, которые проносятся у меня в голове.
***
В темноте я скольжу ногами по ковру, пытаясь нащупать брошенные предметы одежды или обуви. Спотыкаться в темноте не очень классно, особенно когда комната заполнена стеклянными столешницами и различными керамическими деталями для декора. Можно подумать, что они убирают все хрупкие вещи, когда слышат, что Сет приезжает в город.
Недалеко я слышу его ровное дыхание, и от этого у меня в животе скручивается чувство вины. Это тот вид вины, который разъедает желудок и вызывает ощущение, что у вас в кишечнике камни. Хотя я и не сделала ничего плохого, я чувствую себя так, будто что-то от него скрываю… Будто все мысли, которые пришли мне в голову в душе, были как будто за его спиной, и он бы не одобрил этого. Мои пальцы скользят по краю кровати, и я наклоняюсь вперед, дотрагиваясь руками до матраса. Я скольжу в постель на животе, словно тихий тюлень. Перекатываюсь на спину и использую ноги, чтобы вытащить атласные простыни из-под своей задницы. Я двигаюсь настолько мало, насколько могу, хватаясь за край простыни и прикрывая свое тело гладкой тканью. Спать в нижнем белье — это потрясающая идея, когда у вас есть такие же шелковые простыни, как эти. Я отворачиваюсь от Сета и сворачиваюсь в клубок. Я не обнимаю его, пока он спит… В страхе от того, что он учует мои мысли. Не прошло и секунды, как его большое тело повернулось ко мне. Я задерживаю дыхание, надеясь (молясь), чтобы он не проснулся. Впервые за все время я чувствую себя неудобно, когда его твердые руки оборачиваются вокруг меня и притягивают к нему. Я вдыхаю, он пахнет потрясающе.
— Не в настроении обниматься сегодня вечером? — спрашивает он, и я чувствую улыбку на его губах.
Он теплый — невероятно теплый, — и эта теплота впитывается в мою кожу, нагревая органы. Я прижимаюсь к нему.
— Я думала, ты спишь.
Не полная ложь.
Он крепче прижимает меня к своему телу, позволяя своему большому пальцу коснуться моего тонкого бюстгальтера. Его большой палец касается моего соска, и я стискиваю зубы. Чувствительность слишком велика, чтобы ее выносить. Это почти болезненно. Сосок сразу же затвердевает, и я уверена, что Сет легко почувствовал это сквозь ультратонкую кружевную ткань.
— Без тебя? Нет.
Мои губы дергаются, когда он один раз целует меня в макушку. Дважды. Трижды. Когда он заканчивает, то прижимается головой к моей спине, зарываясь носом во влажные волосы.
— Боже, ты так хорошо пахнешь, — бормочет он, вдыхая горячий воздух на мою кожу головы.
Его руки опускаются на мой живот, и он проводит грубой ладонью вверх и вниз, колеблясь на линии моих трусиков, прежде чем вернуться к ребрам. Его прикосновение заставляет кожу покалывать, а тело страстно желает почувствовать его по всей груди и между ног. Сет гладит меня снова и снова в течение нескольких минут, почти убаюкивая. Затем его рука замирает и становится немного тяжелее.
— Сет? — бормочу я. Я внезапно зажмуриваю глаза, надеясь, что не получу ответа.
— Хм. — Его грудь вибрирует у меня за спиной, пробуждая каждую клеточку моего тела. Я чувствую, как они тянутся к нему, пытаясь стать еще ближе.
Проклятье. Будь что будет.
— Мы в этом вместе, верно? На долгий срок, я имею в виду.
— Безусловно. — Он делает паузу, и воздух становится напряженным. — А что? Что случилось? — Его голос громкий и бодрый. Все следы сонливости исчезли.
— Ничего… Я просто думаю о том, что сказала Селена.
Он выдыхает и ерзает на кровати, убирая от меня руки и перекатываясь на спину. Он забирает тепло с собой, и я кладу руку ему на бедро, просто чтобы почувствовать это тепло снова.
— Селена говорит только для того, чтобы услышать свой собственный голос, ты знаешь это лучше, чем кто-либо.
— Я знаю, но что, если…
— Послушай, если ты так волнуешься, сделай тест на беременность и посмотри сама. Ты принимала свои таблетки. Я видел, как ты это делаешь.
Я поворачиваюсь к нему с большей уверенностью, что нам надо поговорить о «проблеме».
— А если тест окажется положительным? Что будет потом?
Еще одна долгая и напряженная пауза заполняет комнату, и я ненавижу это.
— Этого не будет.
— Но что, если…
— Спокойной ночи, Оливия, — прерывает он, откатываясь от меня. Отсутствие его тела смешивается с темнотой комнаты, и если бы я не знала правды, то предположила бы, что была здесь одна… Действительно похоже на то. Тяжесть возникает у меня на груди, и я вдыхаю, пытаясь избавиться от нее. Не в этот раз. Несколько недель назад такой разговор поддерживался… Затем Сет пошел с Дэррилом и увидел MGM арену, все двери, ведущие к детям и развитию семьи, были заперты, а ключ спрятан под камнем, который я не могу найти. Подобные разговоры заставляют меня беспокоиться о нем… О данных им обещаниях.
Доверие. Я ведь должна доверять Сету. Он мой муж… Я девушка, с которой он решил провести остаток своей жизни. Я должна верить, что независимо от того, как все обернется, он будет рядом весь путь, поддерживая меня, как всегда обещал. Он поддержит меня так же, как я поддерживаю его… Я знаю, что он так и сделает.
Завтра я сделаю тест на беременность и покончу с этим.
Все будет хорошо… С нами все будет в порядке.