Французская литературная сказка XVII - XVIII вв. - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 5

Шарль Перро[65]

Ослиная шкура[66]

Жил-был король в одной стране,Другим властителям не равный:На нивах мира — пахарь славный,Свирепый воин на войне.Земля его цвела, соседи трепетали,И счастливо, в лучах высоких дел и чувств,Под сенью лавра процветалиСады науки и искусств.Супруга верная любила мужа страстно.Притом она была прекрасна,Так, уж наверно, с милою вдвоемОн был еще счастливее, чем властноНа троне царствуя своем.Подарок светлый Гименея,Принцесса ими рождена,Любых жемчужин царственных нежнее.Ну для чего же им была нужнаСемья еще обильней и полнее?Большой дворец сиял вокругВеселой роскошью богатства.Везде кичливое толпилось братствоПридворной челяди и слуг;Касаясь толстых стен боками,В конюшнях сотнями храпели жеребцы,Их приводили под уздцы,Убрав роскошно чепраками.А все ж не этому дивился там народ:В богатом стойле у воротОткормленный осел развесил мирно уши…За что ослу такой почет?Но каждый, чуть узнав заслуги серой туши,Немедля относил осла в особый род:Господь ему утробу так наладил,Что если он порой и гадил,Так золотом и серебром;А утром из его подстилки,Как из наполненной монетами копилки,Червонцы черпали ведром.Но небо устает народамЦветочки счастья рассевать.Оно привыкло деготь в бочки с медомИ дождик в ведро подливать.В расцвете пышных лет недугомЖена властителя внезапно сражена.Взывает к медикам она,Но греки-медики,[67] собравшиеся кругом,И шарлатанов плотная стенаСогласно утверждают друг за другом,Что помощь их уже, к несчастью, не нужна.Тогда, приблизясь к двери рая,Супруга шепчет королю:«Я завещаю, умирая,Тому, кого давно люблю:Едва венец, одетый страстью,Коснется снова вашей головы…» —Дорога мне закрыта к счастью!Спокойно в небе спите вы!» —«Я верю, — говорит больная, —Я пылкость ваших чувств охотно признаю,Не может даже там, в раю,Меня смутить печаль земная.Утешьте душу скорбную мою:Пообещайте мне, чтоб я была спокойней,Идти вторично под венецЛишь с той избранницей, что будет. наконец,Меня прекрасней и достойней».В последний час перед концомПришло ей в голову такое завещанье,Затем что давший это обещанье,Конечно, умер бы вдовцом.А муж поклялся ей сквозь реку слез безумныхВо всем, чего она ждала.Тут королева умерла…Ей-ей, среди вдовцов он был из самых шумных!Так плакал, так рыдал и полночью и днем,Что стали говорить: не может это длиться!Уж не родилось ли намерение в немСкорей отплакаться и отмолиться?А что же? Так и есть: еще не минул год,Как речь о сватовстве бесстыжая идет.Сказать легко, но сделать сложно:Ведь клятву надо соблюсти?А вместе с этим где же можноТакую женщину найти,Чтоб гордый идеал покойной превзойти?Ни двор, красотками богатый,Ни пышных рыцарей палаты,Ни запредельные дворцы,Куда отправлены гонцы,Никто равняться с ней не смеет.Зато инфанта все имеет,Что раньше люди прославляли в ней,И даже кажется еще нежней.Отец заметил это тоже,И — пожалей безумца, боже! —Кровосмесительным огнемЛюбовь преступная зажглась нежданно в нем.Зовет он мерзких казуистов,Они несут законов нужный том,Они покорны, он — неистов.Принцесса плачет. Только божий врагБлагословить такой решится брак.Как ангел грустный, но прелестный,Инфанта едет к маме крестной.В глуши лесов, в пещерной мгле,Меж раковин, кораллов, перламутра,Жила в краю лазурном утраВолшебница, каких немного на земле.Мы здесь рассказывать не станем,Чем славилось в веках искусство добрых фей:Благодаря разумным нянямИзвестно это нам от детских дней.«Все знаю я, — сказала фея нежно, —Зачем явились вы сюда;Пусть ваше сердце безнадежно.Ему поможем без труда…Беда пройдет, клянусь вам в этом,Придется вам моим довериться советам.Как? К дочери своей посватался отец?Да это прямо невозможно!Но, поступая осторожно,Без ссор положим глупостям конец.Пусть сам раскается проказник:Чтоб сердце ваше покорить,Заставьте вы его на пышный брачный праздникОттенка ясных дней[68] вам робу подарить.Пусть он богат, как Крез, могуч невыразимо,Пусть небом взыскан он без меры и конца, —Задача хитрая — никак не выполнима».И дочь, тревогою гонима,Спешит припасть к стопам влюбленного отца…Но стал король ужасно весел,Портняжных кликнул мастеровИ приказал с высоких тронных кресел,Чтоб к завтрашнему дню подарок был готов, —Иначе как бы он их, часом, не повесил!Наутро, чуть забрезжил свет дневной,Несут к нему портные дар чудесный.Лазурнее, чем свод небесный,Меж золотистых туч сквозящий глубиной,Был этот дивный цвет, не каждому известный.Как описать смущенье девы честной,Не знающей, ни что теперь сказать,Ни как теперь папаше отказать?«Спешите с просьбою вторичной, —Успела фея прошептать, —К чему вам шелк едва приличный?Другой есть — лунный, необычный, —Его не сможет он достать».Но только взор к отцу принцесса обратила,Золотошвеек он зовет:«Что? Или для луны лучей недостает?Спустя четыре дня навек затмить светило!»Четыре дня прошло с тех пор, как дан урок,И платье новое опять готово в срок.По нежной синеве блуждая в небе чистом,Луна не так пышна, когда в полночный час,На звездные лучи набросив синий газ,Она скрывает их под флером серебристым.Принцесса ахнула. Покорного «люблю»Едва не вырвал этот дар прелестный.Но, понуждаемая крестной,Она шепнула королю:«Всю жизнь пройду я с вами рядом,Коль вы меня еще подарите нарядомЧудесных солнечных цветов…»Влюбленный и на это был готов:«Где ювелир? Пускай казне в убытокГотовит ткань из лучших ниток,Пусть в золоте на ней горит алмаз,Но пусть дрожит: среди ужасных пытокУмрет злодей, нарушивший приказ!»Напрасные угрозы: мастер в деле,Трудолюбивый ювелир,Еще не минуло недели,Принес порфиру из порфир.Блестящий бог лучей и лир,Родитель пышный Фаэтона,[69]С квадригой уносясь в эфир,Сияния такого тонаНе проливает утром в темный мир.Принцессу дар смутил. Она стоит, немеет,На короля-отца поднять очей не смеет…Но фея, крестницу за локоть взяв слегка:«В дороге, — шепчет ей, — напрасны остановки!Подумаешь, подарки старика!Какая невидаль — обновки!Не отдал он за них ни деревень, ни сел.Известно свету, что его оселКазну червонцами бесплатно наполняет.Просите шкуру этого осла, —Так, коли мудрость мне не изменяет,Скупец откажет вам, и мы избегнем зла».Колдунья понимала в деле,Но и она не рассчитала все ж,Что пламенная страсть, стремясь к нескромной цели.Затрат не ставит ни во грош.Последний слог еще не замер в нежном горле,Как шкуру по полу простерли.И так страшна она была,то дева чуть не обмерла,Потом расплакалась наивно и прелестно…Однако крестная суровая нашла,Что на путях добра брезгливость неуместна:Ведь надо королю внушить,Что наконец-то дочь готоваСвятое таинство с ним вместе совершить,А в тот же самый час, не говоря ни слова,Куда глаза глядят, в далекий путь бежать,Чтоб страшного греха и кары избежать.«Вот, — молвила она, — мой сундучок заветный;Кладите все, что нужно вам,Весь арсенал ваш туалетный,А к платьям, брошкам и серьгамЯ дам вам прутик незаметный.Покуда он у вас в руке,Шкатулка поползет за вами вдалеке,Как крот, скрываясь под землею.Чуть только надо клад открыть —Махните палочкой перед собою,Дорогу к вам он должен сам прорыть.А чтобы вид ваш был для встречных всех загадкой,Ослиной кожею покройтесь, как палаткой,Таите нежные черты, —Так кто подумает, что в этой шкуре гадкойСокрыто чудо красоты?»Принцесса, нищенкой одета,В далекий путь пустилась до рассветаПо сизой утренней росе,А царь, в восторге от ее ответа,Торопит стол и залы для банкета…Вдруг новость страшную ему приносят все.В стране лачуги нет, нет дома, нет селенья,Куда бы быстрые гонцы,Во весь опор, во все концы,Не ринулись по царскому веленью, —Напрасно!..Всех облек отчаянья покров:Ни свадьбы, значит, ни пиров,Ни тортов, значит, ни пирожных…Из фрейлин, грустных и тревожных,Никто не пил, никто не ел,А капеллан всех больше огорчался:Перекусить он утром не успелИ с брачным угощеньем распрощался.Принцесса между тем по тайному путиИдет неузнанна, лицо измазав в саже,И молит путников: нельзя ли где найтиХоть места птичницы, хоть свинопаски даже?Но сами нищие неряхе вслед плюют,В брезгливости не внемлют состраданью,И ни один не хочет дать приютТакому грязному созданью.И вот идет она, идет, идет, идет,И наконец доходит до лачуги,Где фермерша давно уж ждетГрязнули этакой и прислуги:Свиные стойла убиратьДа тряпки сальные стирать.Теперь в чуланчике за кухней — двор принцессы.Нахалы грубые, презренные повесы,Все деревенщина и мужичье,Противно тормошат ее.Приходится сносить обиду и насмешку;Хозяева и батракиОстротами ее терзают вперемежкуИ чешут поминутно языки.Но раз, изнемогая от тоски,Воскресную с утра закончив спешку,В каморке запершись на все замки,Она умылась, сундучок достала,Флакончики открыла, пузырькиИ перед зеркальцем принаряжаться стала.Ах, лунный цвет слегка ее бледнит,А солнечный немножечко полнит…Всех лучше платье голубое!Подобных нет и у морских сирен.Одна беда: в чулане за собоюНикак не распустить великолепный трен.О, счастье созерцать такие превращенья,Всех женщин во сто крат быть краше и милей!..Все это дало силы ейШесть долгих суток ждать второго воскресенья.Мы не сказали до сих пор,Что в той же местности обильнойДержал блестящий птичий дворКороль роскошный и всесильный.Перепела, коростели.Индюшки, стрепеты, цесарки,Фазаны, журавли, павлины и пулярки —Все размножались и рослиСтадами пестрыми в великолепном парке.И в этот парк, в отъезжие поля,Наследник жаловал весьма охотно —Повеселиться беззаботноС толпой придворных короля.То не был принц — фигурка восковая:Его геройский вид, ухватка боеваяБросали в битвах в дрожь железные сердца.Принцесса издали в него уже влюбилась;Ей все яснее становилось:Кровь благородного отцаИ под ослиной шкурою струилась.«Как полон взор его величья и огня! —Она шептала с тайной страстью. —Как та упьется сладкой властью,Кто покорит его, пленя!Ах, если б он любил девиц в ослиной коже, —Она бы стала лучше и дорожеВсех пышных платьев для меня!»Однажды этот принц, по ловлям и засадамСкитаясь вольно на заре,Набрел на хижину за темным садом,Разбитым по крутой горе,И к скважине дверной приник случайным взглядом.В тот день был праздник на дворе, —Принцесса тешилась нарядом…Всю в золоте и жемчугах,В алмазных брызгах, в солнечных кругах,Увидел он ее совсем с собою рядом.Окаменев на полпути,Охвачен пламенем желанья,В груди горячего дыханьяНе может принц перевести.Не красотою он пленился невозвратно:Румянец свежий, гордый видИ мрамор царственный ланитПленяют мудрого стократно,Когда, стыдливостью повит,Весь юный облик сладостно и внятноО благородстве духа говорит.Три раза, пламенем неистовым палимый,Касался принц дверей рукой неумолимой,Три раза, робостью нежданною объят,Перед святынею он отступал назад.И, удалясь затем в дворцовые покои,Гонимый сладкою тоскою,Хоть был веселый карнавал,Не ел, не пил, не танцевал;К охоте, опере, забавам и подругамОн охладел, и все замолкло в нем,Сожженное одним недугом —Смертельной томности таинственным огнем.Он спрашивал: как имя той прелестной,Что так жестоко запертаВ аллее мрачной, в келье тесной,Где грязь, и смрад, и темнота?«Ослиной Шкурой, — принцу отвечают, —Грязнулю эту величают,Затем что шкуру носит день и ночь.Она грязнее всех животных.С ней порошков не надо рвотных,Чтоб страсть любую превозмочь».Но юноша не верил, удивленный:Ведь несравненной красотыХранил он в памяти влюбленнойНеизгладимые черты.В смятенье тяжком королева, —Виновных нет вокруг, причины нет для гнева:«О сын единственный, кто вас обидеть мог?»Он горько плачет, он рыдает,Мечта безумная его снедает —Ослиной Шкурой сделанный пирог!И королева-мать его не понимает.«О боже! Это же урод! —Придворные лепечут перед нею. —Ведь Шкура эта скотницы грязнее!Да эта Шкура — черный крот!» —«Пустое! — королева отвечает. —Должны мы делать все, чего попросит он,Хоть золотом кормить, коль он того желает».Таков любви ее закон.А Шкура, слыша эти вести,Взяла насеяла муки,Под вечер утворила в тестеИ соль, и масло, и желтки,Чтобы румяной сделать корку;Забилась в темную каморку,Почище смыла со столаИ с нежных рук остатки сажи[70]И, чтоб ватрушка выдалась бела,Надев серебряный корсажик,Месить усердно начала.Иные говорят: трудясь необычайно,Она-де впопыхах — совсем-совсем случайно! —В опару уронила перстенек.Но от того, кто сказку помнит точно,Нередко можно выслушать намек,Как будто это сделалось нарочно.Само собой, покуда сквозь замокПринцессу принц заметить мог,Она его видала тоже.Как раз на женщину похоже!У них на это есть чутье:Чуть кто посмотрит на нее,Ей этот взгляд всего дороже.Что до меня, то мнение мое:Колечко это — был расчет ее —Вернуть назад влюбленный принц не может,А между тем пирог больного так прельстил,Он пожирал его с такою страстью жадной,Что, право, кажется удачею изрядной,Как он кольца не проглотил.Зато, увидев изумруд бесценный,Поняв, как тонок должен бытьТот перст, что мог его носить,Был принц охвачен томностью блаженнойИ мигом в головах запрятал перстенек,А так как жизни слабый огонекЧуть брезжил в нем, и он худел ужасно,И нестерпимый жар кипел в его крови, —Решили медики единогласно:Принц умирает от любви.Женитьба, как ни кинь, значительно полезнейМикстур и порошков от множества болезней:«Женить, немедленно женить!»Заставил принц себя просить,Но под конец: «По общей просьбе страстнойЖенюсь, — сказал, — но лишь на той прекрасной,Кому мой перстень в самый раз».Услышав странное условье,Родители к нему склонились в изголовье,И бледный луч надежд безжалостно погас.Теперь пуститься в поиски придется, —Не ведая гербов, не требуя корон, —Кто может сквозь кольцо пролезть на царский трон?Меж женщин скромниц явно не найдется:Девица, дама и вдоваЗаявят равные права.И впрямь, лишь слух прошел, что каждой тонкоперстойДо трона все врата отверсты, —Алхимики о пальцах ворожат,А барышни над пальцами дрожат:Та разминает, словно бы сосиску,Стругает эта, как редиску;Одна отрезала кусок,Другая — то-то было крику, писку, —Насыпав на руку песок,Мизинец с плачем точит о брусок…Трепещет каждое сердечко:Ах, только б подошло колечко!Хотя б вот так, хотя б на волосок…И первыми пришли на королевский вызовПринцессы, дочери маркизов,Чья кровь прозрачна, кость тонка,А пальцы — толще перстенька.Вослед ведут девиц бароны,Князья и важные персоны,Но сколько их ни шло без меры и конца,Их вид не обманул кольца.Тогда гризеток милых стайкиЗащебетали у ворот.Ну что ж? Признаюсь без утайки, —Порой казалось, что кольцо вот-вот…А все же пальчики — те толще, эти шире,Оно отвергло всех; и скорбь настала в мире.Вот наконец король готовПринять кухарок и батрачек,Пастушек, скотниц, нищих, прачек —Ну, словом, мелочь всех сортов, —Шеренгу армии крикливойОхотниц за судьбой счастливой,Корявых лап, горластых ртов,Хоть ясно, что такому людуНе более доступна честьВ колечко пальчиком пролезть,Чем, скажем, сквозь иглу пройти верблюду.Итак, дошли они до дна.Осталась им теперь однаОслиной Шкуры грязная десница.Но кто ж поверить мог тому,Что в шкуре прячется царица?Один лишь принц промолвил: «Почему?Пусть и она…» И стали все смеяться,Едва не вслух над бедным издеваться:«Мартышки нам на троне — ни к чему!»Но в дивный миг, когда из-под ослиной кожиЯвился кулачок, на лилию похожий —Да, да, на лилию в лучах зари! —Когда колечко роковоеОбвило палец как живое,Все ахнули: что там ни говори,Весь двор от верха и до низаНикак не ожидал сюрприза.«Скорее к королю!» — раздался общий шум.Но, — заявила с гордостью девица, —Она не может королю явиться,Пока ей не дадут переменить костюм!И то сказать — покрой ее одеждыМог вызвать шутки встречного невежды.А час спустя, когда вдоль шумных залОна прошла своей походкой плавной,Завистник бы и тот сказал,Что роскоши одежд не видывали равной,Что с теплым золотом кудрейСоперничать не может блеск невзрачныйРубинов, перлов, янтарей;Что от дверей и до дверейПронзает встречных синий и прозрачныйЖивой огонь ее огромных глаз;Что талия ее стройней любой былинки;Что чудо — каждый шаг, и каждый взор — алмаз,Как будто на пленительной картинке;Что дама каждая, будь трижды хороша,Пред ней не стоит ни гроша.Шумит веселый двор. Оркестры, угощенье…Король себя не помнит — радТакой невестке, лучшей из наград,И королева в восхищенье.Молчит ликующий жених,Мечтая в пламенном смущенье,Чтоб их оставили совсем одних.Все меры приняты ускорить срок желанный:Король сзывает всех властителей земли,Покинув подданных, на праздник долгожданныйТолпами шумными стремятся короли.Одни приехали с роскошного Востока,На спинах сморщенных слонов,А с ними рядом видит окоСпаленных дочерна жестокоГорячей Африки сынов…Идут лесами, странствуют полями,И гордый замок — полон королями.Но ни князья, ни королиС такою пышностью не шли,Как тот, чья дочь была невеста.Он поборол былую страсть,Со временем обрел над буйным чувством власть,Признал, что здесь ему не место,И пламя погасил, пылавшее в крови.Оно померкло, укротилосьИ постепенно превратилосьВ спокойное тепло родительской любви.Едва войдя: «Господь, благословиТот день, когда тебя я вижу снова,Дитя бесценное! Так ты жива, здорова?» —Воскликнул он и обнял дочь,Не в силах слез блаженных превозмочь.Жених в восторге млел: какой удачный случай,Что тестем у него — властитель столь могучий.Внезапный гром… Царица фей,Несчастий прошлого свидетель,Нисходит крестницы своейНавек прославить добродетель…Ну что же? Сказку можно пояснить:Полезно детям знать, в завет и назиданье,Что лучше вынести ужасное страданье,Чем долгу чести изменить;Что к добронравию иных даров не надо:Наступит славный день, и явится награда;Что трудно удержать поток живых страстейПлотиной слабою рассудка;Что для влюбленного неистовых затейБогатство — прах и жертва — шутка;Что коркой хлеба и водойСпособна юность утолиться,В то время как у ней хранитсяНаряд в шкатулке золотой;Что стали бы искать мы женщины напрасно,Не убежденной: ах, мол, я прекрасна!Из них любая думает, скорей:Найдись у граций древней сказкиЕе головка, губки, глазки,Уж яблочко б досталось ей![71]Хоть в сказке мудрецы искать неправды станут,А все ж, пока живут мамаши да сынки,Да бабушки, да внучки, да внучки, —Ее рассказывать не перестанут.

Синяя борода[72]

Жил когда-то человек, у которого были прекрасные дома и в городе и в деревне, золотая и серебряная посуда, кресла, украшенные шитьем, и золоченые кареты.[73] Но, к несчастью, у этого человека была синяя борода, и она придавала ему такой уродливый и страшный вид, что не было ни женщины, ни девушки, которая не убегала бы, завидев его.

У одной из соседок, дамы знатной, были две дочери дивной красоты. Он попросил выдать замуж за него одну из них и предоставил матери выбрать ту, которую она согласится за него отдать. Обе не хотели идти за него и отказывались от него одна в пользу другой, не в силах избрать мужем человека, у которого борода — синяя. Внушало им отвращение и то, что этот человек уже несколько раз был женат, а никто не знал, что сталось с его женами.

Чтобы завязать более близкое знакомство, Синяя Борода пригласил их вместе с матерью и тремя или четырьмя лучшими подругами, а также несколькими молодыми людьми, их соседями, в один из своих загородных домов, где гости пробыли целую неделю. Все время было занято прогулками, поездками на охоту и на рыбную ловлю, танцами, пиршествами, завтраками и ужинами; никто не думал спать, и каждую ночь напролет гости изощрялись во всевозможных шутках, — словом, все устроилось так хорошо, что младшей дочери стало казаться, будто у хозяина дома борода уже совсем не такая синяя и сам он — человек весьма порядочный. Как только вернулись в город, свадьба была решена.

Через месяц Синяя Борода сказал своей жене, что ему надо уехать в деревню, по крайней мере недель на шесть, ради важного дела; он просил ее развлекаться во время его отсутствия; говорил ей, чтоб она позвала своих подружек, чтоб она, если ей захочется, свезла их за город; чтобы всюду она ела все самое вкусное. «Вот, — сказал он, — ключи от обеих больших кладовых; вот ключи от посуды золотой и серебряной, которую подают не каждый день; вот ключи от сундуков, где хранится мое золото и серебро; вот ключи от ларцов, где лежат мои драгоценные камни; вот ключ, что отпирает все комнаты в моем доме. А этот маленький ключ — ключ от комнаты, что в конце нижней большой галереи. Открывайте все двери, всюду ходите, но входить в эту маленькую комнату я вам запрещаю, и запрещаю так строго, что, если вам случится открыть туда дверь, вы можете всего ждать от моего гнева».

Она обещала в точности соблюсти все то, что было ей приказано, а он, обняв жену, сел в свою карету и уехал.

Соседки и подружки не стали ждать, чтоб за ними послали гонцов, а сами поспешили к новобрачной — так не терпелось им увидеть все богатства ее дома, а пока там был ее муж, они не решались посетить ее — из-за его синей бороды, которой они боялись. Вот они сразу же и начали осматривать комнаты, комнатки, гардеробные, превосходившие одна другую красотою и богатством. Затем они перешли в кладовые, где не могли налюбоваться красотою бесчисленных ковров, постелей, диванов, шкапчиков, столиков, столов и зеркал, в которых можно было увидеть себя с головы до ног и края которых — у одних стеклянные, у других из позолоченного серебра — были красивее и великолепнее всего, что только случалось им когда-либо видеть. Не переставая завидовать, они все время превозносили счастье своей подруги, которую, однако, вовсе не занимало зрелище всех этих богатств, ибо ей не терпелось пойти открыть внизу маленькую комнатку.

Ее до того одолело любопытство, что, не приняв в соображение, сколь невежливо покидать своих гостей, она спустилась по потаенной лесенке, и притом с такой поспешностью, что раза два или три, как ей показалось, чуть было не сломала себе шею. У двери в маленькую комнатку она постояла несколько минут, вспоминая о запрете, который наложил ее муж, и размышляя о том, что за это непослушание ее может постигнуть несчастье; но соблазн был так силен, что она не могла победить его: она взяла ключик и с трепетом отворила дверь.

Сперва она ничего не увидела, потому что ставни были закрыты. Через несколько мгновений она стала замечать, что пол весь покрыт запекшейся кровью и что в этой крови отражаются тела нескольких мертвых женщин, висевших на стенах: все это были жены Синей Бороды, который вступал с ними в брак, а потом убивал. Она подумала, что умрет со страху, и выронила ключ, который вынула из замка.

Немного придя в себя, она подняла ключ, заперла дверь и поднялась к себе в комнату, чтобы хоть несколько оправиться; но это ей не удалось, в таком она была волнении.

Заметив, что ключ от маленькой комнаты запачкан кровью, она два или три раза вытерла его, но кровь не сходила; сколько она ни мыла его, сколько ни терла его песком и песчаным камнем, все-таки кровь оставалась, потому что ключ был волшебный, и не было никакой возможности совсем отчистить его, когда кровь счищали с одной стороны, она появлялась на другой.

Синяя Борода вернулся из своего путешествия в тот же вечер и сказал, что получил в дороге письма, сообщавшие ему, что дело, ради которого он уехал, разрешилось в его пользу. Жена его сделала все возможное — только бы доказать ему, что она в восторге от его скорого возвращения.

На другой день он потребовал у нее ключи, и она отдала их ему, но у нее так дрожали руки, что он без труда догадался обо всем случившемся. «Отчего это, — спросил он ее, — ключа от маленькой комнатки нет вместе с другими ключами?» — «Наверно, — сказала она, — я оставила его наверху, у себя на столе». — «Не забудьте, — сказал Синяя Борода, — отдать мне его поскорее».

Наконец, после разных отговорок, пришлось принести ключ. Синяя Борода, посмотрев на него, сказал жене: «Отчего на этом ключе кровь?» — «Не знаю», — ответила несчастная жена, бледная как смерть. «Не знаете? — переспросил Синяя Борода. — А я знаю. Вам захотелось войти в маленькую комнатку. Ну, что ж, сударыня, вы и войдете в нее и займете там ваше место возле дам, которых вы там видели».

Она бросилась к ногам мужа, плача, прося у него прощения и по всем признакам искренно раскаиваясь в своем непослушании. Прекрасная и печальная, она тронула бы даже скалу, но у Синей Бороды сердце было более суровое, чем скала. «Вы должны умереть, сударыня, — сказал он ей, — и немедля». — «Если я должна умереть, — ответила она, глядя на него глазами, полными слез, — дайте мне хоть несколько минут — помолиться богу». — «Даю тебе семь минут, — ответил Синяя Борода, — но ни мгновения больше».

Оставшись одна, она позвала сестру и сказала ей: «Сестрица моя Анна (ибо так звалась ее сестра), прошу тебя, подымись на башню и посмотри, не едут ли мои братья: они обещали навестить меня сегодня; а если ты увидишь их, дай им знак, чтоб торопились». Сестра Анна поднялась на башню, а бедняжка в тоске время от времени окликала ее: «Анна, сестрица Анна, ничего не видать?» А сестрица Анна отвечала ей: «Ничего не видать, только солнце палит да трава на солнце блестит».

Между тем Синяя Борода держал уже большой нож в руке и кричал что было мочи: «Скорее иди сюда, а не то я сам к тебе приду». — «Еще минуточку, пожалуйста», — ответила жена и тихо окликнула сестру: «Анна, сестрица Анна, ничего не видать?» А сестрица Анна отвечала: «Ничего не видать, только солнце палит да трава на солнце блестит».

«Да иди же скорее, — крикнул Синяя Борода, — а не то я сам поднимусь». — «Иду», — ответила жена, а потом окликнула сестру: «Анна, сестрица Анна, ничего не видать?» — «Вижу, — ответила сестрица, — большое облако пыли, оно несется к нам…» — «Это мои братья?» — «Увы, нет, сестрица, я вижу стадо баранов…» — «Да когда же ты придешь?» — закричал Синяя Борода. «Еще минуточку», — ответила жена, а потом окликнула сестру: «Анна, сестрица Анна, ничего не видать?» — «Вижу, — ответила она, — двух всадников, они скачут сюда, но они еще далеко!» — «Слава богу! — воскликнула она через несколько мгновений. — Это мои братья. Я подаю им знак, чтоб они торопились».

Тут Синяя Борода закричал так громко, что задрожал весь дом. Бедняжка спустилась с башни и бросилась к его ногам, вся в слезах, с растрепавшимися волосами. «Это ни к чему не послужит, — сказал Синяя Борода, — придется умереть». И, схватив ее за волосы, он занес нож и уже готов был отрезать ей голову. Бедная женщина, обернувшись к нему и глядя на него помертвевшими глазами, попросила дать ей еще минуточку, чтоб приготовиться к смерти. «Нет, нет, поручи свою душу богу», — сказал он, подняв руку… В эту минуту раздался такой страшный стук в дверь, что Синяя Борода остановился. Дверь отворилась, и тотчас же вошли двое мужчин, которые, выхватив шпаги, бросились прямо на Синюю Бороду…

Он узнал братьев своей жены, драгуна и мушкетера, и, спасаясь от них, пустился бежать, но они так быстро за ним погнались; что поймали прежде, чем он успел выскочить на крыльцо. Они насквозь пронзили его шпагами, и он упал мертвый. Бедная женщина сама была чуть жива, и у нее даже не хватило сил подняться и обнять своих братьев.

Оказалось, что у Синей Бороды нет наследников и что жене его, таким образом, должны достаться все его богатства. Часть из них она употребила на то, чтобы выдать сестрицу свою Анну за молодого дворянина, давно уже любившего ее; другую часть — на то, чтобы доставить своим братьям капитанский чин, а остальные — на то, чтобы самой выйти замуж за одного хорошего человека, который помог ей забыть то тяжелое время, когда она была женою Синей Бороды.

Мораль

Да, любопытство — бич. Смущает всех оно,На горе смертным рождено.Примеров — тысячи, как приглядишься малость.Забавна женская к нескромным тайнам страсть,Известно ведь: что дорого досталось,Утратит вмиг и вкус и сласть.

Красная шапочка[74]

Жила когда-то в одной деревне девочка, до того хорошенькая, что другой такой не было на свете; мать без памяти любила ее, а еще больше любила ее бабушка. Старушка подарила ей красную шапочку,[75] которая так ей шла, что девочку везде называли Красной Шапочкой.

Однажды ее мать напекла лепешек и сказала ей: «Сходи проведай бабушку — я слышала, что она больна. Снеси ей лепешку и горшочек масла». Красная Шапочка сразу же пустилась в путь, пошла к своей бабушке, которая жила в другой деревне. Когда она шла лесом, ей повстречался кум Волк, которому очень захотелось ее съесть, но он не посмел, потому что в лесу были дровосеки. Он спросил, куда она идет. Бедное дитя, не зная, как опасно останавливаться в пути слушать волка, ответило ему: «Я иду проведать мою бабушку и несу ей лепешку да горшочек масла, который ей посылает моя мать». — «А далеко ли она живет?» — спросил Волк. «Да, очень далеко, — ответила Красная Шапочка, — вон за той мельницей, что вы видите там, вдали, — первый дом в деревне». — «Ну, — сказал Волк, — так я тоже пойду проведаю ее; я пойду этой дорогой, а ты пойдешь той, и мы посмотрим, кто раньше придет».

Волк что было мочи бросился бежать дорогой более короткой, а девочка пошла дорогой более длинной и по пути забавлялась тем, что срывала орешки, бегала за бабочками, делала букеты из цветочков, которые попадались ей на глаза.

Немного времени прошло, а Волк очутился уже у бабушкиного дома; он стучит: тук-тук. «Кто там?» — «Ваша внучка, Красная Шапочка, — сказал Волк, изменив свой голос, — несет вам лепешку и горшочек масла, который вам посылает моя мать». Добрая бабушка, лежавшая в постели, потому что не совсем была здорова, закричала ему: «Потяни щеколду, задвижка и отскочит». Волк потянул щеколду, и задвижка отскочила. Он бросился на старушку и в один миг сожрал ее, потому что уже три дня как ничего не ел. Потом он запер дверь и улегся в бабушкину постель, ожидая Красную Шапочку, которая немного погодя и постучала в дверь: тук-тук. «Кто там?» Красная Шапочка, услышав. грубый голос Волка, сначала испугалась, но, вспомнив, что бабушка простужена, ответила: «Ваша внучка, Красная Шапочка, несет вам лепешку и горшочек масла, который вам посылает моя мать». Волк, немножко смягчив свой голос, прокричал ей: «Потяни щеколду, задвижка и отскочит». Красная Шапочка потянула щеколду и задвижка отскочила. Волк, увидев, что она входит, сказал ей, спрятавшись под одеяло: «Лепешку и горшочек с маслом поставь на сундук, а сама иди, ляг со мной». Красная Шапочка разделась и легла в постель, но тут ее немало удивило, каков у бабушки вид, когда она раздета. Она ей сказала: «Бабушка, какие у вас большие руки!» — «Это чтоб лучше тебя обнимать, внучка!» — «Бабушка, какие у вас большие ноги!» — «Это чтоб лучше бегать, дитя мое!» — «Бабушка, какие у вас большие уши!» — «Это чтоб лучше слушать, дитя мое!» — «Бабушка, какие у вас большие глаза!» — «Это чтоб лучше видеть тебя, дитя мое!» — «Бабушка, какие у вас большие зубы!» — «Это чтоб съесть тебя!»

И, сказав эти слова, злой Волк бросился на Красную Шапочку и съел ее.

Мораль

Детишкам маленьким не без причин(А уж особенно девицам,Красавицам и баловницам),В пути встречая всяческих мужчин,Нельзя речей коварных слушать, —Иначе волк их может скушать.Сказал я: волк! Волков не счесть,Но между ними есть иныеПлуты, настолько продувные,Что, сладко источая лесть,Девичью охраняют честь,Сопутствуют до дома их прогулкам,Проводят их бай-бай по темным закоулкам…Но волк, увы, чем кажется скромней,Тем он всегда лукавей и страшней!

Сказка впервые опубликована в 1694 году в одном сборнике вместе с «Терпением Гризельды» и «Смешными желаниями». Этот фольклорный сюжет (№ 510В; его варианты встречаются в Северной Африке и Индии) был настолько популярен во Франции, что «Ослиная Шкура» в XVI–XVII веках практически была синонимом слова сказка (впервые она упоминается в «Деревенских шутливых беседах» Ноэля дю Файля, 1547). Среди литературных источников, которые мог знать Перро, средневековые романы «Прекрасная Елена Константинопольская» и «Персефоре», «Приятные ночи» Страпаролы (1,4), «Пентамерон» Базиле (11,6), «Новые забавы» Бонавентуры Деперье (CXXIX). Анонимный прозаический пересказ сказки Перро впервые был опубликован в 1781 году. Целый ряд мотивов совпадает с «Золушкой», которая и оттеснила «Ослиную Шкуру» на второй план.
Греки-медики. — В оригинале имеются в виду дипломированные врачи, сдавшие экзамен по сочинениям грека Гиппократа. Они противопоставлены шарлатанам — знахарям, столь же популярным тогда при дворе, как ныне — экстрасенсы.
Того же цвета и Синяя птица у д'Онуа.
Родитель пышный Фаэтона — Гелиос, бог Солнца. С V в. до н. э. отождествляется с Аполлоном.
Столь скромное омовение вполне в духе времени. «Чистота белья, которое имеется у нас в изобилии, что избавляет нас от обязанности то и дело мыться, поистине невыносимой повинности, стоит всех бань на свете», — утверждал Перро в «Параллели между древними и новыми». В соответствии же с алхимической трактовкой сказки (ослиная шкура, рождающая золото) описание принцессы, измазанной сажей, терзаемой прислугой (адептами), раскрывает первую, Черную стадию Великого деяния.
Яблоко Париса.
Эта самая литературная и «взрослая» сказка Перро также написана на фольклорный сюжет (№ 312А). В ней соединились архаические мотивы брака-смерти, ритуального жертвоприношения, бретонская легенда о святой Трофимии и традиционные литературные ситуации (наказанное любопытство, нарушение запрета, ревность) и реальная история Жиля де Ре (1404–1440), прозванного в народе Синей Бородой, — маршала Франции, сподвижника Жанны д'Арк, казненного за занятия черной магией, насилия и убийства сотен детей. Как писал французский литературовед Э. Дешанель, «сказка Перро, которая начинается как комедия, а кончается как трагедия, заставляет вспомнить драмы Шекспира: кровь, что никак не может смыть с рук леди Макбет, развязку «Отелло»: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» К сюжету «Синей Бороды» много раз обращался маркиз де Сад (наиболее яркий пример — новелла «Факзеланж», 1799). Всего же эта сказка вызвала около полусотни переработок и подражаний (причем во многих Синяя Борода изображен как положительный герой): комедия Седена «Рауль Синяя Борода» на музыку Гретри (1789), комедия Л. Тика «Рыцарь Синяя Борода» (1797), опера-буфф Ж. Оффенбаха «Синяя Борода» (1866; либретто А. Мейяка и Л. Алеви), впоследствии превращенная М. Фокиным в комический балет, драма М. Метерлинка «Ариадна и Синяя Борода» (1902), положенная на музыку П. Дюкасом (1907), опера Б. Бартока «Замок Синей Бороды» (1911), рассказ А. П. Чехова «Мои жены (Письмо в редакцию — Рауля Синей Бороды)» (1885), сказка А. Франса «Семь жен Синей Бороды» (1909).
Описывая богатства Синей Бороды (а Жиль де Ре был несметно богат), Перро показывает и реалии конца XVII в. (мода на загородные домики, огромные зеркала, обстановка, напоминающая королевский дворец в Версале) и приметы «былых времен» — до того, как Людовик XIV издал законы против роскоши, дабы изыскать средства на военные расходы.
Рукописный сборник «Сказки матушки Гусыни» (куда вошли «Спящая красавица», «Красная Шапочка, «Синяя Борода», «Кот в сапогах», «Волшебницы»), посвященный племяннице Людовика XIV, был ей вручен от имени Перро д'Арманкура в 1695 году. Через два года он был опубликован парижским издателем Клодом Барбеном под названием «Истории, или Сказки былых времен» (были еще добавлены сказки «Золушка», «Рике с хохолком», «Мальчик с Пальчик»; название «Сказки матушки Гусыни» сохранилось на гравюре на фронтисписе книги), в том же 1697 году четырежды переиздан.Ш. Перро первый обработал этот фольклорный сюжет (№ 333). В народной традиции встречаются и другие варианты финала: охотники убивают волка, спасают бабушку и внучку (самый распространенный), или девочка убегает. Последующие переделки сказки весьма многочисленны (в первую очередь в детской литературе, начиная с братьев Гримм, пересказавших большую часть сюжетов, использованных Перро). Отметим небольшую пьеску Людвига Тика «Жизнь и смерть Красной Шапочки», шутливо-эротическую трактовку сюжета современным бельгийским писателем Ж. Луме (сказка «Красная Шапочка»), комедию Л. Петрушевской «Птица-чайник».
Род накидки, вышедшей уже из моды в конце XVII в. и ставшей головным убором простонародья.