ПЕЙТОН
— Тебе, наверное, следует вернуться на свою вечеринку. — Голос Рима резкий и властный, он одержим идеей быть крутым. Одержим идеей быть главным.
Но я не хочу возвращаться на вечеринку.
Ни капельки. Я бы предпочла стоять на месте и обмениваться оскорблениями. С Римом. Который смотрит на меня свысока, как будто я последний человек на земле, с которым он хочет, чтобы его видели рядом.
Огонь в его глазах выдает его.
Он не может оторвать от меня взгляда.
Хорошо.
Скрещиваю руки на груди и говорю:
— Или, может быть, я постою здесь и ещё немного поспорю с тобой.
Наклонившись еще ближе, Рим шепчет, практически шипя:
— В моем кабинете через пятнадцать минут, мисс Левек.
Развернувшись на пятках, он направляется к лифту, великолепные джинсы демонстрируют его упругий и аппетитный зад. Они выглядят дорого, как будто он сшил их на заказ для своего тела.
Ставлю десять баксов на то, что Рим их погладил.
Его плечи напряжены, он запускает загорелые пальцы в свои густые волосы, поправляет воротник, пока нетерпеливо стоит в ожидании лифта, не удостоив меня ответным взглядом.
Хищницам требуется две секунды для нападения.
— Ёперный театр, что это было? — спрашивает Жен с чашкой в руке, пугая меня до смерти.
— Ага, — произносит другой голос, на этот раз глубокий и определенно мужской. — Что всё это значит?
В изумлении оборачиваюсь и вижу, что Хантер О’Рурк пристально смотрит на меня, тарелка с тортом и мороженым парит у его рта, он накалывает кусочек на вилку и кладет в рот, пока его взгляд мечется туда-сюда между рядом лифтов и мной.
Жует. Глотает, отправляя в рот кусочек за кусочком.
Он выжидающе смотрит на меня, приподняв брови.
— Что заползло Риму в задницу и сдохло там?
Я почти смеюсь. Почти. Но технически Хантер тоже мой босс, и я не хочу ставить себя в неловкое положение.
— Э-э, нам нужно было обсудить незаконченные дела.
— Какие ещё незаконченные дела? — Хантер оглядывает меня с ног до головы, отправляя в рот очередной кусочек шоколадного торта. Он облизывает вилку, прежде чем поднять её и направить зубцами в мою сторону. — Рим выглядел слишком нервным для обсуждения дел. Ты напи́сала ему в хлопья?
О, боже.
— Возможно, я немного надавила на его кнопки.
— В свой последний рабочий день. Представляю. — Он качает головой. — Думаю, это один из способов, придать своему уходу эффектности. — Хантер кладет в рот ещё один большой кусок своего бездонного торта. — Спасибо за угощения. Удачи в жизни. Если останутся объедки, дай знать. Торт был охрененно влажным и вкусным.
Хантер дружески толкает меня бедром на прощание, затем медленно шагает к лифтам, скорее всего, направляясь в кабинет Рима. Судя по тому, как эти двое препираются и ведут себя, я не сомневаюсь, что Хантер собирается немного поиздеваться над Римом.
Как только он оказывается вне пределов слышимости, Жен, которая терпеливо ждала, когда Хантер уйдет, больше не может сдерживаться.
— Хорошо, выкладывай. Какого дьявола здесь делал Рим Блэкберн?
Никто не обращает на нас ни малейшего внимания, поэтому я оттаскиваю Жен в сторону, за угол, подальше от других сотрудников. Схватив её за плечи, смотрю ей в глаза, телепатически пытаясь рассказать ей правду, не говоря ни слова.
— Почему ты так смотришь на меня, чудачка? Он загипнотизировал тебя?
Я закатываю глаза.
— В самом деле. Если я скажу «виски, танго, фокстрот», ты начнешь прыгать на одной ноге?
— Жен. Он знает.
— Он знает что знает? — Подруга хмурит брови, на мгновение смущаясь. Я медленно киваю, поджав губы, ожидая, пока она поймет. И когда до неё доходит, ее глаза расширяются.
— Быть такого не может.
— Я серьезно.
— Ты серьезно?
Честно говоря, почему я беспокоюсь о ней?
Но Женевьева продолжает вопить:
— Боже мой, Пейтон. Он знает. Ёлки-палки!
— Я знаю. — Я тоже потрясена. Каким-то образом мне удавалось держать себя в руках, когда Рим стоял прямо передо мной — у меня перед носом, — когда я чувствовала запах его восхитительного одеколона и видела каждую крупинку в его великолепных серых глазах. Господи, я так хотела, чтобы он наклонился и крепко поцеловал меня. И всё же он держался стойко… даже когда я сказала ему, что это была я. Сейчас? Теперь я безумно волнуюсь. Рим. Знает. Что. Это. Была. Я.
Подруга хватает меня за плечи, слегка встряхивая.
— Это безумие. Блэкберн знает и не устраивал сцен. Вау. Это… вау.
— Я имею в виду… у него действительно шёл дым из ушей, совсем чуть-чуть.
— Как, черт возьми, он узнал?
— Я понятия не имею. Я знаю лишь, что он ворвался на вечеринку, чтобы позвать меня. Теперь Рим ждет, что я прибегу к нему в кабинет через пятнадцать минут, вероятно, чтобы еще раз вставить мне пистон.
Жен ухмыляется.
— Вставить пистон. — Подруга шевелит бровями. — Мечтать не вредно.
Я шлепаю её.
— Заткнись.
— Возможно, он сделает тебе прощальный подарок, который перевернет твой мир.
Морщу нос.
— О чем ты говоришь?
Жен вздыхает и щелкает меня по лбу — на самом деле щелкает. И, блин, это так грубо, что я собираюсь возразить, но она перебивает меня:
— Подруга, он определенно примет твоё предложение покувыркаться с ним.
Ни в коем случае. Рим не такой.
— Думаешь, он хочет заняться сексом?
Это невозможно. Он так зол на меня.
— О-о-о, да-а, — шепотом кричит Жен. — Иначе зачем бы он звал тебя к себе в кабинет в твой последний рабочий день? Ты уволилась. Ему больше нечего сказать. Ты прошла собеседование с отделом кадров, и твой доступ был аннулирован.
Это правда.
Прикусываю ноготь большого пальца.
— Детка, сексуальное напряжение между вами двумя можно было разрезать ножом для торта. Я отсюда чувствовала вкус секса.
— Фу, не говори подобное дерьмо. Что с тобой?
— Я серьезно. — Она похлопывает меня по щеке, и я отбрасываю её руку. — Пятьдесят баксов за то, что Рим Блэкберн наклонит тебя над своим столом. Твои мечты вот-вот сбудутся.
— Прекрати. — Но что, если подруга права? Моё лицо пылает, и я прикладываю ладони к щекам, чтобы охладить их. — Ты заставляешь меня нервничать и потеть. Он не будет наклонять меня над столом. — Хотя я бы не отказалась. — Я уверена, что есть ещё кое-что, о чем Рим хочет поговорить.
Жен скрещивает руки и постукивает носком туфлей по ковру.
— Да, например, что? Ты здесь больше не работаешь.
Я замолкаю, обдумывая её вопрос. Все свои заметки и ежедневное расписание я передала Джорджу из отдела маркетинга. Также я отправила их своей временной замене из другого отдела, напечатав списки ежедневных задач и отдав копию. Краткое изложение и обзор.
Особенности управления социальными сетями. В шутку купила для своей замены книгу «Социальные сети для чайников», которую нашла на Amazon.
Жен права. Мне здесь ничего не остается, кроме как уйти через парадную дверь.
«В моем кабинете через пятнадцать минут, мисс Левек». Слова Рима звучат в моих ушах.
— Боже мой, — выдыхаю я. — Меня точно нагнут.
— Твой голос звучит мечтательно — как будто ты сейчас это представляешь. — Она машет кулаками, волнение переполняет её. — Бог свидетель, что тебя, моя подруга, сейчас трахнут. — Её взгляд критически скользит по моему телу. — Надеюсь, ты побрила ноги.
— Я всегда брею их. — Прикусываю нижнюю губу и говорю: — Подожди. Что, если заниматься сексом с Римом — плохая идея?
Женевьева издает звук жужжания своим горлом.
— Стоп! Неправильный вопрос. Не сомневайся в себе.
— Я знаю, но…
— Что «но»? — Её идеальные брови сведены вместе, как у Фриды (прим. пер.: Кало Фрида, художница, имела густые брови). — Почему, черт побери, это плохая идея? Ты хочешь Рима, это твоё желание на день рождения. Всё, что тебе нужно сделать, это пойти к нему и ослепить его своей улыбкой. О, и расстегнуть платье.
— Женевьева.
Она пожимает плечами и делает глоток из своей чашки.
Мой громкий вздох заполняет коридор, где мы прячемся.
— Сейчас у меня есть бизнес, о котором нужно думать, Жен. Я не могу просто делать все, что хочу, не думая. Я пытаюсь заключить контракт с «Roam, Inc».
Словно временный кайф, восторг от того, что Рим вызвал меня в свой кабинет, начинает спадать, как только я понимаю, что все подходит к концу.
Я уволилась.
Завтра меня здесь не будет.
Я не увижу своих друзей и не увижу Рима.
Больше не будет захватывающих электронных писем, ночной переписки с боссом, флирта и заказов еды для него. Я буду скучать по этому.
Я буду скучать по работе в компании Рима.
Единственный способ, согласно которому я могу когда-либо снова работать с ним, — это сохранить профессиональные отношения между нами, как он и предпочитает.
Жен скептически приподнимает бровь.
— Без обид, крошка. Ты знаешь, что я люблю тебя и полностью верю в тебя. Но неужели ты действительно думаешь, что сможешь заставить Рима Блэкберна — самого упрямого человека на этой долбаной планете — нанять тебя для маркетинга? Ты знаешь, что он не нанимает людей со стороны. Он выполняет всю работу внутри компании. Вот почему он так хорошо нам платит.
Подруга на сто процентов права, он действительно поручает работу сотрудникам и сам выполняет большинство дел, связанных с компанией. Маркетинг. Дизайн. Контроль качества. Реклама и разработка новых продуктов. Всё в пределах разумного, кроме фактического производства того, что мы продаем.
Наверное, Жен права — скорее всего, он меня не наймет.
Он уже дважды сказал мне «нет».
К счастью для него, я упрямая. Я могу услышать слово «нет», но я всегда составляю план: я хочу эту работу и готова сделать всё возможное, чтобы её получить.
Я имею в виду почти всё.
Кашляю, одаривая Жен улыбкой.
Поправляю свою юбку, потому что… я направляюсь в кабинет Рима Блэкберна.
Своего бывшего босса.
Мужчины, в которого я влюблена, как школьница.
Рим нуждается во мне — он хочет меня.
Я вижу это в его глазах. Все, что мне нужно сделать, это заставить его признать это…
***
— Не мог бы ты убраться отсюда на хрен? У меня встреча. — Я слышу, как мой бывший начальник скрежет зубами, когда подхожу к его кабинету, на этаже совершенно нет людей, кроме него и Хантера.
Лорен все еще на вечеринке вместе с остальными сотрудниками компании.
— Какая встреча? — говорит Хантер веселым голосом. — Ну же, будь честен. Встреча с твоей правой рукой, не так ли?
— Проваливай, твою мать.
— Проваливай? Ты британец и не сказал мне? Чего ещё я не знаю?
Клянусь, я слышу, как Рим кипит от злости, а он не сказал ни единого слова в ответ. Представляю, как его губы сжаты в тонкую линию, и он сдерживает свой гнев.
— Секреты, секреты, они есть у всех. — Кажется, Хантер встает. — Ты ранил меня, знаешь это? Мы кровные братья, и если ты знаешь, кем является твоя подружка по переписке, ты должен сказать мне. Это справедливо.
— Я не скажу тебе, кто это.
— Ага! Итак, ты признаешь, что знаешь, кто это. Я, бл*дь, так и знал. Это Пейтон, чей влажный пирог я только что ел?
— Иисус Христос.
— Значит, ты этого не отрицаешь этого.
— Она уже идет сюда, так что можешь свалить к чертовой матери?
— Моргни раз, если это она хочет с тобой покувыркаться.
Тишина.
— Ты моргаешь один раз или у тебя припадок? Что за хрень ты делаешь со своим лицом?
Я не могу сдержать смех, сорвавшийся с моих губ, поэтому закрываю рот рукой.
— Скажи мне, чтобы я убирался к черту, если это Пейтон Ле…
— Убирайся на хер! И закрой дверь.
Внезапно Хантер О’Рурк пятится из кабинета, исполняя странный танец — на самом деле это больше похоже на джигу, — красная клетчатая рубашка ярко контрастирует на уныло-сером фоне стен. Его руки подняты над головой, и он трясет кулаком в воздухе, когда его взгляд останавливается на мне, стоящей прямо посреди коридора с широко распахнутыми глазами.
Я действительно чувствую, насколько широко раскрыты мои глаза.
Хантер перестает танцевать, и на его лице расплывается широкая улыбка, как у Чеширского кота.
— Так, так, так, если это не друг Рима по переписке…
— О’Рурк! Уходи. Сейчас же. — Рим заполняет дверной проем, его голос звучит глубоко и резко, а на лбу появляется ещё более глубокая морщинка.
Наши глаза встречаются.
У меня сводит желудок.
О-о-о, Рим не счастлив, ни капельки, и я проклинаю Хантера О’Рурка за то, что он вывел его из себя. Последнее, что мне было нужно, это чтобы он был в плохом настроении, когда я хотела навязать ему сотрудничество перед своим уходом.
Блин, блин, блин.
Я расправляю плечи и прочищаю горло.
— Хорошо, хорошо. Я ухожу. — Хантер поднимает руки в притворной капитуляции.
— Эй, Пейтон, спасибо, что разбудила зверя и оставляешь нас на произвол судьбы.
Ублюдок на самом деле подмигивает, как будто ему смешно, слегка подпрыгивает и отдает честь, быстро шагая по коридору.
Свистит.
С недоверием смотрю Хантеру вслед. Что за…
— Левек, идите сюда. Сейчас же. — Он кивает головой в сторону своего кабинета.
Я стою на месте, нервничая.
— Скажи «пожалуйста».
Рим свирепо смотрит на меня. Его ноздри раздуваются.
— Пожалуйста.
Я пробираюсь в его кабинет, словно крыса, чувствуя себя фальшивкой — сплошная фальшивая бравада и расшатанные нервы.
Моё сердце никогда не билось так беспорядочно, и мои соски никогда не были такими сморщенными. Мне страшно, я переживаю. Понятия не имею, чего ожидать.
Дверь захлопывается, и Рим подходит к своему столу, а затем прислоняется к деревянной столешнице. Упирается в стол руками, и я замечаю, что его костяшки пальцев побелели от крепкой хватки.
— Почему? Зачем ты это сделала? — Голова Рима опущена, но его глаза прожигают дыру прямо в моей груди. — Скажи мне. Я имею право знать.
Ух ты. Он не теряет времени даром.
Сплетаю руки так же крепко, как переплетены нервы в моем животе.
Этот Рим, стоящий передо мной? Я не привыкла к нему. Я привыкла к раздраженному боссу Риму, требовательному и настойчивому, потому что он перфекционист. Хочет, чтобы всё было сделано правильно с первого раза. Требует уважения и командует всеми.
Этот Рим другой. Он уязвим, неуверен и насторожен, потому что выглядит… на самом деле немного обиженным. Что странно.
Как будто он принял всё это близко к сердцу.
Потому что это было личным.
Но я никогда не хотела причинить ему боль или унизить его.
Я должна все ему объяснить — просто у меня с трудом получается подобрать слова.
— Я… — прочищаю горло. — Это было на моём дне рождения и… я была пьяна. Действительно в стельку, как я и написала в электронном письме, пьянее, чем когда-либо.
Я легковес, спросите кого угодно.
— Значит, ты решила охотиться на меня в состоянии алкогольного опьянения?
— Охотиться на тебя? — Я удивлена. Это то, что он думает? — Нет. Я не охотилась на тебя — вовсе нет. Это просто…
Испускаю долгий прерывистый вдох и делаю шаг вперед, глубже в темницу его кабинета. В его кабинете стены более темного серого цвета, чем в общей зоне за моей спиной, темный стол и серебристая отделка. Мужественный и суровый. Как он.
— Это был мой день рождения. Мы действительно видели тебя в баре той ночью, и всё было как в тумане, но ты был там.
— Я не хожу по барам. — Рим не закатывает глаза, но близко.
— Не-а, ходишь. В ночь моего дня рождения мы видели тебя. Ты был один, но у меня сложилось впечатление, что ты ждал кого-то, кто так и не появился. Ты выпил одну рюмку, а затем встал и ушел.
Я выдыхаю, разжимая пальцы.
— Ты даже не посмотрел в мою сторону — как и в любой другой день здесь, в офисе, — и это так меня разочаровало. И я бы подошла, но действительно было похоже, что ты с кем-то встречаешься, и я не хотела мешать. Потом мои подруги-чудачки спрятались от тебя, забившись в кабинку, и я была не в состоянии справиться со всем выпитым алкоголем. — Не могу поверить, что признаю это вслух. — Всё, чего я хотела, — это немного твоего внимания.
Мой голос неожиданно затихает, и я ненавижу это.
Рим использует тишину как возможность изучить меня, на его сильной челюсти заходили желваки, пока он обдумывает моё признание.
Я не могу смириться с тем фактом, что он ничего не говорит — никогда не могла, поэтому моё лицо заливается румянцем через несколько секунд.
— Ты ни разу не взглянул на меня. А когда ушел, в пьяном угаре я призналась своим подругам, что тайно влюблена в тебя. — Теперь мои руки оживленно жестикулируют, пока я рассказываю свою историю. Выкладываю всё начистоту. — Жен пришла в голову безумная идея создать фальшивый адрес электронной почты, и у неё был планшет в сумочке, потому что она всегда…
Рим прерывает меня.
— Женевьева Портер из отдела ИТ?
Я киваю, как идиотка.
Он отталкивается от стола и обходит его.
— Она уволена.
Рим тянется своей длинной рукой к телефону, лежащему на столе.
Твою мать.
— Рим! Пожалуйста, не надо. — Боже мой, он не может уволить мою лучшую подругу.
Слезы уже наворачиваются на мои глаза, паника кружит где-то в глубине моей души. Жен нельзя увольнять. Почему я назвала только её имя? Почему?
Я такая тупица.
— Прошу тебя, Рим. Пожалуйста, не увольняй её, — снова умоляю сдавленным от слез голосом. Хватаю его за руку, которой он держит телефон.
Он непоколебим, когда начинает указывать на нарушения Жен:
— Она создала корпоративную учетную запись электронной почты для личного пользования. Использовала собственность компании в личных целях. Создала адрес электронной почты, чтобы анонимно терроризировать начальника, и солгала об этом. — Рим прислоняется к столу, скрестив руки на груди. — Мне продолжить?
— Ей нужна эта работа… — Больше, чем мне.
Я всё ещё сжимаю его руку, удерживая её, не давая ему поднять трубку офисного телефона и позвонить в отдел кадров. Или охране.
— Назови мне хотя бы одну вескую причину, почему я в сию секунду не должен вышвырнуть её задницу на улицу вместе с твоей.
Причины, по которым Жен должна сохранить эту работу. Причин, по которым не стоит увольнять Жен, масса, но мой проклятый мозг не может придумать ни одной.
Тяжело сглатываю, ломая голову над тем, что может помешать этому безжалостному человеку уволить мою лучшую подругу.
— Ей было жаль меня, — бормочу я, чувствуя себя глупо. — Я так зациклилась на тебе, желая, чтобы ты видел во мне кого-то большего, нежели одного из сотрудников, которые сидят в кабинках этого офисного здания, что она пыталась мне помочь. Это моя вина, а не её, прошу тебя, Рим, пожалуйста, не наказывай её. Я знаю, ты расстроен, но злись на меня. Женевьеве нужна эта работа.
— Ей следовало подумать об этом до того, как она нарушила правила компании.
— Пожалуйста, — шепчу я.
Рим не двигается. Даже не вздрагивает.
Стоит на месте неподвижно, как статуя.
Не могу сдержать свою злость из-за его безжалостного отношения.
Это разбивает моё сердце.
— Вот как это будет, Рим? Ты не можешь уволить меня, значит, собираешься уволить Женевьеву? Это низко даже для тебя.
Господи, я только что это сказала? Я стараюсь не распахивать широко глаза, но, честно говоря, я сама в шоке.
— Прошу прощения? — Рим вырывает свою руку из моей и обходит стол, останавливаясь в нескольких дюймах от меня..
Приподнимаю подбородок.
— Ты слышал меня.
— Ты действительно думаешь, что я добился высот в бизнесе, заметая подобное дерьмо под ковер? Нет. Мне пришлось быть безжалостным с самого начала, отсеивая ущербных людей и следить за тем, чтобы компания работала, как отлаженный механизм. Маленький бизнес-совет, Пейтон: тебе придется стать более жестокой, иначе акулы сожрут тебя заживо, и через шесть месяцев ты обанкротишься.
Как он посмел.
— Ты слишком милая.
Слишком милая?
— Пошел ты. — Тыкаю его пальцем в грудь и стреляю взглядом, мой голос суров и непоколебим. — Ты можешь быть безжалостным генеральным директором, проявив немного сострадания и не будучи ослом, а сейчас ты им и являешься. Ведешь себя, как мудак. У тебя проблема с тем, что я писала тебе по электронной почте, и, поскольку ты не можешь наказать меня напрямую, ты выбрал Жен. Я понимаю. Но неудивительно, что люди называют тебя тираном.
— Ты действительно думаешь, что меня волнует, что говорят другие?
— А должно, — выпаливаю я в ответ. — Возможно, если бы у тебя была хотя бы половина того уважения, которое я заслужила от твоих сотрудников, они бы работали в два раза усерднее, находчивее, и у тебя не было бы тех проблем, которые есть сейчас.
Его ноздри раздуваются.
Мышцы на челюсти пульсируют.
— Какие проблемы?
— Хорошо. Возьмем, к примеру, маркетинг. В отделе полный бардак. Джордж не креативен — это место полностью высосало из него весь творческий потенциал.
— И это всё?
Я фыркаю.
— Нет. — Пауза. — В бухгалтерии такая скука, что я будто совершаю марш смерти (прим. пер.: Марш смерти — пеший переход, к которому принуждают группу людей, зачастую заключённых или военнопленных, и при котором некоторая часть марширующих погибает из-за условий марша по причине длинной дистанции, погоды, истощённости, жестокости конвоиров), когда мне нужно пройти мимо.
— Они бухгалтеры.
Рим приводит действительно отличный аргумент.
— Более яркий оттенок серого цвета на полу, безусловно, сделал бы тот отдел менее скучным.
Его глаза полыхают жаром и гневом, когда он делает шаг вперед, прижимая меня к стене. Его одеколон — первое, что вторгается в моё пространство, пряный и мужской, затем его широкая грудь, которая быстро поднимается и опускается.
Руки Рима упираются в стену позади меня, охватывают моё тело и смыкаются вокруг меня. Его бледно-серые глаза становятся ледяными, когда он смотрит на меня сверху вниз, его дыхание тяжелое, когда он говорит со мной.
Каждый волосок на моем теле встает дыбом, пробуждая мои нервы на совершенно другом уровне. Как давно я хотела стоять так близко к Риму, чтобы его лицо было в нескольких дюймах от моего, чтобы иметь возможность внимательно рассмотреть черты и резкие линии его красивого лица?
Очень долго.
И всё же, я бы хотела, чтобы это происходило при других обстоятельствах.
Я бы хотела, чтобы вместо исходящего от него гнева, это была страсть ко мне.
Вожделение.
Непреодолимое влечение.
— Ты думаешь, управлять этой компанией легко? Думаешь, было легко выполнять мою работу, когда ты каждый день пишешь мне, что хочешь со мной покувыркаться?
Покувыркаться со мной.
Когда он это говорит, это звучит так непристойно.
Рим отрывает от меня взгляд и скользят своими глазами вниз по моему телу, останавливаясь на декольте, вздымающемся под моим платьем, потому что я едва могу отдышаться.
Наконец наши взгляды встречаются.
Рим произносит:
— Думаешь, легко выполнять какую-то гребаную работу, когда ты расхаживаешь с важным видом в таком платье, соблазняя меня своим остроумным ртом и дерзким поведением?
— Прошу прощения? С важным видом? — Я не выставляю себя напоказ.
Тяжело сглатываю, пытаясь перевести дыхание, когда каждый нерв в моём теле начинает пульсировать, оно чувствует себя более живым, чем когда-либо, когда он так близко.
Рим наклоняет голову вперед, его щека касается моей, щетина царапает мою чувствительную кожу. Интересно, что бы я чувствовала, если бы его щетина царапала внутреннюю сторону моих бедер? Если бы этот острый язык доставлял мне удовольствие? Если бы эти губы покрывали мою кожу влажными поцелуями?
Каково было бы ощутить губы этого мужчины на своих губах во время всего одного поцелуя?
Только одного…
…поцелуя.
Мой разум витает в облаках, блуждает.
Каков он на вкус?
Каково это — принадлежать Риму Блэкберну всего на одну ночь, наполненную сексом?
Прислоняюсь к стене, сжимая ноги вместе, чтобы облегчить желание, пульсация в моем центре начинает крестовый поход против моего предательского сердца.
Оно хочет большего, черт бы его побрал. Оно хочет его.
Рим наклоняется.
Нависает над моей шеей.
Его дыхание щекочет мою обнаженную шею, и, наконец, его губы нежно скользят по моей коже, вызывая волну мурашек, бегущим по моим рукам, ключицам и ногам.
Его низкий сексуальный шепот теперь звучит в моем ухе.
— Что-то неизбежно, Пейтон. — Долгая драматичная пауза, когда Рим проводит носом по моей шее. — Что-то неминуемо рухнет.
— Ч-что должно рухнуть? — шепчу я в ответ, не в силах отвести взгляд. Его красивый нос оставляет мою шею и касается моей щеки.
Нежно.
Губы в нескольких дюймах от моих, Рим прижимается своим лбом к моему, и замолкает, чтобы взять себя в руки, ловкие пальцы в миллиметрах от того, чтобы запутаться в моих волосах.
Я хочу протянуть руку и прикоснуться к нему, как он прикасается ко мне.
Хочу провести рукой по его груди, исследовать мягкую ткань его хлопковой рубашки. Схватить её в районе талии и потянуть, обнажить его загорелую и мускулистую грудь, которая, как я знаю, скрыта под плотною тканью его дизайнерской майки.
В отчаянии я больше всего на свете хочу ослабить его ремень, расстегнуть брюки и спустить их с бедер, пока они не упадут на пол. Хочу ласкать его, держать в руке его возбужденный член, гладить его, лизать и сосать.
Доставлять ему удовольствие, пока он не сможет больше терпеть — прямо здесь, в его кабинете, — пока его жесткий контроль не ослабеет, и у него не остается другого выбора, кроме как посадить меня на свой стол и воплотить в жизнь все мои фантазии.
Рим перемещает свой рот на другую мою щеку, ведя по ней носом к моему уху.
— Как давно ты хочешь меня, Пейтон, а? — Его голос глубокий — такой зловещий, что после этих слов у меня начинает кружиться голова. Дыхание перехватывает, когда я слышу, как мое имя слетает с его губ.
— Как давно я хотела тебя?
Годами. Я хотела тебя много лет.
Рим делает вдох и кивает.
— Да, как долго?
Прижимаюсь ладонями к стене, моя грудь вздымается и опускается, соски невероятно твердые.
— Не могу вспомнить, — запинаюсь я. Ложь.
— Примерно. Порадуй меня.
— Может быть, эм… — Наклоняюсь вперед, улавливая его запах. Боже, Рим так офигенно вкусно пахнет. — Эээ, пару лет.
— Сколько? Конкретней.
— Тебя возбуждают детали?
— Да.
— Три года.
Рим резко поднимает голову, его брови взлетают до линии роста волос.
— Три года?
— Плюс-минус. — Прикусываю нижнюю губу.
Он издает гудящий звук и кладет одну руку на мое бедро, вдавливая большой палец, удерживая меня возле стены.
— И сколько раз за эти три года ты представляла, как я прижимаю тебя к этой стене, раздвигаю ноги и трахаю, пока в твоём рту мой галстук, чтобы заглушить твои крики?
Крепко зажмуриваю глаза, пытаясь отдышаться, в то время как беспорядочное сердцебиение мешает это сделать. Пытаюсь вывернуться из хватки Рима, но его рука, прижатая к моему бедру, не дает мне пошевелиться. Потребность в нём между моих ног становится невыносимей.
С трудом сглатываю.
— Почти каждый чёртов день, — честно отвечаю я. — Учитывая несколько разных позиций.
Рим медлит, позволяя моим словам раствориться в тишине. Следующие его слова звучат грубо и отрывисто.
— Тогда чего ты ждешь? Если ты действительно хочешь меня, тогда возьми.
Возьми.
В его устах это звучит так просто.
Как будто вся моя карьера не зависит от этого одного маленького решения. Для него это ничего не значит, возможно, всего лишь ещё один случайный трах, но этот случайный трах построен на огромном сексуальном напряжении.
От него многое зависит.
Если я сдамся, если возьму то, чего так чертовски долго хотела, это может стать одним из самых страстных моментов в моей жизни, но с огромными последствиями, ожидающими меня после оргазма.
Как бы мне ни хотелось сказать, что доверяю ему, но это не так. Как Рим и утверждал, он безжалостен, и хотя я отчаянно хочу узнать, каково это — чувствовать его губы по всему своему телу, в то время как его член глубоко внутри меня, я не могу рисковать.
Могу ли я верить, что он не обманет меня потом? Или не выставит Жен?
Рим зол. Возможно, смущен, и, несмотря на то, что мы бы хорошо провели время, я не могу поддаться этой всепоглощающей страсти из-за малейшего шанса, что потом он может разрушить мою репутацию.
Отстраняясь, встречаюсь с ним взглядом, Рим вглядывается в мои глаза, и на краткий миг я вижу ту уязвимость, неуверенность, которую он хранит глубоко в своей душе, и которую не осмеливается никому показать. Но я это замечаю.
— Возьми меня, — повторяет он, на этот раз поглаживая большим пальцем моё бедро, нежное прикосновение стирает все мои мысли о том, что он может меня обмануть.
Нет, он ни за что не поступил бы так со мной.
Но это не значит, что я могу позволить этому случиться. Мне нужна его компания, я хочу работать с ним в профессиональном отношении, как партнер, и для того, чтобы все сработало, я никоим образом не могу поддаться своим чувствам, хотя в этот момент больше всего хочу отбросить осторожность и, наконец, почувствовать, как его губы прижимаются к моим.
Ненавидя то, что я собираюсь сделать, глубоко вздыхаю и говорю:
— Я не могу.
— Не можешь? — Его брови нахмурены, на лице написано замешательство.
Качаю головой.
— Не могу.
После моего второго отказала его лицо ожесточается. Замешательство исчезает, и его быстро сменяет гнев. Рим отталкивается от стены и поворачивается ко мне спиной, крепко сжимая рукой затылок.
Нуждаясь в объяснении, я делаю шаг вперед и говорю:
— Рим…
— Уходи. — Он идет к своему столу, больше не удостаивая меня взглядом.
— Рим, пожалуйста.
Он резко разворачивается ко мне лицом и указывает на дверь.
— Уходи на хрен. Ты заморочила мне голову так, что хватит на всю жизнь
— Всё совсем не так.
Он садится в кресло и двигает мышкой, предательский звук оживающего компьютера заполняет тишину
— Пожалуйста, позволь мне объяснить.
Рим почесывает подбородок, его движения резкие, поспешные.
— Если не уйдешь сейчас, твоя подруга будет уволена. Не еб* мне мозги снова, Пейтон.
— Рим…
Он тянется к телефону, и, прежде чем я успеваю сказать ещё хоть слово, я быстро выбегаю из его кабинета со слезами на глазах.
Я не могу поверить, какую ужасную ошибку я совершила. Хотела бы я никогда не отправлять то дурацкое письмо, потому что думаю не только о том, что Рим никогда не будет со мной работать, но я также твердо убеждена, что я причинила ему боль, и осознание этого меня просто убивает.