ПЕЙТОН
Мыбудемкувыркаться, мыбудемкувыркаться, мыбудемкувыркаться. Я напеваю эти слова, не могу выкинуть их из головы. Я просто знаю, что мы собираемся… могу сказать это по тому, как Рим смотрит на меня — как будто я самое вкусное блюдо в меню.
Его рука обжигает мою поясницу, когда мы идем по темным, сырым улицам Нью-Йорка, уворачиваясь от людей на протяжении всех трех кварталов до его дома.
По необходимости, поскольку я на высоких каблуках, хватаю Рима за предплечье и крепко сжимаю после того, как в первый раз мой каблук зацепился за канализационную решетку и чуть не оторвался.
Он поддерживает меня всю оставшуюся дорогу.
Еще. Один. Квартал.
Мое сердце готово выскочить из груди, оно так быстро бьется.
Мы подходим к зданию, где стоит швейцар в зеленой куртке. Он улыбается, кивает и с размаху открывает тяжелую дверь, пропуская нас в роскошный вестибюль.
Почему-то здание кажется слишком изысканным, слишком элитным. Слишком глянцевым и холодным, как будто оно возлагает большие надежды на каждого, кто входит в дверь.
Приподнимаю подбородок.
Прижимаюсь спиной к прохладным металлическим стенкам лифта, когда двери открываются, и мы заходим внутрь, поднимаясь на последний этаж. Когда двери дзинькают и открываются, Рим сбрасывает пальто.
Я делаю то же самое, вешаю его у двери и поворачиваюсь к нему лицом.
Как и во всем остальном, он не теряет времени даром, сосредотачиваясь на желаемом и добиваясь этого точными движениями. Уверенный в себе, Рим подходит ко мне и кладет руки на мою талию.
Я отступаю назад, пока не прижимаюсь спиной к стене, а его горячий рот оказывается на моей шее, чуть ниже уха. Он посасывает мою сережку, закатывает глаза эротическим образом, что мои собственные, черт возьми, чуть не закатываются к затылку.
— Хочешь осмотреть мою квартиру сейчас или утром?
Вау.
Мы делаем это.
Будем.
Кувыркаться.
— Утром, после того, как ты накормишь меня блинчиками с большим количеством масла и сиропа, — стону я, наслаждаясь его теплым дыханием.
— У меня нет теста для блинов, — бормочет Рим в ответ.
— Ммм. Тебе лучше купить, а то эта одежда не будет снята.
Он отступает назад, чтобы изучить мое выражение лица.
— Ты, бл*дь, серьезно?
Я смеюсь.
— Да. Я хочу блинчики.
Его ворчание уморительное. Сексуальное.
— Отлично. Боже, какая ты властная.
— Мм-хмм. — Я притягиваю его рот обратно, к своему, раскрывая его, чтобы язык Рима мог проскользнуть внутрь. Это происходит, и мой язык танцует с его, поглаживает.
Кружит.
Влажный и горячий.
Мы ласкаем друг друга довольно непристойно. Я целую Рима Блэкберна.
Целую. Рима. И это еще сексуальнее, еще лучше и интенсивнее, чем я думала. Но сейчас во мне живет потребность, которую я должна удовлетворить.
Немедленно.
— Покажи мне свою спальню.
Офигеть, я только что это сказала? Это так на меня не похоже. Я могу подумать о том, чтобы сказать что-то подобное, но я точно никогда не говорила ничего похожего вслух мужчине.
Тем не менее, Риму это явно нравится, потому что он наклоняется, и не успеваю я опомниться, как он берет меня на руки и несет по коридору.
Он не останавливается, пока не входит в темную комнату, задевает локтем розетку, и две лампочки на прикроватном столике не загораются.
Они тусклые — скорее для настроения, чем для освещения — и создают красивое сияние в темной спальне. Она именно такая, какой я ее себе представляла: большая и внушительная, с огромными панорамными окнами, из которых открывается вид на район. Небо освещено благодаря городу, и хотя вид загораживают высокие здания, он все равно впечатляет.
Бетонные полы. Серая кровать. Белое постельное белье, что меня удивляет. Все остальное черное. Суровое и серьезное.
Холодное и неумолимое.
Таким, каким я Рима себе представляла до того, как узнала его поближе.
Я подхожу к нему, тереблю синий галстук на его шее, затем ослабляю его, чтобы снять через голову и отбросить в сторону, но недалеко, чтобы я могла использовать его позже для… по любой причине.
— Я мечтала об этом целую вечность, — шепчу я, перебирая пальцами верхнюю пуговицу его рубашки — душной для свидания, но подходящей для деловой встречи.
— Расскажи мне. — Мои уши обманывают меня, или его голос надломился? — Подробнее.
— Ну, — начинаю я, — в своих фантазиях я снимаю с тебя галстук вот так и держу его поблизости на случай, если захочу связать им твои руки.
— Действительно?
— Да. Или… Я могу заткнуть тебе рот кляпом, если ты будешь мне мешать. Что, как мы оба знаем, является наиболее вероятным сценарием в данном случае.
— Ты думаешь, что ты главная?
Я ухмыляюсь.
— О, Рим. Я не думаю, что я здесь главная. Я знаю, что я главная. Ты можешь быть боссом на работе, но я буду боссом в этой спальне.
Я так уверена в себе. Так агрессивна.
Мне это нравится.
Нравится, как Рим смотрит на меня, глаза полуприкрыты и взгляд ленивый, ему нравится, как я беру контроль.
Я не хочу доминировать над ним, я просто хочу делать с ним то, что хочу…
— Хорошо. — Его ответ звучит тихо. Он удовлетворен.
Рим все еще смотрит на меня настороженным взглядом, когда я начинаю расстегивать его рубашку. Ткань, потертая и мягкая, скользит сквозь мои пальцы, и когда я вытаскиваю подол из его джинсов, у него перехватывает дыхание.
Просунув ладони под майку, я касаюсь его груди, сначала осторожно.
Затем более уверенно, проделывая путь вверх по его прессу и грудным мышцам.
Ммм… Кто-то из нас стонет, и я почти уверена, что это не я. Неторопливо, позволяю своим рукам блуждать по его верхней части торса, наслаждаясь его гладкой плотью. У него не так много волос на груди, как я думала, только легкая россыпь на твердых грудных мышцах. Она едва заметная, но она есть.
Когда я заканчиваю исследовать, проникаю руками под его рубашку. Тяну ее вверх, через голову, пока полностью не снимаю с тела Рима, и она не падает на пол.
Рим Блэкберн, стоящий передо мной в одних брюках, — я не думала, что когда-нибудь это увижу. Он — в моем полном распоряжении, он — пластилин в моих руках.
Мои руки слегка дрожат. Я могу много говорить о трахе, но на самом деле я не самая опытная девушка в мире… У меня было всего несколько сексуальных партнеров. Около трех.
Один почти не считается, потому что мы учились в колледже, и никто из нас ничего не знал. Возились, лапали друг друга. И я уверена, что с первого раза он даже не вставил свой член в нужную дырочку.
Я почти смеюсь от этих воспоминаний, нервный смех клокочет в моем горле, когда серьезные серые глаза Рима встречаются с моими.
Его губы подрагивают — ему весело. Он не знает, почему я смеюсь, но звук моего смеха заставляет его улыбаться. Мой голос заставляет его улыбаться.
— Я тебе нравлюсь, — легко говорю я, проводя кончиком большого пальца по его нижней губе. Взад-вперед, медленно, подушечкой пальца запоминая, какие мягкие у него губы.
— Да, — отвечает Рим, что так на него не похоже.
— Не могу поверить, что ты это признал.
— Я тоже не могу в это поверить. Но ты кинула мою рубашку на пол, а твои пальцы обводят мой рот и… бл*дь. Я просто хочу постоять здесь и посмотреть, что ты будешь делать дальше.
Но он лжет.
Рим не ждет, чтобы увидеть, что я буду делать дальше, потому что он невыносим и нетерпелив.
Его руки опущены по швам, но ненадолго. Он кладет их мне на талию и проводит ими по бедрам, по шелковистой ткани платья, скользит вверх по грудной клетке.
Рим дергает за пояс, завязанный на моей талии, медленно вытаскивая его из петли. Тянет так, что он полностью развязывается, платье распахивается, и я обнажаюсь. Бюстгальтер и трусики на виду.
— Что ж, это забавный сюрприз.
«Я полна сюрпризов», хочу я похвастаться. Но мне не хватает смелости. К тому же, я бы задохнулась от нервов, если бы попыталась заговорить.
Вместо этого я ахаю, когда прохладный воздух его холодной спальни касается моего тела. Я дрожу от рук Рима и от температуры.
— Холодно? — бормочет Рим, хотя его больше интересует, когда наступит его очередь исследовать. Он проводит пальцами по моему животу, который теперь покрыт мурашками, вплоть до кружевной отделки красного лифчика.
Да, я надела красный лифчик. Да, это банально. Но он подходит к моему платью, и, надеюсь, к моему настроению. Мне нужно было чувствовать себя сексуальной сегодня вечером, чтобы я могла делать сексуальные вещи.
Смелость в кружеве, так сказать.
— Мне было холодно, но уже нет.
Он проводит руками по моей округлой ложбинке — я разочарована, — не останавливаясь, пока не достигают изгиба моей ключицы, неторопливо скользя вдоль нее. По моей спине пробегает дрожь от его рук.
Моя кожа бархатисто гладкая и покалывает от прикосновений его пальцев.
— Такая красивая, — шепчет Рим, подходя чуть ближе. — Такая сексуальная.
Он находит ртом пульс на моей шее и прижимается к нему губами.
— Не смей ставить мне засос, — ругаюсь я, надавливая на его плечи ладонями. Это бесполезно. Его тело — стена мужской энергии.
— Не помешает. — Он смеется мне в шею, придурок.
— Я серьезно, Рим. Завтра на работе я должна ходить с высоко поднятой головой. Я умру, если кто-нибудь заметит.
— Ты работаешь на себя, никто не будет тебя сдавать.
— Я убью тебя. — Я отстраняюсь и смотрю на него. — Никаких. Засосов.
Он корчит гримасу.
— С тобой не весело.
— Хочешь, я сделаю тебе один?
— Бл*дь, нет.
— Тогда оставь мою шею в покое.
Когда Рим все-таки убирает рот, я стону — было так чертовски приятно ощущать его губы там, но он вознаграждает меня, когда скользит вверх по моей челюсти, кончиком носа, касаясь моего уха. Я закрываю глаза, ощущая его теплое дыхание в раковине.
— Ммм…
Я чувствую, как он улыбается, в то время как его руки скользят вниз по моим рукам.
Снова вверх, большие пальцы зацепляют хлопок моего платья. Стягивают его вниз по моим рукам, как я сделала с его рубашкой. И, точно так же, как его рубашка, оно соскальзывает с моего тела в лужицу красной жидкой ткани, стекающей на пол.
Красный лифчик. Красные трусики.
Больше ничего.
Рим целует меня, пока я проворно вожусь с пряжкой его ремня, а затем расстегиваю пуговицу его джинсы. С жужжанием опускаю молнию.
Его член упирается в плотную ткань. Я чувствую его под своими пальцами, когда расстегиваю молнию. Мои жадные пальцы хотят почувствовать его, жадные глаза хотят увидеть его.
Я рада, что Рим включил свет. Я хочу видеть его всего, каждый дюйм. Опускаю глаза — я просто не могу ничего с собой поделать. Я видела этого мужчину только в костюме, джинсах или шортах и футболке. И никогда даже близко не видела его голым.
Рим такой взвинченный и чопорный.
Теперь он обнажен, практически голый для моего пытливого взгляда.
Широкая грудь. Загорелая кожа.
Живот в виде великолепного V-образного пресса над поясом его черных боксеров.
— Все в этой комнате подходит друг к другу, — не могу не отметить я. Что я могу сказать? Я придаю большое значение деталям. — Пол. Твоя кровать. Рубашка. Боксеры. Ты делаешь это специально?
— Может быть, — дразнит Рим в ответ.
— Ммм… — это все, что я могу сказать, потому что помогаю ему снять штаны и стянуть их с его тела.
Мы почти голые.
Кожа, кружева и хлопковые трусы.
Руки, губы, язык и зубы.
Я хочу лечь на кровать, поэтому делаю несколько шагов назад, пока колени не упираются в матрас. Жду, пока Рим не положит меня на спину. Я ползу на четвереньках к центру; у меня не хватает смелости стянуть с него нижнее белье и сделать ему минет — во всяком случае, пока.
Но он, кажется, доволен, наблюдая, как я опускаюсь на его подушки — красные трусики на фоне белого постельного белья, мои темные волосы разметались, руки широко раскинуты, приглашая его присоединиться ко мне.
— Боже, ты сексуальна.
Я маню его пальцем.
Он направляется ко мне.
Рим нависает надо мной, упираясь руками по бокам от меня и проводя языком по ложбинке между моими грудями. Игриво. Сладко. Мое дыхание учащается, когда он опускается, устраиваясь между моих ног, и его твердый член упирается в мое лоно. Он пульсирует.
Далее, мне не следует говорить, что это та часть, где мы трахаемся всухую в течение десяти минут, но… это та часть, где мы трахаемся всухую в течение десяти минут.
Как подростки. Рим двигается надо мной, имитируя секс.
Вонзает кончик эрекции в ложбинку между моими бедрами, задевая влажный, горячий центр. Я откидываю голову назад и стону, прикусив губу. Все, что он делает, это трется об меня, ради всего святого.
Мы все еще в нижнем белье… и мне это нравится.
Боже, это так приятно, а мы даже не трахаемся.
— Еще, — хнычу я. — Сними их.
Вместе мы стягиваем его боксеры. Я никогда не видела Рима Блэкберна таким… отчаянным. Возбуждение светится в его глазах, он сильно хочет меня.
И, боже милостивый, его член бесподобный.
Большой.
Толстый.
Большой и толстый? Перестань повторяться, Пейтон. Ты собираешься кувыркаться со своим боссом. Ты собираешься кувыркаться с мужчиной своей мечты.
Перестань говорить «кувыркаться». Это не стильно.
Я пытаюсь сосредоточиться на задаче и отвлечься от своих мыслей, но это трудно — у меня не было секса два года, а его невероятный пенис затуманивает мой разум.
Рим раздвигает мои ноги.
Спускается по моему телу, осыпая поцелуями мой живот — он не идеальный, едва ли плоский, но Рим, кажется, не возражает. Кажется, ему это нравится, он облизывает мой пупок и проводит носом по моему тазу.
— Такая охренительно сексуальная, — говорит он мне уже в тысячный раз за сегодняшний вечер, и я лежу под ним, как кошка, нежащаяся на солнышке. — Я уже несколько недель хочу поласкать эту киску своим ртом.
— Правда? — вскрикиваю самым несексуальным образом, вытягивая шею, чтобы лучше его видеть. Затем наблюдаю, как Рим касается ртом моих трусиков, посасывая мою киску через прозрачный красный нейлон. Его язык скользит вверх и вниз по моей промежности, увлажняя местечко между ног.
Сосет.
Оттягивает трусики в сторону и вылизывает меня вдоль и поперек.
— О, господи. — Склонив голову набок, я лежу безвольно, словно тряпичная кукла.
Ноги расставлены, его большие ладони лежат на моих раздвинутых бедрах, держа их открытыми.
Открытыми.
Горячими. Мокрыми.
Готовыми.
Рим посасывает, раздвигая пальцами мою киску, и, о, боже, я не могу поверить, что только что назвала ее этим словом. Проходит совсем немного времени, и нервные окончания во всей моей нижней половине дрожат — он настолько хорош в этом. Кто-нибудь, дайте этому человеку медаль.
Я хватаю его за волосы, сжимая их в горсть.
— Я не хочу кончать, пока ты не будешь внутри меня, — протестую я, когда Рим поглощает ртом мой клитор.
— Шшшш. — Он качает головой, едва отрывая рот от меня. — Ты кончишь. Позже.
Вот дерьмо.
Проклятье, как же это приятно.
— О, боже… да… ммм. — Сами по себе мои бедра начинают медленно, уверенно вращаться, и я слегка приподнимаю их, когда его зубы задевают мой клитор. Всего лишь чуть-чуть. Но этого достаточно, чтобы я откинула голову на подушку и прикусила нижнюю губу.
Его плоский язык ласкает мою…
— Я собираюсь… о, господи, не прекращай делать это… прямо здесь, Рим, ммм…
Ничто, кроме бессвязных мыслей, не проносится в моем сознании и теле. Нижней части тела.
— Твоя киска оху*нна на вкус, — стонет он, выныривая, чтобы глотнуть воздуха. — Мне нужно трахнуть ее. Я собираюсь трахнуть эту киску.
О, господи боже.
Я не выношу пошлые разговоры, только не от него.
Рим непоколебим и серьезен.
Что я вообще могу ответить? Да, трахни меня жестко? Я не умею говорить непристойности — я никогда этого не делала, и это кажется странным и неестественным.
Но я все равно пробую.
— Да, Рим, трахни меня. — Затем, хотя я чувствую себя идиоткой, добавляю: — Ммм.
Звук моего «ммм» сводит его с ума, и он добавляет палец к своему рту. Он попадает в нужное место, в нужное время, и мои бедра отрываются от кровати.
Он прижимает их к себе, расправляя плечами.
Остекленевшими глазами я смотрю на его макушку. Наблюдаю, как его язык и пальцы ласкают мою киску. Это зрелище возбуждает не меньше, чем сам акт, когда он делает это так сексуально.
Темпераментно.
Опьяняюще.
Мне уже целую вечность никто не делал куни, и я получаю кайф, наблюдая, как это делает Рим. Так обалденно горячо.
Я нервничаю. Бедра дрожат. Голова откидывается назад, руки тянутся к белым простыням. Я сжимаю их, поднося уголок ко рту, прикусывая ткань зубами.
— О, боже… о…
Я не могу вымолвить ни слова, когда кончаю, но все мое тело оживает от наслаждения, поражающего меня в самый центр, вспыхивая, словно фейерверк, пронзая все мои нервные окончания.
Я не в состоянии говорить. Немного вспотела.
Истощена.
— О нет, ты этого не сделаешь, — предостерегает Рим снизу, прокладывая себе путь вверх по моему телу, теребя прозрачные чашечки красного бюстгальтера. Он оттягивает одну вниз, что становится видно мой сосок, и опускает голову, чтобы пососать.
Рим скользит рукой мне за спину, его пальцы возятся с застежкой, пока бюстгальтер не расстегивается, а затем он стягивают его с моего тела. Бросает в кучу одежды на полу. Спускает мои трусики, пока я томлюсь на матрасе, раскинувшись и ожидая, что он будет делать дальше.
— Ты выглядишь как богиня, — шепчет Рим мне в шею, и я ему верю.
— Мне нравится твое тело. — Это мой вклад в разговор о сексе, мой мозг совершенно бесполезен для того, чтобы связывать разумные слова воедино.
Я чувствую его твердый член на своем бедре, на моей коже влажный след от предэякулята. Несмотря на то, что я только что испытала потрясающий оргазм, я хочу, чтобы он был внутри меня.
Там, где ему самое место.
Рим соглашается, а затем тянется через меня к прикроватной тумбочке, бесцеремонно выдвигает ящик и достает коробку презервативов — от этого зрелища я краснею, а мое тело уже пылает. Словно горит.
Я все еще возбуждена — может быть, даже больше, чем раньше, внезапно ставшая ненасытной.
— Боже, я так сильно хочу, чтобы ты меня трахнул. — Я извиваюсь на матрасе в простынях, потирая бедра друг о друга. Он так сильно меня возбуждает.
— Да, мэм.
Рим натягивает презерватив, и, наблюдая за ним, прикусив нижнюю губу, предвкушение течет по моим венам, как будто я впервые занимаюсь сексом.
Мышцы бицепсов Рима напрягаются, когда он располагается надо мной, и я кладу свои ладони на них, сжимая. Я дышу с трудом, когда Рим протягивает руку между нами, обхватывает свой член и вводит его в мое влажное, скользкое тепло.
Одно медленное прикосновение, а затем он вводит его на несколько дюймов.
— Господи Иисусе, ты такая чертовски тугая, — говорит Рим, издавая глубокий стон.
— Тебе это нравится? — спрашиваю я, закрывая глаза от ощущения того, как он медленно скользит во мне, дюйм за дюймом.
— Я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо, — вновь стонет Рим, на этот раз громче.
— Вау. Столько комплиментов. — Почему я дразню его?
— Теперь тебе хочется шутить?
— Ничего не могу с собой поделать. — Я смеюсь. — Не останавливайся. Продолжай.
— Ни за какие деньги я не покину эту оху*тельную киску.
Эти слова.
Этот мужчина.
Он выходит, затем толкается, вонзаясь… и выходит… уткнувшись носом в изгиб моей шеи, касаясь губами моего пульса. Мой рот, в свою очередь, приоткрыт.
— Бл*дь, Пейтон… — стонет Рим в мои волосы. — Охренеть!
Да, еще. Повтори мое имя.
Он произносит:
— Пейтон.
Старый добрый секс, лучший из существующих способов — он сверху, жестко вбивается в меня. Изголовье кровати начинает ударяться о стену, и я концентрируюсь на звуках и ощущениях, наряду с его стонами, которые переходят в мягкое, животное ворчание. Звуки нашего секса.
Пот на его лбу.
Влажность между моих ног.
Я все это чувствую и слышу.
И Рим был прав; он заставит меня кончить снова. Я чувствую, как оргазм нарастает… медленно, но уверенно, ощутимое сжатие в моем тазу посылает ударную волну по позвоночнику, и я выгибаю спину. Рим обхватывает губами сосок, посасывает, и это почти сводит меня с ума.
— Ты сведешь меня с ума. — Его голос вторит моим мыслям.
— Хорошо. — Это то, чего я хочу. — Я хочу, чтобы ты потерял контроль.
Рим ускоряет темп, толкаясь сильнее. Глубже. Хватает меня за задницу обеими руками и проникает так глубоко, как только может.
— Ухх, — стону я. Потому что ммм…
— Пейтон… — Он снова произносит мое имя, и я знаю, что никогда не забуду, как оно звучит на его губах.
— Рим, — шепчу я в ответ, поглаживая его лопатки, пока он покачивает своими стройными, спортивными бедрами.
Я так близко. Как и он сам. Я чувствую это по тому, как напрягается его тело, и лицо преображается в благоговении, когда он поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.
Мы встречаемся взглядами.
Бедра двигаются.
Тела потеют.
Это фантастическое ощущение, все, о чем я когда-либо мечтала.
— Бл*дь, — выдыхает Рим, напряженно и сексуально.
И точно так же, ракета наслаждения взлетает вверх по моему позвоночнику, ударяя меня с такой силой, что мои глаза закрываются, спина выгибается дугой, и все внутри меня словно горит, когда мной овладевает оргазм.
— Господи Иисусе. — Его бедра двигаются сильнее, его губы прижимаются к моим, и он безжалостно целует меня, пока не замирает и не стонет в мой рот.
Я чувствую, как он пульсирует во мне, его оргазм охватывает меня, его тяжелое дыхание поглощает меня.
Рим Блэкберн адски горячий, особенно когда кончает, а он кончает сильно.
Сделав глубокий вдох, он падает на меня сверху, а затем делает самую удивительную вещь. Приподнявшись на локтях, он обхватывает мое лицо ладонями и поглаживает щеки большими пальцами, а затем очень нежно покрывает мое лицо легкими поцелуями. Они неторопливы, дарят уверенность в том, что он здесь, в моих объятиях, исполняя все мои фантазии.
И это, скорее всего, будет моим концом, потому что никто другой не видел этого Рима, кроме меня.
Чувственный, милый и любящий. Пылкий.
Я вздыхаю, уткнувшись в матрас, мое сердце бьется со скоростью мили в минуту. Я не собираюсь этого говорить, но…
Мне кажется, я влюбляюсь в него.